Надо было как-то решать вопрос, а то и не денег и ни машины у Джона не оставалось, потому как милиция номера у Джона поснимала и документы забрала.
Ни покататься, ни продать. Вот Джон и прикатил туда на ту вечеринку в клуб "Ехал Грека".
Там и Розу увидал.
Оттуда ее и увез.
Правда, увозя едва сам ноги унес, потому как на Розу уже несколько охотников на вечеринке было – целая очередь выстроилась.
Но Джону всегда в таких делах везло.
Он всегда умел тонко себя повести и в самый подходящий момент незаметно выскользнуть.
С Розой они протрахались целых двое суток.
Двое суток из его съемной квартирки на Филях не выходили.
Даже еду с выпивкой и те по телефону "бесплатная доставка пиццы от Папа-Джонс" заказывали.
Наговорил ей тогда, наобещал.
С три короба.
Но Роза то далеко не дура, все делила на четыре. А может и на все шесть.
Но жаль, тогда, год назад у Джона не все складывалось с его телевизионными проектами, поэтому пристроить Розочку туда, куда обещал, когда в очередной раз домогался ее нежной и горячей близости – у Джона не выгорело, не получилось.
Они тем не менее держали друг-дружку в поле зрения, не терялись на Москве.
У нее, естественно, были и еще какие-то покровители и взрослые друзья, но вот теперь, теперь настал момент.
Момент, когда флюиды талантливости Джона вполне завязались в некую плодотворную завязь, и когда ему – талантливому наглецу – понадобилась храбрая помощница.
У нее и имя было такое подходящее – Роза.
А он – а он, "кинжал" что ли?
***
Роза и кинжал.
Красота татарской Розы и острый кинжальный ум Джона Малковича.
– У нас с тобой обязательно все получится, – весело сказал Джон, открывая Розе дверцу машины.
Дверцу машины Джон открывал двумя способами. Когда у него были достойные зрители, когда, к примеру, он подсаживал или высаживал даму возле подъезда, где стояли людишки, на которых он желал произвести впечатление либо своей эффектной дамой, либо черной машиной, либо жонтильными манерами, либо и тем и другим и третьим вместе взятыми, тогда он выскакивал из авто и обежав его по кругу, раскрывал перед девушкой дверцу.
А если зрителей не было, он в лучшем случае просто нагибался к правой двери, не выходя наружу и дергал за ручку, а то и предоставлял девушке самой дергать ручку снаружи.
Но сегодня Джон вышел из машины и не только церемонно усадил Розу спереди, но даже глазками многозначительно так сделал кверху и сказал, мол, погляди как что там на заднем сиденье для тебя?
А на заднем сиденье в упаковке из зеркального целлофана лежали семь ярко-красных розочек.
– Ух ты, растения! – почти в натуральном восхищении воскликнула Роза.
– Потому что ты сама как Розочка, – улыбаясь, сказал Джон Вообще, за год, изучив многие из Джоновых человеческих качеств, Роза могла теперь точно заключить, что если Джон подлизывается, значит ему надо что-то особенное и наверняка не физическая близость, которую от нее он и так, без подлизывания получал, сколько и когда хотел. Так уж между ними было заведено.
– Куда поедем? – поинтересовалась Роза.
– На свадьбу к одному персонажу, – ответил Джон, выруливая из кармана в поток машин.
– На свадьбу? На свадьбу это хорошо, – задумчиво сказала Роза, – и что мы там будем делать? – спросила она.
– Я поздравлять, а ты пить, танцевать и дарить ласками одного человека, – сказал Джон.
– Как это? – удивилась Роза.
– А так, что я тебя везу ему в подарок.
2.
– Агаша, тебе надо будет взять несколько практических уроков у одного замечательного человека, – сказал Дюрыгин.
Агаша уже четко решила для себя, что если Дюрыгин что-то говорит, то значит именно так и надо делать. Потому что как маленькая собачка в собачьей семье, она безоговорочно приняла старшинство большой собаки – дяденьки Дюрыгина.
Она, кстати говоря и звать его теперь стала – дяденькой.
– Хорошо, дяденька, а кто этот человек и что за уроки?
– Тебе надо научиться элементам сценического мастерства, – сказал Дюрыгин, – ты должна научиться ходить перед публикой не со скованными зажатыми плечами, а свободно, расслабленно и раскрывшись, кроме того, ты должна научиться отчетливо и громко говорить. Пусть с провинциальным акцентом, но не шепелявить, не картавить, не заглатывать окончаний и суффиксов, говорить так, чтобы тебя понимали.
– А разве я говорю так, что меня не понимают? – удивилась Агаша – Это тебе только кажется, что ты умеешь говорить и ходить, а выпусти тебя на сцену или в студию перед камерами и мы тут же жидко опозоримся детской неожиданностью, как после огурцов с молоком.
Агаша хмыкнула.
– Ну уж и так!
– А я на телевидении и пробовать не стану, лучше сразу взять несколько практических уроков и сразу работать на успех.
– А кто уроки будет давать и где? – поинтересовалась Агаша.
– Уроки будет давать великий человек, Абрам Моисеевич Гурвицкий, доцент института культуры по кафедре сценического мастерства.
– Я буду учиться в институте культуры? – удивилась Агаша.
– Ничего подобного, – покачал головой Дюрыгин, – ты будешь работать с Абрамом Моисеевичем на свадьбах.
– Как работать? Кем?
– Тамадой, а вернее – помощницей тамады.
Дюрыгин сделал многозначительную паузу.
– Дело в том, что Абрам Моисеевич уже не молод и доцентом на кафедре уже давно не работает. У него теперь свой скромный бизнес, что-то вроде кооператива или маленького "о-о-о" или "че-пэ" под названием "Ваш праздник". Абрам Моисеевич организует свадебные торжества, сам работая тамадой, а два его сына – Лева и Юра работают там же свадебными фотографом и диск-жокеем, полный комплект.
– А я? – спросила Агаша.
– А ты десять свадеб будешь работать с Абрамом Моисеевичем, я уже договорился с ним и даже заплатил ему…
– Заплатили? – удивилась Агаша, – а я думала, что если я буду работать, то мне заплатят – Ты будешь учиться, ты будешь брать уроки, как говорить в микрофон, как держаться перед публикой, как расслабить плечи и не ходить аршин проглотивши или наоборот, сгорбившись, как старушка, научишься разминать губы, язык и гортань…
– А это зачем еще? – настороженно удивилась Агаша.
– Глупая, ты думаешь, что ты можешь отчетливо и красиво говорить, как говорят артисты? Ты ошибаешься. Это достигается только путем упражнений, которые тебе и покажет Абрам Моисеевич.
– Как скажете, дяденька, все сделаю.
– Вот и ладушки…
***
Первая свадьба была в кафе-стекляшке на улице Водянова.
По убогости заведения Агаша и без разъяснений поняла, что жениться здесь будут не дети банкиров и не дети депутатов Государственной Думы.
– Мы работаем для простых москвичей, деточка, – говорил Абрам Моисеевич, напутствуя Агашу, – мы и денег меньше берем за работу, чем скажем Трахтенбергер или Хазанович, но зато и хамства встречаем меньше.
– А эти тоже тамадами на свадьбах работают?
– А как же, деточка, еще как работают, только там ставки в сто раз выше чем у нас, – отвечал Абрам Моисеевич, – популярный ведущий вроде Пертосьяна за три часа работы тамадой где-нибудь в ресторане Прага на Арбате возьмет пять тысяч долларов в конверте – отдай и не греши.
– Кто же такие деньги платит? – удивилась Агаша.
– Конечно же не наши клиенты, не рабочие и не крестьяне, но ведь и у министров и у крупных банкиров тоже детки имеются, и для них ведь тоже свадьбы надо играть, правда ведь?
Абрам Моисеевич сперва Агаше не понравился.
Старый уже и совсем седой.
И какой-то при этом даже не то что старый, а старомодный, такой, каких теперь нет нигде.