Живого.
Еще через сутки он спросил, не открывая глаз:
-- Иде я?
--Идеявсетаже:побеждатьзло,утверждатьдобро.--Сквозь
заложенныеуши,через тугои плотно натянутые перепонки, все еще издалека
пробился к нему голос Лерки.
Он проморгался, осмотрелся. Прямо от жены, от Лерки,кнему,к мужу,
протянуты толстые провода! Они навеки крепко связаны.
К нему начал возвращаться юмор. Об семье! Самая это юморная нынче тема.
Потрубочкамсочилось что-тосветлое, каталось бусами круглыхпузырьков.
Провода выгляделивынутыми из мертвого тела жилами, но шарики встеклянных
трубочках катились весело и живо. Тоже хорошо. Просто так хорошо. Без юмора.
Это что же получается: как ему пришилиногу, так он отсюда и не уходил, что
ли? Или его вновь изуродовали?
А-а, Тугожилино.Телятник.Женщины.ВенькаФомин... "Да что жеэто
такое? Бьют и бьют. Калечат и калечат...Когда же этому конец будет?" Жалко
себя сделалось Леониду, вновь его на слезу повело. Онхотел отвернуться, да
невозможно --проводами опутан,держатониего,и силнету.Лерка, не
спавшая две ночи, увидев слезы на лице мужа, тоже закрыласьрукой, но слезы
просочились сквозь ее пальцы.
--Тыкогда-то сложишьудалуюголову!--ругаласьЛерка,хорошо
pyгалась. Слушал бы и слушал. Вообще все и всех слушал бы, на все ина всех
глядел бы и глядел -- такое этосчастье! -- В деревне, Богом, начальством и
людьми забытом углу, обезвредил преступника! У нас везде есть место подвигу,
да? Чуть не подох!
Он с трудомподнялруку, опустил ее на Леркино колено, вспомнилего,
крепенькое, круглое, высвеченное солнцем, там, в леспромхозовском общежитии,
давно-давно,вкакой-то жизни,вкаком-товеке. Передохнув, нащупалее
пальцы, попробовал сжать их.
-- Там, в том углу, тебя... дуру...
-- Встренул, -- подсказала она.
-- Аха!
-- И что же? Я встретил вас, и все былое в отжившем сердце ожило?..
-- Аха, ожило!
-- Ну, ты даешь! На ласки повело жестокого опера. Влирику бросило. --
Лерка отвернулась к окну, смаргивая слезы. -- И правда, птичка! -- удивилась
она. -- Ну, зорок, орел! Ну, приметлив! Ума бы еще маленько, и был бымужик
хоть куда!
-- Яитакчересчурумный,иот ума жить мнекак-то неловко,ум
большой, одежка тесная, рукава короткие, штаны до колен.
-- Врибольше!Умных наржавыевилынесажают.Умных,даеще и
писателей -- из пистолетов бьют.
-- Будь я в форме... Он за туриста-интеллигента меня принял... иконы да
прялки которыевышаривают... -- Подышал: некуда торопиться-то,а поболтать
такохота, давно сженой не болтал. --Интеллигенты что? Их должно резать
или стричь...
-- Нельзя тебе многошутить. Нашутки умственность и сила тратятся. У
тебя ни того, ни другого.
У
тебя ни того, ни другого...
-- Как я хочу жрать, старуха.
-- О-о! Вот это другой разговор.
Выкарабкался! И наэтот раз выкарабкался!На третийили на четвертый
деньпришла"подывыться"на родственника румяная,только ещеначинающая
полнеть поварихаиз больничной кухни--от нееперелили Сошнину кровь --
оказалась нужная ему группа.
Остановившись в отдалении, дивчина поздоровалась:
-- Здоровеньки булы! Ну, як воно, здоровячке, товарищу лейтенант?
Сошнинсделалневероятноенад собойусилие,чтобы нерасплакаться
снова, поманил дивчину к себе:
-- Подойдите.Подойдите поближе! -- сердце Сошнина сорвалось сместа:
"Да радитакихвот..." -- Здоровье мое...налаживается. --Он взялруку
поварихи ипоцеловал до жил измытые, выеденные крахмалом иуксусом пальцы,
пахнущие луком и еще чем-то родным,тети Лининым,тетиГраниным. Подкопив
силенок,он и в щеку поцеловал дивчину, втугую, румяную, чуть изветренную
щеку,чем окончательносмутил ее, и, чтобыразвеять смущение,указална
улыбающуюся сквозьслезы Лерку.-- Это мояжена! Без пережитков жена.Не
ревни- вая, потому как современная...
Полтора месяца в больнице,ещемесяц по больничному --иинвалидная
группа. Покана год. Что дальше? Конечно, горотдел большой, даи областное
управлениевнутреннихдел--предприятиеразнообразное,в каком-нибудь
закуткенайдутемутихую,неопасную работу, надоживание допенсиипо
старости. Но зачемонаему?Ктопобылнафронтеразведчиком, сказывал
Лавря-казак,плохо приживался вдругом месте, вдругихчастях. Тот,кто
поработал в уголовном розыске на оперативной работе, туго воспринимал тишину
и оседлость.
Показательныйсуд над Венькой Фоминым наметили было провести в деревне
Тугожилино.Отперли давно не действую- щийтугожилинскийклуб, но онтак
промерз и такие в нем были полуразвалившиеся печи, что решено было переехать
на центральную усадьбу, впочинковский поссовет. Дом культуры закрыт -- его
еще летом начали ремонтировать наезжие с Карпат шабашники и затянули работу.
Пока подсудимого возили да водилитуда-сюда,успелишустрыебабенки
"незаметно" переодеть Веньку Фомина в чистое, покушать ему спроворили и даже
выпить.ПодругаВенькиФомина,АринаТимофеевнаТарыничева,все обиды
простила ему, норовила быть поближе к "сердечному зазнобе", незаметно совала
в карман сигареты, спички, конфетчонки в замусоленных обертках.
Народу на суд навалиловидимо-невидимо!Со всехокрестныхдеревень,
одевшисьвпраздничное,ехалинавелосипедах,мотоциклах,гармошки
зазвучали, выпивохи объявились. Скучно и монотонно живущий по полуопустевшим
деревушкамлюдбылрадлюбомуслучаюсобратьсявместе,посудачить,
расспроситьдругдругаожитье-бытье.