И так раззадорил ее, так довел, что не в силах она была отказать.
Да и нравился ей Наиль – сильный, наглый, нахальный, смелый.
Кстати, не поступил потом в Казанский университет на юридическое, денег у родителей не хватило. Вернулся, говорят в Богульму, пошел автомехаником на сервисную станцию "Лада-жигули"…
А Роза вот тоже – никуда не поступила.
Уехала на Москву.
Залегла в ванночку, вытянула ножки, погрузилась по самую шейку…
Ах, а как бы было бы хорошо разбогатеть!
А как она может разбогатеть?
Найти себе состоятельного мужчину – мусульманина?
Здесь на Москве много таких – и чеченцев, и татар.
И те, кто здесь давно, те уже не особо смотрят на всякие религиозные условности.
Это только бабушка Каримэ ей все нашептывала, мол надо мужу невинной девой достаться.
А кстати, бабушка Каримэ очень дружила с бабушкой Наиля и вообще со всей их семьей.
И все говорила Розе, выходи за Наиля, он хороший, и семья у них хорошая.
Ну…
И вышла бы за Наиля.
Жила бы с его родителями в частном доме без горячей воды, без ванной с туалетом на улице.
Вот счастье то!
А Роза теперь точно знала, что счастья без денег и без комфортной жизни – не бывает.
3.
Когда Ирма Вальберс была еще школьницей в старших классах, она по три раза в неделю ходила в бассейн.
Тогда, в те с одной стороны уже далекие, а с другой стороны еще и не столь стародавние времена, она ездила в бассейн на метро до Динамо, а оттуда на трамвае до ЦСКА, и ничего такого особенного для себя в этом не видела.
Ирма, кстати говоря, и в бассейн Москва, что на Кропоткинской – тоже ходила частенько.
А ведь теперь там, на месте бассейна – Храм Христа Спасителя.
Это она к чему вдруг вспомнила?
Да к тому, что теперь она плавала в бассейне каждый день.
По часу.
И никуда при этом ей ездить было уже не надо.
Потому что двадцатиметровый бассейн был теперь в доме ее нынешнего гражданского мужа.
Вот как жизнь изменилась.
А ведь и тогда, когда она была школьницей, ее семью по московским меркам никак нельзя было отнести к числу бедных. Наоборот, ее отец – Генрих Вальберс был высокопоставленным чиновником, работал в ЦК партии в отделе, находившемся в ведении Арвида Яновича Пельше.
Жили Вальберс в Москве, но в Латвии имели и Рижскую квартиру и домик на взморье, в районе Гарциемс.
Каждое лето юная москвичка Ирма Генриховна ездила в Ригу, где резвилась с соотечественницами на нежном песочке тонкого помола, омываемом волнами Рижского залива. Но всегда чувствовала себя москвичкой. На родном говорила через пень-колода, зная может всего пять десятков слов, "майза, да пиенс", как подшучивал над нею папа – член бюро республиканского ЦК.
Подрастающей Ирме, поступившей уже в университет (естественно, Московский – какой же еще!) было всегда приятно, что в Москве ее все воспринимали как немножечко иностранку. В этом был какой-то особенный ее шарм.
Но когда Латвия отделилась, когда там перестали почитать коммунистов, выяснилось, что ехать на иностранную родину ей с папой совершенно не след. Потому как папу местные новые латвийские власти вообще хотели теперь отдать чуть ли не под суд за так называемый коллоборционизм. Ирма пару раз ездила в Гарциемс, но от поездок этих только пришла в расстройство и теперь предпочитала ездить отдыхать на Мальдивы и в Тайланд.
Так вот…
К чему Ирма все это вспомнила?
А к тому, что даже во время папиной службы в ЦК партии на Старой площади, Ирма дома бассейна не имела, и в бассейн ездила на метро.
А теперь у ее гражданского мужа – члена правления Алекс-Груп и свой бассейн и такой выводок автомобилей, что Ирма вообще напрочь забыла, как внутри выглядит московское метро.
Ее теперь спроси – сколько стоит жетон? Или вообще – а есть ли в природе жетоны, или в метро пускают по магнитным карточкам? Ирма бы и не ответила.
Папу, кстати говоря, Игорь – так звали гражданского мужа Ирмы, папу Игорь взял к себе в банк советником в отдел внешних связей. У папы в Прибалтике такие обширные связи остались, что ими грех было не пользоваться! Генрих Карлович жил все в той же це-ковской сталинской квартире на Кутузовском проспекте, где и раньше. Только ездил теперь на работу не в черной "волге", а в темно-синей ауди с блатными номерами типа "флаг", за которые банк Игоря дал гаишникам такие деньги, на какие иной простой москвич из района Текстильщиков мог бы безбедно жить год, а то и два.
– Хорошо поплавала? – спросил Игорь, целуя жену.
– Отлично, – ответила Ирма, присаживаясь за стол – Как дела на телевидении? – поинтересовался Игорь.
Он вообще всегда живо интересовался ее делами. Так что зря говорят, будто финансисты это зачерствелые сухари без сердца в груди – Зарайский обещает, что осенью запустит мое новое шоу, а пока так, реклама и немного на радио "Москва-сити".
Она теперь иногда вдруг начинала говорить с сильным прибалтийским акцентом, хотя в школе и в университете всегда говорила на чистом московском диалекте с классическим его "аканием".
Так.
Послушалась совета директора программ одной эф-эм радиостанции, что в таком акценте будет особый имиджевый блеск, стала говорить, закашивая под прибалтку, да и стала потом привыкать. И вот теперь дома с мужем с акцентом говорить вдруг начала. Папа бы на это усмехнулся бы и сказал – "майза-пиенс"*.
Сноска – Майза и пиенс* – (maiza, piens) хлеб и молоко (лат) Звонил Зарайский.
Игорь умница и молодец.
Никогда – по крайней мере внешне, никогда не проявлял и тени какой-либо ревности.
Потому как настоящий, уверенный в себе мужчина не станет дергаться по поводу каких-либо сомнений относительно верности чувств своей жены.
Ирма это знала и позволяла мужчинам открыто звонить ей домой.
Тем более, что если Игорю было бы надо, он бы и ее мобильные номера прослушивал бы с легкостью.
Зарайский сказал, что надо бы подъехать в Останкино, перетереть кое чего и заодно засвидетельствовать главному.
– Я тебя могу подбросить до телевидения, – сказал Игорь, заканчивая завтрак.
– Не надо, я на своей доеду, тем более, что мне потом еще по Москве надо будет туда – сюда в пару мест.
Игорь даже не стал уточнять, что это за места, и к кому в гости она собирается после рандеву с Зарайским.
Совершенно не ревнует, – отметила про себя Ирма.
Они с Игорем познакомились пять лет назад, когда Ирма была на пике своей популярности с ее телешоу на Эн-Ти-Ви-Ар.
Познакомились на Балчуге.
Там пи-арщики Игоря организовали годовщину его Алекс-группы.
Ну, имениннику Игорю сам Бог велел пригласить на танец самую-самую интересную даму вечеринки.
На ней было красное платье от Кардэна, не прет-апортэ, как на некоторых, а оригинальное из Парижа, купленное ей ныне покойным Володей Мигуновым – продюсером ее шоу, потом после разгона правительством команды Эн-Ти-Ви-Ар, перешедшего на канал Норма-Ти-Ви и трагически погибшего год назад. Ирма очень-очень переживала потерю.
Но тогда…
Тогда в тот вечер она была изюминкой бала, а Игорь – был соответственно – принцем, который ну никак не мог миновать если не жестокого аргентинского танго, начавшего, благодаря Шварцнеггеру входить в столичную моду, как некогда вошел в нее ельцинский теннис, то уж обязательного топтания на месте обнявшись, что в студенческие времена они называли танцем-обжиманцем.
Гремел благородным мельхиором джазовый биг-бэнд.
Ее представили Игорю.
Как раз это был Володя Мигунов, кто подвел Ирму к Игорю.