Понимая,чтопричинойлюдского
возбуждения являетсяон, подсудимыйдержался гоголем,шибко жестикулируя,
рассказывал что-то бабенкам, уловив момент, подошел к пострадавшему, хлопнул
его по плечупо раненому ипоинтересовался здоровьем. Венька Фомин знал от
Арины -- человекчуть не умер, напенсиюугодил --и,царапаязатылок,
хохотнул, лучше б, мол,было, если б Сошнинткнул вилами его -- получал бы
пенсиютоварищФомин,гужевалсявсвоеудовольствие,аСошнинимай
преступников да имай.
--Вопше, извини! -- посерьезнев, заключилВенька Фомин. --Не знал,
што ты здешный. Здешных мужиков я берегу. Их мало.
Вовремя суда ВенькаФомин был деловит, ревнивоследил за тем,чтоб
процесс шелповсемправилам, поправлял судью, заседателей,обвинителя и
адвоката,если оничто-топроцессу-альноенарушалиили говорили не по
уложению и кодексу. Уяснив, что Венька Фомин на практике постиг сложное дело
судопроизводства, народ уважительно его слушал --головаумная у человека,
раз такую сложную науку превзошла, рассуждалибабы,да тольковотдураку
досталась.
Суд шел долго, канительно. Бабы-свидетельницы путали показания, которые
от бестолковости, которые по наущению Арины Тарыничевой, чтобВеньке Фомину
меньшедали.И разнессяуже слух, что присудятему тригода, пошлют "на
химию", потому как трудовых кадров нигде не хватает.
НоСошнин знал:ВенькуФоминазасудят набольшойсрок--третья
судимость,иподнахваталонстатей,однахлестчедругой,иотвалили
подсудимомудесятьлетстрогого режима. Онсразупротрезвел, заутирался
рукавом, мелко затряслась рубаханаего спине. Бабы завыли вголос. Когда
подсудимомупредоставилипоследнееслово, он слабомахнулрукой.Арина
Тарыничева, оттолкнув конвоира,сревомбросилась на шеюВенькеФомину.
Какой-то нездешнийгромилапьяно гудел: "Н-ниправельныйэкзамин!Фик-са!
Чалиться вакадемиичервонец? За что?Пришмотиллягавого? Их на нашвек
хватит. Н-ниправельный экзамин! Я не один задок имел, знаю, что за мокрятник
полагается. Кассацию пиши, кореш. Не поможет -- брызни!.."
Леонидвылезиз духотищипоссовета,ушел наберегреки, вредкий
соснячок,иоттуда видел, как увозилиВеньку Фомина. На ходу,в сутолоке
подконвойного успели "освежить" сердобольные бабенки,он обнимал зареванную
покорную Арину Тарыничеву.
-- Жди меня, и я вер-р-р-рнусь,всемчертямназло!--грозясвоим
костлявымкулаком,кричалвсельскиепространстваВенька Фомин. -- Все
ждите! Я, пала, покажу кой-кому, какрогасшибают! Я, пала, научу кой-кого
свободу любить...
Леонид пообедал у Паши Силаковой и, не побывав у тестя с тещей, уехал в
Хайловск напопутной,оттудав полупустой,дремнойэлектричке катилпо
роднымболотистым местам,смотрел в окно на давно привычные, такие мирные,
так прибранно зимой глядящиесяполя,деревушки, полустанки, путевые будки,
на редко и черно торчащие в белых болотах деревца, на голотелые осинники, на
пестрыеберезы,глядел, полностьюотдавшисьглубокойиужепостоянной
печали.
Нет,емунежалкобыло Веньку Фомина, ноиторжества онтоже
никакого неиспытывал, тем паче злого. Работав милиции вытравила изнего
жалостьк преступникам,этувселенскую,никемнепонятуюдоконцаи
необъяснимую русскую жалость, которая на веки вечные сохраняет в живой плоти
русского человека неугасимую жажду сострадания, стремления к добру,и в той
жеплоти, в "болезной" душе, вкаком-тозатемненномее закоулке, таилось
легковозбудимое, слепо вспыхивающее, разномысленное зло.
...Молодойпарень, недавнокончившийПТУ,пьяныйполезвженское
общежитиельнокомбината, бывшие тамв гостях кавалеры-"химики" непускали
молокососа. Завязалась драка. Парню набили морду и отправили домой, баиньки.
Онжерешилза это убитьпервого встречного. Первым встречнымоказалась
молодаяженщина-красавица,нашестоммесяцебеременности,суспехом
заканчивающая университет в Москве и на каникулы приехавшая в Вейск, к мужу.
Пэтэушник бросилее под насыпьжелезной дороги, долго, упорноразбивал ей
голову камнем.Еще когда он бросил женщину под насыпь и прыгнул следом, она
поняла, что он ееубьет, просила: "Не убивайте меня! Я еще молода, и у меня
скоро будет ребенок..." Это только разъярило убийцу.
Из тюрьмы молодчик послал одну-единственную весть -- письмо в областную
прокуратуру-- сжалобой наплохоепитание.На судевпоследнем слове
бубнил: "Явсе равно кого-нибудьубилбы. Что лия виноват, что попалась
такая хорошая женщина?.."
...Мамаипапа--книголюбы, недеточки,не молодяжки,обоимза
тридцать, заимели трехдетей, плохоих кормили, плохоза нимиследили, и
вдруг четвертыйпоявился. Оченьони пылко любилидруг друга, им и трое-то
детей мешали, четвертый же и вовсе ни кчему. И стали они оставлять ребенка
одного, а мальчик народился живучий,кричит дни и ноченьки, потом и кричать
перестал,толькопищал и клекал.Соседка по бараку невыдержала,решила
покормитьребенка кашей, залезла в окно,но кормитьужебылонекого--
ребенка доедали черви. Родители ребенка не где-нибудь, не на темном чердаке,
в читальномзале областнойбиблиотеки имени Ф. М. Достоевского скрывались,
именитогосамоговеличайшегогуманиста,которыйпровозгласил, дачто
провозгласил,прокричалнеистовымсловомна весьмир,что неприемлет
никакой революции, если в ней пострадает хоть один ребенок...
...Еще. Папа смамой поругались, подрались, мама убежала от папы, папа
ушел издома и загулял. Игуляйбы он,захлебнисьвином, проклятый,да
забылиродители домаребенка,которому небылои трех лет. Когдачерез
неделю взломалидверь,то засталиребенка,приевшего даже грязь из щелей
пола,научившегосяловить тараканов--он питалсяими. ВДомеребенка
мальчика выходили -- победили дистрофию, рахит, умственную отсталость, но до
сих пор немогутотучитьребенка отхватательных движений --он все еще
кого-то ловит.