Похоже, его действительно забавляло происходящее.
– Очень редко, – согласилась Бриони. – И могу сказать, что сейчас я знаю об убийствах больше, чем о булочных.
– Верно, – кивнул посол. – И какое бы удовольствие ни доставляла мне беседа с вами – а она доставляет мне огромное удовольствие, моя госпожа, – у нас есть более важные дела. Я предпочел бы задать вам один вопрос, а не впадать в длинные рассуждения или изображать возмущение. Итак: что, по-вашему, я выигрываю от смерти вашего брата?
Бриони пришлось стиснуть зубы, чтобы с губ не сорвался стон, который выдал бы вновь нахлынувшую скорбь. Совсем недавно Кендрик был жив. О, если бы вернуть вчерашний день, предотвратить трагические события и все изменить…
– Что бы вы выиграли? – переспросила она, пытаясь собраться с мыслями. – Не знаю…
Голос Бриони был не таким уверенным, как ей того хотелось. Авин Броун и остальные пристально наблюдали за разговором – как казалось принцессе, с недоверием. Они полагают, что раз гость привлекателен и красиво говорит, то девушка станет беспечной и доверчивой! От негодования у Бриони загорелись щеки.
– Давайте говорить откровенно, госпожа, – продолжал Давет. – Пришли страшные времена, и честность необходима нам всем. Мой господин Лудис Дракава держит вашего отца в плену, как бы мы это ни называли. Мы ожидаем либо огромного выкупа золотом, либо нечто куда более ценное: частью выкупа должны стать вы, прекрасная принцесса. – Его улыбка снова стала слегка насмешливой. Он смеется над ней? Или над самим собой? – С точки зрения Иеросоля, смерть вашего старшего брата усложняет положение и задерживает выплату выкупа. Король у нас, мы не причинили ему вреда. Для чего нам в таком случае убивать принца? Вы задаете мне вопросы по единственной причине: я чужой в этом замке… и не могу считаться вашим другом. О последнем обстоятельстве я очень сожалею. Совершенно искренне.
Бриони не позволяла себе расслабиться. Посол был слишком вкрадчивым, слишком проворным – наверное, она должна чувствовать себя перед ним, как мышь перед удавом. Но эту мышь не так легко смутить.
– Да, пожалуй, я спрашиваю именно потому, что вы чужак и не друг. А еще потому, что брата убили, по всей видимости, туанским оружием. Таким, какой висит у вас на поясе.
Давет посмотрел на свой кинжал.
– Я бы показал его вам, принцесса, и вы бы убедились, что на нем нет следов крови. Но ваш капитан гвардейцев накрепко привязал его к ножнам, прежде чем привести меня сюда.
Бриони перевела взгляд на Ферраса Вансена, который сначала избегал ее взгляда, а потом стал смотреть на принцессу, не отрывая глаз. Он встретился с ней глазами, покраснел и уставился в пол.
«Он что, сумасшедший?» – недоуменно подумала Бриони.
– Он предпочел бы забрать его совсем, – продолжил Давет, – но наши мужчины, достигшие совершеннолетия, никогда не расстаются с оружием. Разве только в постели.
Бриони покраснела – единственная из всех присутствующих.
– Вы очень много говорите, лорд Давет, но очень мало по существу, – сказала она. – Нож можно вымыть. А отмыть или изменить репутацию не так просто.
– Мы снова скрестили клинки, ваше высочество? – Глаза посла широко раскрылись. – Проверим боевые качества друг Друга? Нет, пожалуй, я не приму ваш вызов. Я чувствую: вы из тех воинов, что не обмениваются ударами, а сразу бьют в самое сердце. Что вам известно обо мне, принцесса?
– Больше, чем мне хотелось бы. Шасо рассказал нам о случившемся с его дочерью.
И на этот раз, к удивлению Бриони, на лице посла отразились вовсе не стыд или раздражение от того, что его поймали, а неподдельный гнев. Как у бога Перина, когда тот проснулся на горе Ксандос и обнаружил, что у него похитили молот.
– Значит, он рассказал…
– Да.
Ваша жестокость заставила ее уйти в храм, и там она умерла.
Теперь гнев Давета вылился в нечто еще более странное: в его глазах вспыхнуло пламя, напомнившее принцессе тот огонь, что озарял твердые, как камень, черты лица Шасо. Впрочем, это не удивительно – они же родственники.
– Да, она умерла. И он сказал, что я довел ее до смерти?
– Это правда?
На мгновение посол прикрыл глаза, и Бриони увидела, какие густые у него ресницы. Когда Давет поднял веки, взгляд его был прикован к Бриони.
– Правда бывает двойная, моя госпожа. Одна правда – я разрушил жизнь девушки из благородной семьи. А вторая состоит в том, что я любил бедняжку, а ее репутацию очернили безмозглые женщины, распространявшие во дворце сплетни. Ущерб от них был неизмеримо больше. Когда родной отец выгнал девушку из дома, я приютил ее. Мы стали близки, но она не смогла пережить, что родители отвергли ее и навсегда вычеркнули из своей жизни. Она надеялась – и это, на мой взгляд, было глупо, – что однажды они позовут ее обратно. Именно поэтому она и решила уйти в храм. Она там умерла? Да. От разбитого сердца? Да, возможно. Но кто разбил ее сердце?
Он тряхнул головой и впервые посмотрел вокруг – на аристократов Южного Предела, собравшихся в Тронном зале. Едва он отвернулся, Бриони почувствовала, что невольно подалась вперед.
– Кто разбил ее сердце? – еще раз спросил посол негромко, но страстно. Он обращался ко всем присутствующим. – Даже мудрейшие не дадут однозначного ответа на мой вопрос.
Бриони откинулась на спинку кресла. Она уже не была так уверена в своей правоте. Вельможи, особенно члены совета, смотрели на нее с подозрением. На сей раз она не винила их. Ведь на какое-то время ей показалось (должно быть, придворные это заметили), что в зале не осталось никого, кроме нее и темнокожего посла.
– Значит, вы обвиняете Шасо в смерти его собственной дочери? – спросила Бриони.
– Мудрые люди знают, что нет ни правых, ни виноватых, потому что правда изменчива, – пожал плечами Давет. – В таком веке мы живем.
– И вы не станете прямо отвечать на мой вопрос, поскольку в рассказанной вами истории вы вовсе не выглядите подлецом. Но если вы именно так относитесь к данному случаю – думаю, вы легко поверите, что Шасо убил моего брата.
– А разве он еще не признался? – Посол несколько удивился. – Мне говорили, он взял вину на себя. Я думал, вы спрашиваете меня об убийстве вашего брата лишь потому, что я соотечественник Шасо и мог быть его сообщником. Но уверяю вас… Каждый взрослый туанец знает, что Шасо всегда меня ненавидел. – Давет нахмурился. – Однако если он не признался в содеянном, это меняет дело. Я не буду считать его убийцей.
– Что? – Голос Бриони прозвучал гораздо громче, чем она того желала.
Гейлон Саммерфильдский посмотрел на нее с укором. Ей сразу же захотелось заковать герцога в кандалы или наказать еще более жестоко – королевы обычно так и поступали. Почему бы принцессе-регенту не последовать их примеру? У Давета множество недостатков, но он хотя бы не морщится, как старый слуга, когда она повышает голос.
Вы шутите? – спросила посла Бриони. – Вы же его ненавидите. Это слышно в каждом вашем слове, в каждом взгляде!
– Я не люблю его, – покачал головой посол. – Он считает меня виновником своего несчастья. А я считаю, что он нанес мне не меньший, а то и больший ущерб. Но моя неприязнь к нему не означает, что он убийца. Я не могу поверить, чтобы Шасо убил кого-то, тем более члена вашей семьи.
– Что вы имеете в виду?
– Всем известно, как Шасо чтит долг чести перед вашей семьей. Когда мой отец сражался с предыдущим автарком Парнадом Недремлющим, Шасо не приехал к нему на помощь – он не мог нарушить клятву, данную вашему отцу.