"Сбеглиони споследних уроков",--
догадался дядя Паша, ноне осудил мальцов -- учиться имещедолго, может,
всю жизнь, весенняя же рыбалка -- праздничная пора, мелькнет -- не заметишь.
Большую в тот день драму пережили вместе с дядей Пашей отроки. Только-только
уселись парни подле удочек, как уодного из них взялась и сошла уже в лунке
крупная рыбина. Сошлау младшенького, он горькозаплакал. "Ничего, ничего,
парняга, -- напряженным шепотом утешал его дядяПаша, -- будет наша! Никуда
не денется! На тебе конфетку и ишшо крендель городской, с маком".
Дядя Паша всепредчувствовал и рассчитал: к полудню к мутной воде, где
кормитсяпланктономснеток и другаямелкаярыбешка,возеро еще дальше
протолкнетсярека,пронесет муть иподвалитна охотукрупный"хычник".
Отряды рыбаков, зверски бухающие пешнями, грохающиесапогами, оглашаю-щие
окрестностьматом, ее,пугливуюи чуткуюрыбу,не переносящую отборного
мата, отгонятв "нейтральнуюполосу", стало быть, сюда вот, гдевместес
отроками с самого раннего утра, не сказав --ни единого! -- бранного слова,
терпит и ждет ее дядя Паша.
Ирасчет его стратегический полностьюподтвердился,терпениеегои
скромность в выраженияхбыли вознаграждены: три судака весом по кило лежали
на льду искорбно глазели в небооловянными зрачками.Даеще--самые,
конечно, крупные, -- два судакасошли! Но кто радовал независтливоесердце
дяди Паши, так это малые рыбаки -- отрокиАнтони Санька. Они тоже достали
подвасудаканасвои утильные, из ружейного патронасклепанные блесны.
Младшенький кричал, смеялся,сноваи снова рассказывал о том, как клюнуло,
как он попер!.. Дядя Паша растроганно его поощрял: "Ну вот! А ты -- плакать?
В жизни завсегда так: то клюет, то не клюет..."
Тут и случилось такое, что в смятение ввело не только рыбаков, но почти
все приозерноенаселение,да и часть городаВейскасотряслогероическое
событие.
Снедаемыйсатаной, рыбацким ли диаволом,дядя Паша,чтоб нестучать
пешней,сдвинулся наребячьи лунки,просвер- ленные ледобуром.Итолько
опустил своюзнаменитую,подснеткаизлаженнуюблесну,как еепробным
толчком щипнуло, затем долбануло, да так, что он, уж какой опытный рыбак! --
едва удержал в руке удочку! Долбануло, надавило, повело в глыбь озерных вод.
Судачина на семь килограммов и пятьдесят семь граммов -- это было потом
с аптекарскойточностьювывешено, --застрял вузкойлунке. ДядяПаша,
плюхнувшись на брюхо, сунул руку в лунку и зажал рыбину под жабры. "Бей!" --
скомандовалонотрокам, мотаяголовойнапешню. Старший отрокпрыгнул,
схватил пешню, замахнулсяи замер: как "бей"?! Арука? И тогдазакаленный
фронтовик, бешено вращаяглазами, гаркнул: "А как навойне!" -- ибедовый
парнишка, заранее вспотев, начал раздалбливать лунку.
Скоро лунку прошило красными ниточками крови. "Вправо! Влево! В заступ!
В заступ бери! В заступ! Леску не обрежь...
.." -- командовал дядя Паша. Полная
лунка крови была, когда дядя Пашавынулизводы и бросил на лед уже вялое
тело рыбины. И тут же,взбрыкнув кореженными ревматизмом ногами,заплясал,
заоралдядяПаша, да скоро опомнилсяи, чакаязубами, отворилшарманку,
сунулребятамфлягусводкой,приказалрастиратьзанемелуюруку,
обезвреживать раны.
ДвадняподрядводвореУВД шладемонстрация,вцентрекоторой
перевязанный дядя Паша разводил руками, тряс, дергал, выводил, бросал, орал,
прыгал,пел. Сошнин,глядя навсе этов окошко,сожалел, что не владеет
камерой, -- это было бы величайшее кино!
Натретийденьначальник хозчастиотправил дядю Пашу всанупр, где
рыбакудали бюллетень с пометкой "бытовая травма", то есть не оплачиваемый.
Ну, тут уж всесотрудники поднялись взащитугероя,звонили всанупр, в
облздрав -- и добились справедливости: "бытовая" травма была переправ-лена
на "боевую".
Коммерческий отдел пересудили ипересажали разом. Тетя Лина травилась.
Ее спасли и после суда отправили в исправительно-трудовую колонию.Срокей
дали короткий, но муки позора тетка и Леня вместес нейпережилимного.
Сошнин уже учился в областной спецшколе УВД, тетка настояла: "Обмундирование
бесплатное,питание,доглядиработавзащитусправедливости..."Она
чувствовала -- догадался он потом, -- что ей несдобровать, и хотела устроить
дитятю попрочнее. ИзспецшколыСошнина чутьбылонепомели.Конторские
служащие,жителиседьмогои соседних домов,на глазах которых он рос, но
главное, однополчанинидруг отца Лавря-казак походатайствовализанего.
Лавря-казак подстригся, наодеколонился, почистил штиблеты, обрядился в новый
костюм,к борту коегоприцепил ордена Славы иеще два рядаорденов, и во
всемпараде двинул к начальнику областногоуправления внутренних дел,где
имел долгую беседу.
Потом Лавря-казак запрягсвою вернуюлошадку,иони вдвоем сЛеней
ездили "наторф" --попроведать тетюЛину. Она бухнулась на колениперед
боевымфронтовиком,иплемянникее, будущийстраж порядка,отвернулся,
глоталслезы и клялся про себя беспощадно бороться с преступностью, особо с
теми, кто совращает, сбивает с путиневинныхлюдей, калечитимсудьбыи
души.
Тетю Лину освободили поамнистии.Она поступила работать в химчистку,
прирабатываладомастиркойивсежалась поуглам,стараласьднемне
показываться на люди, говорила тихо, и когда умерла, тоЛене казалось: ив
домовине она старалась сжаться, прятала отлюдейглаза и руки,изъеденные
химикалиями и мылом, под ластами кружевной черной накидки.
ЕщедосмертитетиЛиныСошнинокончилспецшколу,поработалв
отдаленномХайловскомрайоне участковым, оттуда ипривез жену.Тетя Лина
успела маленько порадоваться Лениному устройству,понянчиласьс его дочкой
Светой, которую считала внучкой,и, когда стала умирать,все сожалела, что
не успела дотянуть внучкудо школы, не поставилаее на крепкие ноги, мало,
совсем мало помогла молодым.