Она научила улыбаться, когда улыбаться не хотелось, трудиться, когда не веришь в успех, жить, когда не видишь смысла продолжать жизнь.
Даже когда я уже забыл ее, я все еще сохранял привычку делать то, во что не верил.
С самого начала был только хаос, об этом я уже говорил. Но иногда я проникал настолько близко к сердцевине беспорядка, что диву давался,
почему все вокруг не взрывается.
Стало принято все валить на войну. Но, скажу я вам, война ничуть не коснулась ни меня, ни моей жизни. В то время как остальные находили
теплые места, я перебивался с одного тощего заработка на другой, и все же чуть душа с телом не расставалась. Меня увольняли почти сразу, как
нанимали. Я обладал недюжинным умом, но внушал 32 недоверие. Куда бы я ни поступал - я сеял раздоры, и не по своей наивности, а потому, что
походил на прожектор, высвечивавший всяческую глупость и тщетность.
Кроме того, я не умел лизать жопу начальству как подобает. И это, несомненно, выделяло меня. Когда я спрашивал работу, по моему виду сразу
же определяли, что мне до лампочки, получу я ее или нет. И, разумеется, в основном я ее не получал.
Однако вскоре сами поиски работы стали для меня родом деятельности, забавой, так сказать. Я заходил и просил какой-никакой работы. Так я
убивал время, не хуже, насколько я понимаю, чем на самой работе. .Я был Себе хозяин, у меня оставалось свободное время, но, в отличие от других
хозяев, я располагал только собственным пепелищем и собственной несостоятельностью. Я не был ни корпорацией, ни трестом, ни государством, ни
федерацией, ни содружеством наций - скорее, я был похож на Господа Бога, если уж на то пошло.
Так продолжалось с середины войны вплоть до ... скажем так: одного прекрасного дня, когда меня захомутали. В конце концов настал день, когда
я отчаянно возжелал работы. Я нуждался в ней. Не имея ни одной минуты в запасе, я решил согласиться на самую распоследнюю работенку на свете, а
именно: курьера. Я вошел в отдел кадров одной телеграфной компании, назовем ее Телеграфной Компанией Северной Америки "Космодемоник" - вошел под
вечер, готовый на все. Я возвращался из публичной библиотеки с увесистыми томами по экономике и метафизике под мышкой. К моему великому
удивлению, в работе мне было отказано.
Тип, который меня отшил, оказался коротышкой у коммутатора. По-видимому, он принял меня за студента колледжа, хотя мое заявление ясно
говорило о том, что я давно завершил образование. В заявлении я даже снабдил себя степенью доктора философии Колумбийского университета.
Очевидно, это осталось незамеченным, или с подозрением воспринятым коротышкой, который меня отшил. Я рвал и метал, тем более, что впервые в
жизни действовал на полном серьезе. И не только: я проглотил собственную гордость, которая в некоторых - особых - случаях весьма велика. Жена,
как водится, одарила меня косым взглядом и усмешкой. "Ничего другого я и не ждала", - сказала она. Я пошел спать, раздумывая над этим, еще не
оправившись от жгучей обиды, заводясь все больше и больше бессонной ночью.
То, что у меня есть жена и ребенок, нуждающиеся в поддержке, не так уж меня беспокоило: ведь работу никогда не предлагают только потому, что
у вас иждивенцы - это я понимал очень хорошо. Нет, меня 33 мучило то, что они отвергли меня, Генри В. Миллера, образованного, эрудированного
человека, который просил самую распоследнюю работенку на свете.
Это меня прямо-таки разжигало. Я не мог от этого отделаться. Утром я вскочил чуть свет, побрился, облачился в лучший костюм и поспешил к
метро.
Утром я вскочил чуть свет, побрился, облачился в лучший костюм и поспешил к
метро. Я решительно направился к главному офису этой телеграфной компании, поднялся на двадцать пятый этаж или где-там президент с вице-
президентом устроили себе логова. И сказал, что хочу видеть президента. Естественно, президент или уже уехал, или был слишком занят, чтобы
беседовать со мной, но: может, вы поговорите с вице-президентом или, лучше, с его секретарем? Меня принял секретарь вице-президента, умный,
внимательный малый, и я высказал ему то, что накипело. И сделал это весьма искусно, не очень пылко, но в то же время дал понять, что меня не
так-то просто отшвырнуть в сторону.
Когда он поднял телефонную трубку и потребовал главного управляющего, я подумал, что это обычная проволочка, что меня собираются гонять по
инстанциям, пока я сам не отвалю. Но как только я услышал его слова, сразу изменил свое мнение. Когда я добрался до офиса главного управляющего,
в другом здании неподалеку, меня уже ждали. Я сел в удобное кожаное кресло и закурил предложенную большую сигару, того сорта, что придает
значительности. Казалось, этот субъект живо озаботился моим делом. Он попросил меня все рассказать, вплоть до мельчайших подробностей, и своими
большими волосатыми ушами старался уловить всю информацию, которая могла бы подтвердить версию, уже возникшую в его башке. Мне стало понятно,
что я случайно оказался орудием, способным услужить ему. И не мешал выуживать из меня то, что угодно его фантазии, ни на секунду не упуская из
виду, куда ветер дует.
По ходу разговора я заметил, что его расположение ко мне все растет и растет.
Наконец-то хоть кто-то проявлял ко мне некое участие! Чтобы оседлать своего конька, мне больше ничего не требовалось. Ведь, годами охотясь
за работой, я стал знатоком: изучил не только то, чего не следует говорить, но и то, как надо врать и намекать. Вскоре был вызван помощник
главного управляющего, чтобы выслушать мою историю. К этому времени я уже успел выстроить все как по-писаному. Я понял, что Хайми - "жиденок" -
как величал его главный управляющий - ничего не делает, считая себя менеджером персонала. Хайми узурпировал должность, это ясно, как день. Ясно
также, что Хайми еврей и что евреи не в чести у главного управляющего, как не в чести и у мистера Твил- 34 лингера, вице-президента, который в
свою очередь был словно кость в горле для главного управляющего.
Возможно, именно благодаря Хайми, "этому грязному жиденку", в курьерской службе оказалось высокое процентное содержание евреев. Возможно,
Хайми - один из тех, кто нанимал работников в отделе кадров - Закатном уголке, как они его прозвали.
А это, сообразил я, было великолепной возможностью для мистера Клэнси, главного управляющего, разделаться с неким мистером Бернсом, который,
как мне сообщили, проработал менеджером персонала без малого тридцать лет, а теперь не стесняясь отлынивает от дел.
Совещание длилось несколько часов. Ближе к концу мистер Клэнси отвел меня в сторонку и сообщил, что собирается сделать боссом меня. Однако
прежде чем поместить меня в контору, он как об одолжении просит меня поработать курьером специального назначения. Кроме того, это нечто вроде
ученичества, и не будет излишним. При сем я получу жалованье менеджера персонала, которое будет выдаваться по отдельному счету. Короче говоря, я
должен фланировать от одной конторы к другой и наблюдать без исключения за всем, что там происходит. И должен время от времени представлять
небольшой отчет о положении дел.