Когда заехали во двор и стали разгружаться, он выговаривал Федьке:
– А ты. пацан, не лезь поперед батька в пекло. Я б с неё рубль за ворота эти содрал. Понял?
Федька молчал.
– Я тебя спрашиваю, понял?
– А ты мне, дядя Гриша, не начальник. Понял?
– Смотри, сопля китайская, по жопе получить хочешь?
– Своих у тебя пятеро, вот их и лупи почём хочешь. А меня тронешь, вот топор в инструменте.
– Смотри какой умный стал, – только и мог возразить Гришка.
– Да, умный, а что, это плохо.
– Хорошо, хорошо, только работай быстрее.
Федька и так уже взмок. За каждой шифериной он залазил на кузов, один край подавал Гришке, а потом спрыгивал на землю, брался за второй и они вместе клали его в стопку.
Минут через тридцать появились Дзюба и Алисов.
– Мы думали, что вы уже разгрузили, а вы ещё и половины дела не сделали, – ехидно заявил Алисов.
– Вот и заканчивай быстро, если ты такой шустрый, – ответил
Гришка с такой же интонацией и отошёл в сторону.
Втроём быстро разгрузили машину и, когда она уехала, притупили к осмотру объекта.
Все трое по приставной лестнице полезли на чердак и стали осматривать стропильную систему. В одном месте нужно было заменить мауэрлат – брус, лежащий на стене, на который упираются стропила. В этом месте прохудилось кровельное железо, дерево подмокало и сгнило.
Сгнили также три стропильных конца и несколько досок настила. Работа была рядовая, всего дня на два с половиной – три, но слезши на землю, Алисов стал выговаривать хозяйке:
– Ну, бабуля, и влопались мы в работёнку!
– А что?
– Там столько работы, что и за неделю не управимся, а нам всего три дня дали, за них и заплатят.
– Я отблагодарю вас, сынки. Вы же постарайтесь.
– Постараемся, бабуля, постараемся. Нам только, чтоб обед был, а вечером магарыч.
– Обед я уже вам приготовила, а магарыч будет по окончанию.
– Чего так? -удивился Петро.
– У нас дома ни белую ни красное не пьют. И ваш начальник нас предупредил, чтобы никакой водки.
– Пусть тот начальник помахает целый день топором и молотком, да потягает шифер на крышу, да на холоде помёрзнет.
– Сейчас лето, сынок, квасок холодный у меня есть.
– Эх, бабуля…,- хотел ещё что-то сказать Алисов, но его оборвал
Дзюба:
– Ладно базарить. Пошли работать..
На чердаке стоял затхлый запах, а солнце нагрело кровлю до такой степени, что, казалось, что они попали в духовку.
– Надо скорее сорвать кровлю, хотя бы местами, чтоб продувало, а то мы поджаримся, предложил Алисов.
– А если дождь пойдёт? Помнишь, какой скандал был, когда Крячко оставил на ночь раскрытой кровлю, и у хозяев даже мебель намокла.
Сдерём железо в том месте, где будем менять стропила, и то полегчает. Федька, бери гвоздодёр и сдирай железо вот отсюда до сюда. А мы займёмся стропилами.
Федька полез за инструментом, взял его и вылез на крышу. Раздался противный скрежет от выдираемых гвоздей и сразу же Федькин крик:
– Ой, я жопу об горячее железо обжог!
– А яйца не сварил? -засмеялись мужики.
– Та вроде нет, – чуть не плача ответил Федька..
– Пойди попроси у бабки старое рядно, подстелишь и сядешь на него.
Федька принёс самодельный, плетёный круглый половик и приступил отрывать кровельное железо. Время приближалось к обеду, хозяйка вынесла из дому кастрюлю с борщом и поставила её на столик под развесистой шелковицей, закрывающей своей кроной полдвора. Запах поджаренного сала, положенного в борщ достал и до крыши. У мужиков потекли слюни, заурчало в животе, и Алисов предложил:
– Всё, Бугор, кончай ночевать, пошли руки мыть.
– Да вроде рановато, – сказал Дзюба.
Но запах борща так наркотически кружил голову, что ждать ещё пятнадцать минут не хватало сил.
Алисов увидел, что маятник желания бригадира качнулся в сторону его предложения и крикнул:
– Федька, слазь с крыши и пошли руки мыть.
Но Федька и сам понял, что надо заканчивать работу.
– Иду, иду! – отозвался он.
Борщ обжигал рот, но оказался настолько вкусен, что невозможно было остановиться и подождать пока он остынет. На столе лежал чеснок и хлеб с неповторимым вкусом – "Украинская паляница", который пекли по специальному рецепту только на одном хлебозаводе, и все командировочные везли его домой, как лучший подарок семье, издавал сильный аромат, имел хрустящую корочку. Ели шумно чавкая, а когда немного насытились, хозяйка спросила:
– Ну и як, хлопци, борщ?
– Ой, не пытайте, – перешёл в тон бабке, на украинский, Алисов, – выщий смак, сто грамив бы до нёго.
– А це вже, хлопци, пробачтэ. Що пыты будете, квас, чи чай.
– Какой, бабуля чай, в такую жару? – заявил Алисов.
– А мне чай, и погорячее и погуще, – сказал Дзюба, – внутренний жар выгоняет наружный.
Он за время своих отсидок, так приобщился к чаю, а вернее к чефиру, густому напитку в пропорции один к одному – пачка чая на стакан кипятка, что никаких других напитков, кроме спиртных, конечно, не пил.
Едоки разморились от горячей пиши, поблагодарили бабку и закурили. Воздух запах дешёвой "Примой". Федька, вчера допоздна гулявший, лёг на землю под соседней грушей и сразу уснул. Ему приснился сон с голубями, кошками и ещё с чем-то интересным. Но досмотреть ему не дали.
– Вставай – просыпайся рабочий народ, штаны одевай и ступай на завод, – услышал Федька, такой противный голос Алисова, что хотелось послать его, но вспомнив о его старшинстве, открыл глаза.
– Сейчас, сейчас.
– Иди заканчивай свою работу, а мы будем стропила тесать.
Работать не хотелось, Федька сладко потянулся и полез на крышу.
Мауэрлат уже сняли и обнажилась кирпичная кладка стены. Федька наступил на ближайший кирпич, но он выпал из стены, нога провалилась на чердак, и Федька упал бы, но успел ухватиться за ближайшую доску.
– Фу ты, чёрт, – и оглянулся, чтобы увидеть, что послужило его неустойчивости.
Он увидел выпавший кирпич, а на стене, в выемке, какую-то грязную, когда-то промасленную тряпку а в ней, наверное, что-то завёрнутое.. Он потянул за неё, но она не поддавалась. Федька взял гвоздодёр и подковырнул свёрток снизу. Он почувствовал, что внутри находится твёрдый предмет. Развернув тряпку, Федька увидел квадратную жестяную коробочку, на которой изображалась сине – белая сетка и две большие, наложенные друг на друга буквы ТЖ. Федька тряхнул коробочку и в ней что-то глухо стукнуло. Рассмотрев как лучше открыть коробочку, которая была на петле, он потянул с противоположной стороны. Скрипнув, коробочка открылась и Федька увидел бархатку. Развернув её и увидел там четыре монеты. На верхней он успел разглядеть герб с двуглавым орлом и услышал окрик:
– Федька, ты уснул там, что ли? Почему не работаешь?
Федька высунул голову из чердака. Алисов, раздетый до пояса, стоял с топором в руках и тыльной стороной ладони вытирал со лба пот, а Дзюба, нагнувшись, обтёсывал бревно.
– Дядя Петя, лезьте сюда
– Чего это вдруг?
– Я Вам что-то покажу, – приглушённым голосом не то крича, не то громко шепча, сказал Федька и заговорчески поманил пальцем.
– Кино, что ли? – лениво спросил Алисов.
– Ага, кино.
– Вот Бог послал мороку на мою голову, – пробурчал Петро и нехотя стал подниматься на чердак.
– Ну, чего тебе?, – спросил Петро, стоя на лестнице и заглядывая внутрь чердака.
– А вот посмотрите, – Федька показал Алисову монету.
Алисов быстро поднялся по лестнице, залез на чердак и взял монету из Федькиных рук и стал её рассматривать.
– Чего вы там затихли? – крикнул снизу Дзюба.
– Гуляй сюда, Николай, – ответил Петро.
Дзюба стал подниматься по лестнице, залез на чердак и принялся рассматривать монеты.