Тот сказал ей пару дежурных комплиментов, де – видел вас по телевизору, восхищен и так далее, а она вдруг, посчитав, что в таком красивом платье ей многое в такой вечер дозволено, взяла пальчиками кисть Игоревой руки и потянула его танцевать.
С вечеринки они уехали вместе.
И вот уже пять лет.
Пять лет без двух месяцев.
Уже разогнали ту ее команду Эн-Ти-Ви-Ар и закрыли то ее шикарное телешоу. И нет уже ее продюсера Володи Мигунова. Но Ирму помнят. Не забыли и вот Зарайский уже нашел богатых спонсоров под новый проект.
Зарайскому конечно далеко до Володи Мигунова.
Но все же он пробивной.
С ним можно работать.
– Может мне вмешаться? – спросил Игорь, – я могу Гресину слово замолвить, у меня с ним на этой неделе как раз встреча намечена.
– Ну зачем главного нервировать? – усомнилась Ирма, – через министров на главного нажимать можно тогда, когда дело не идет, а у нас с Зарайским все на мази.
– Ну дай вам Бог, – вздохнув, сказал Игорь, – но ты сама говорила, что Дюрыгин ваш конкурент, и что ваш главный еще не решил.
– У Дюрыгина нет ведущей, – ответила Ирма, – такой ведущей как я, и вообще, хоть и велика Москва, а ведущих моего класса раз-два и обчелся и все уже при деле, кто на первом канале, кто на втором…
– Ну, расхвасталась, – махнул рукою Игорь.
Он уже уходил.
Внизу в холле его дожидались референт Юра Бронштейн и начальник охраны Дима.
– Так не поедешь со мной? – с лестницы крикнул Игорь.
– Нет, езжайте, я сама, – ответила Ирма.
4.
– Понимаешь, – заглядывая Агаше в глаза, говорил Дюрыгин, – на Москве ведущих с ядерно-атомной харизмой раз-два и обчелся. А без ведущей – ни одно самое распрекрасно задуманное шоу не покатит.
– Понимаю, – сглатывая слюну, кивала Агаша.
Но на самом деле она до конца не все понимала.
Не понимала главного.
Этот сказочно богатый из иного мира из иной цивилизации дяденька – он ее взял для чего?
Неужели не для того, чтобы трахать ее молоденькую, как это всегда было в том грязном мире, где она вертелась-крутилась свои девятнадцать с половиною лет.
Это непонимание – зачем и почему ее берут в иной блистательный мир – было сродни тому непониманию героев научно-фантастических романов, зачем пилоты летающих тарелок с марса и альфа-центавры похищают нас землян? Затем, чтобы вживлять в мозг электроды? Чтобы пить нашу кровь? Чтобы инплантировать в матку земной девушке свои эмбрионы? Чтобы забирать донорские органы – печень, мозг???
Агаша не верила и не понимала.
Или в другом порядке – не понимала и не верила.
Зачем он подобрал ее на городской помойке – этот блистательный небожитель?
Вот если бы ее позвал к себе в свою дорогую машину старый потный азербайджанец с полным ртом золотых зубов – тогда Агаше было бы понятно, чего от нее хотят.
А тут…
Но Дюрыгин терпеливо объяснял.
– Нету на Москве классных ведущих, это тебе понятно?
– Да.
– А Новые шоу делать надо?
– Надо…
– Но ведь телеведущие откуда-то ведь берутся, верно ведь?
– Верно.
– Так почему не попробовать сделать новую из тебя?
– Ну, я не знаю…
Дюрыгин глядел ей в глаза и она смущалась этого взгляда.
А про себя вдруг подумала, вспомнив булгаковского пса Шарикова, – ну, свезло мне, свезло…определенно бабка моя согрешила с водолазом… Зачем он взял именно меня? Вон у него какая красивая женщина с ним была, которой дурно в кафе сделалось… И фигура, и лицо, и вкус…
– Для начала я тебя прокатаю в массовках на тех программах, где смогу договориться с продюсерами, – сказал Дюрыгин, – надо, чтобы ты пообвыклась с камерой, светом, понимаешь?
– Понимаю, – кивала Агаша.
А недоверчивое девичье сердечко – противоречиво твердило – не понимаю, не понимаю.
Не понимаю зачем.
Зачем все это?
Если б он захотел ее оттрахать – сказал бы просто, мол давай, я так хочу.
И она бы пошла с ним.
Но он не предлагал.
Странно.
А чего в ней еще хорошего, кроме молодого тела? Чего в ней такого ценного еще, чтобы с ней возиться?
Но Дюрыгин не объяснял всего до конца, потому как сам во-первых еще сомневался, а во-вторых не хотел смазать, сглазить, сбить самой Агаше прицел. Она не должна знать, что она Элиза Дулитл, а он ее Пигмалион.
Иначе – она не сможет.
Глава 5
1
– Наглость – второе счастье, – поговаривала бабушка Джона.
А что есть наглость?
И что такое талант?
Один умный мужчина с которым Джону как то довелось вместе отбывать на предварительном, говорил, что талантливость в русском понимании этого свойства личности это и есть наглость Мужчину того звали Валерием Сергеевичем, вообще он был бухгалтером, но книжек очень много читал. Так вот Валерий Сергеевич говорил Джону, что еще классик в Х1Х веке писал, де – талантливость вообще присуща русскому человеку, что и отличает его от прочих, и от европейских народов в частности.
Талантливость русского человека состоит в его необремененном знаниями бесстрашии перед любыми задачами. Прикажут быть акушорами – будем акушорами, говорил театральный критик Кукольник. Но хоть и говорил он это несколько по иному поводу, мол мы-русские за все горазды браться по велению высокого начальства. Но в главном и Кукольник был прав. Обремененные знаниями академики Иоффе и Ландау с Семеновым и Капицей – не брались за создание атомной бомбы. Скромничали. А необремененный никакими знаниями по физике Лаврентий Берия – взялся. И сделал.
Вобщем, рассуждал Валерий Сергеевич, наглость, самоуверенное хамство по отношению к всеобщему духу сомнения, присущему людям образованным и культурным – это и есть талантливость.
Браться за любое дело.
Авось – выйдет.
Но ведь и получалось.
Особенно в русском бизнесе конца ХХ века.
Сколько откровенно отмороженных полу-грамотных дураков тогда разбогатело.
Вот и в культуре и искусстве.
Наглость, уверенное высокомерное ощущение собственного превосходства над скромными и неуверенными в себе, рефлексирующими интеллигентиками.
И Джон так понимал эти слова в применении к себе, что в его деле – главное – это уверенно убеждать всех коллег и партнеров, что ему – не закончившему ВУЗа Джону Петрову известно нечто такое, что неизвестно им – пусть и закончившим по два факультета, но лишенным некоего неуловимого флюида талантливости.
А в этом надо убеждать.
В этом необходимо убеждать, что ты талантлив.
И здесь без наглой смелости не обойтись.
Прочь скромность и неуверенность. Они – качества умных и неудачливых.
А Джон хочет быть удачливым.
А поэтому, иного пути, как убеждать всех в своей талантливости у него нет.
То есть…
То есть убеждать всех, что у него есть наглость.
А кроме нее – ничего.
Пустота.
А отсюда Джон и делал напрашивающийся сам собою вывод, что все вокруг дураки.
Образованные дураки. И ими можно манипулировать. Только смелости надо чуть-чуть.
***
Розу Набиуллину Джон встретил год назад.
На какой-то паомоечной дешевой вечеринке, куда заехал совершенно случайно, чтобы увидеть одного нужного ему человечка, занимавшегося криминальным автобизнесом.
Такие помоечные вечеринки с дешевыми девчонками как раз были и по деньгам и по вкусу того молодого угонщика, с которым связался Джон по поводу его тоже не слишком чистой тогдашней машины.
Розу он отметил сразу.
Стильная.
Причем не специально и не деланно-стильная, а такая от природы.
Тонкая, изящная.
Джон быстро переговорил о делах с тем угонщиком, вернее не угонщиком, а продавцом-перекупщиком. У Джона проблема была с его тогдашней "тойотой" – купил, а как решил продавать, в милиции выяснилось, что машина с перебитыми номерами на двигателе.