Тут как раз по дороге есть одно местечко. Я подвезу вас, если хотите, а то есть еще бесплатный автомобиль.
Я бы предпочел идти пешком, но Джо настоял на своем и, погрузившись в его бьюик, мы поехали. Он хорошо знал город и устроил нам небольшую экскурсию по дороге в кафе. Пальмира была щедро наделена прекрасной зеленью; мельничный пруд был неподвижен, как лист кувшинки, и его спокойная гладь отсвечивала зеленью, как это и полагается мельничным прудам; грунтовые деревенские дороги, укрытые сплетающимися ветвями высоких изогнутых деревьев, и тихие окраинные улицы с витражами в окнах домов и овальными с розовыми стеклами входными дверями.
Будни бродячего пилота понемногу делали этот факт всё очевиднее... единственное место, где время движется вперед, — это города. К тому моменту, когда мы подъехали к придорожному кафе, мы получили хорошее представление о городе, чьим главным промышленным предприятием был литейный заводик, скрытый за деревьями, и о Джо Райте, оказавшемся добродушным добровольным управляющим аэропорта. Он подвез нас до двери и уехал, чтобы обзвонить остальных и организовать совещание.
— Не нравится мне это, Пол, — сказал я, когда мы сделали заказ. — Зачем нам все эти хлопоты, если ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет? Помни, мы люди свободные... летим куда хотим. Кроме этого городка, в округе еще восемь тысяч таких же.
Не надо судить поспешно, — ответил он. — Что плохого в том, что мы пойдем на это их совещание? Мы пойдем себе туда и будем хорошо себя вести, и они дадут добро. Тогда у нас не будет проблем, и все будут знать, что мы хорошие ребята.
Но если мы пойдем на это совещание, мы же унизим себя, как ты этого не понимаешь? Мы прилетели сюда, чтобы забраться подальше от всяких комиссий и совещаний и чтобы узнать, сможем ли мы отыскать здесь, в небольших городках, настоящих людей. Мы просто промасленные старые пилоты-бродяги, свободные в воздухе, летающие когда и куда нам заблагорассудится.
— Послушай, — сказал Пол. — Это ведь хорошее место, верно? — Нет, неверно. Слишком много здесь самолетов. — Зато близко от города, есть озера, есть люди, о'кей? — Ну... На этом мы закончили разговор, хотя я по-прежнему хотел улететь, а Пол по-прежнему хотел остаться. Стью сохранял нейтралитет, но, по-моему, он склонялся к тому, чтобы остаться.
Когда мы пешком вернулись к самолетам, мы обнаружили там несколько припаркованных машин и нескольких пальмирцев, заглядывающих в наши кабины. Стью развернул плакаты ЛЕТИ $3 ЛЕТИ, и мы приступили к работе. — Пальмира, вид с воздуха! Самый красивый городок в мире! Кто летит первым?
Я подошел к припаркованным автомобилям, когда зеваки, глазевшие на наши кабины, сказали, что им просто было любопытно. — Вы готовы полетать на самолете, сэр? — Хе-хе-хе-хе, — это был единственный услышанный мною ответ, и он совершенно ясно говорил: ты что, жулик несчастный, в самом деле считаешь меня таким дураком, чтобы взлететь на этой рухляди?
Характер этого смешка заставил меня замереть на месте и резко повернуть назад. До чего же сокрушительная разница между этим местом и остальными городишками, где нас принимали с таким радушием. Если мы занялись поиском настоящих, искренних жителей Америки, то нам немедленно надо уносить отсюда ноги.
— Не могли бы вы меня покатать? — Отважно направившийся ко мне из другой машины человек моментально изменил мое настроение. — С удовольствием, — сказал я. — Стъю! Пассажир! Поехали! Подбежал рысцой Стью и помог пассажиру устроиться в передней кабине, пока я пристегивался в задней. В своем маленьком кабинете со знакомой приборной панелью и всеми рычагами я чувствовал себя как дома и был в нем счастлив.
Стью принялся вручную заводить инерционный стартер с помощью ручки, время от времени принимаемой фермерами за «молочный сепаратор».
Напряженно вцепившись в ручку, поначалу медленно ее проворачивая, вкладывая тяжкое усилие в запуск стальной массы скрытого под капотом маховика, Стью по каплям отдавал чистую энергию своего сердца стартеру. Наконец, когда взвыл маховик стартера, Стью отскочил в сторону и крикнул: «Готово!» Я потянул рукоятку стартера, и пропеллер рывком пришел в движение.
Но вращался он всего десять секунд. Потом он замедлил вращение и остановился. Именно в этот один-единственный раз двигатель не завелся. В чем дело, — подумал я. Эта штуковина всегда запускалась; он никогда не глох на старте! Стью обалдело на меня уставился, недоумевая, как вся эта пытка ручного запуска могла уйти впустую.
Только я покачал головой, давая ему понять, что не знаю, почему двигатель не запустился, как обнаружил, в чем дело. Я просто не включил зажигание. Я настолько уютно чувствовал себя в кабине, что, по моему разумению, все ее рычаги и переключатели уже должны были действовать самостоятельно.
— Стью... а... мне очень неловко... но... я забыл включить зажигание извини, это была конечно глупость с моей стороны, крутани ее еще раз ладно? Он прикрыл глаза, призывая на меня все небесные кары, а когда это не подействовачо, собрался было швырнуть ручку мне в голову. Но, вовремя сдержавшись, он с видом христианского мученика снова воткнул ручку и принялся ее крутить.
— Извини ради Бога, Стью, — сказал я, снова удобно усаживаясь в кабине. — С меня пятьдесят центов за забывчивость. Он не ответил, у него не было сил разговаривать. Когда я второй раз потянул рукоятку стартера, мотор тут же взревел, а наш парашютист посмотрел на меня, словно на несчастное бестолковое животное в клетке.
Я быстренько покатил прочь и спустя минуту уже был в воздухе с моим пассажиром. Биплан сразу освоился с полетной схемой над Пальмирой с небольшим отклонением в сторону, чтобы взглянуть на озера, и с небольшим набором высоты, потому что к востоку от городка не было удобных площадок для аварийных посадок.
Полет занял ровно десять минут. На пробеге биплан на секунду завилял, пока я раздумывал о том, какая здесь замечательная травяная посадочная полоса. Очнись! — говорил он мне. Ни один взлет, ни одна посадка не похожи на остальные, ни один! И не забывай об этом! Тут же раскаявшись, я прекратил виляние, выжав педаль.
Когда мы заруливали на стоянку, Пол с пассажиром уже выруливал на своем Ласкомбе на старт. Я немного повеселел. Может, Пальмира не так уж безнадежна, в конце концов. Но на этом в тот день всё и закончилось. Зрители у нас были, не было только пассажиров. Стью взял деньги с моего пассажира и подошел к кабине.
— Ничего не могу с ними поделать, — прокричал он сквозь рев двигателя. — Если они остановятся и выйдут из машин, пассажиры у нас будут. Но если они останутся сидеть в машинах, тогда это только зрители и полеты их не интересуют.
Трудно было поверить, что могло съехаться столько машин и не было ни одного пассажира, но всё было именно так. Зрители были знакомы друг с другом, и вскоре между ними завязался оживленный разговор. А тут еще подъехали директора, чтобы самим определиться, что мы собой представляем.
Пол приземлился, зарулил на стоянку и, поскольку пассажиров больше не было, заглушил мотор. До нас донесся обрывок разговора: — ...он пролетел прямо над моим домом! — Да он над всеми домами пролетел. Пальмира не так уж велика. — ...кто вам сказал, что у нас сегодня совещание? — Моя жена. Кто-то ей позвонил и совершенно взбудоражил.