— ...кто вам сказал, что у нас сегодня совещание? — Моя жена. Кто-то ей позвонил и совершенно взбудоражил.
Подошел Джо Райт и представил нас кое-кому из директоров, и мы еще раз рассказали им нашу историю. Мне уже начинало надоедать это раздувание из мухи слона. Почему бы им сразу не сказать нам, желанные мы здесь гости или нет? Невелика забота — просто двое бродячих пилотов.
— У вас есть какой-нибудь график ваших шоу? — Никаких графиков нет. Мы летаем, когда захотим. — Ваши самолеты, разумеется, застрахованы; какова сумма страховки? — Страховой полис для наших самолетов — это наше умение летать, — сказал я и чуть было язвительно не добавил: парень. — Другой страховки нет, ни единого цента; никакого ущерба имуществу, никакой ответственности.
— Я хотел сказать, что страховка — это не снабженный подписями клочок бумаги. Страховка — это наши знания о небе, о ветре, это полный контакт с машинами, на которых мы летаем. Если бы мы не были уверены в себе или не знали своих самолетов, никакая подпись, никакие бы деньги в мире не обеспечили безопасность ни нам, ни нашим пассажирам. Но я просто сказал еще раз: — ...ни одного пенни страховки.
— Ну, — он озадаченно помолчал. — Нам не хотелось бы говорить, что вы здесь нежеланные гости... это всё-таки городской аэродром. Я усмехнулся в надежде, что Пол получил свой урок. — Где карты? — рявкнул я ему. Пока я гордо шествовал к биплану, он пытался меня успокоить.
Слушай. Уже почти стемнело, а они еще будут совещаться, и мы всё равно пока никуда не можем улететь, так что, мы могли бы здесь переночевать, а завтра с утра двинуться дальше. Парень, мы, бродячие пилоты, привязаны к этому месту не больше, чем к международному аэропорту имени Кеннеди. Мы...
— Нет, ты только послушай, — сказал он. — В ближайшее воскресенье они проводят воздушный утренник. Они уже пообещали, что Сессна-180 будет катать здесь пассажиров. Чуть раньше я слышал, как кто-то говорил, что 180-го не будет, так что у них некому будет возить пассажиров. А тут появились мы. Думаю, после этого своего совещания они захотят, чтобы мы остались. Они загнаны в угол, а мы можем им помочь.
— Как тебе не стыдно, Пол. К воскресенью мы будем уже в Индиане. До воскресенья целых четыре дня! И меньше всего на свете мне хочется выручать их с этим воздушным утренником. Говорю тебе, здесь нас ничто не удерживает! Всё, что им здесь нужно, — это современные самолеты с трехколесными шасси, которые можно водить как автомашины. А я хочу быть пилотом аэроплана, парень! И вообще, какая муха тебя укусила?
Я взял промасленную ветошь и принялся в темноте обтирать капот двигателя. Будь у биплана фары, я бы в ту же минуту улетел прочь. Спустя какое-то время совещание в конторе закончилось, и все сделались к нам добрыми и ласковыми. Я сразу же заподозрил неладное.
— Как, ребята, не могли бы вы остаться до воскресенья? — произнес чей-то голос из группы директоров. — У нас тут будет небольшой воздушный утренник, слетятся сотни самолетов, съедутся тысячи людей. Вы заработаете кучу денег. Я вынужден был рассмеяться. Вот что бывает, когда о тебе судят по твоей бродяжьей внешности. На какое-то мгновение мне даже стало жаль этих людей.
— Почему бы вам не переночевать сегодня в конторе, ребята? — сказал другой голос, а потом, чуть потише, своему соседу. — Мы проведем инвентаризацию стоящего там масла. Я не сразу уловил смысл последних, сказанных вполголоса слов, зато Пол тут же все понял.
— Ты слышал? — обалдело спросил он.
— Ты это слышал? — Думаю, да, А что? — Они собираются пересчитать канистры с маслом, прежде чем впускать нас в контору. Они пересчитают канистры с маслом! Я ответил тому, кто предлагал нам контору: — Нет, спасибо. Мы переночуем на воздухе.
В самом деле, мы с удовольствием предоставим вам контору для ночлега, — сказал тот же голос. — Нет уж, — сказал Пол. — Мы не будем спать спокойно рядом со всеми вашими канистрами масла. Да и вы вряд ли захотите доверить нам свое драгоценное масло. Я опять расхохотался в темноте. Хансен, наш горячий сторонник Пальмиры и ее жителей, теперь был в ярости от того, что они усомнились в его порядочности.
— Я оставляю незапертой в самолете фотоаппаратуру стоимостью в полторы тысячи долларов, когда мы уходим обедать, доверяя этим людишкам, а они думают, что мы украдем канистру масла! Стью спокойно стоял рядом, не говоря ни слова, только слушая. И только уже в полной темноте, за ужином в кафе, Пол успокоился окончательно.
— Мы пытаемся отыскать идеальный мир, — втолковывал он Джо Райту, имевшему достаточно смелости, чтобы составить нам компанию. — Все мы до сих пор жили в ином мире, в ожесточенном, дешевом мире, где единственное, что имеет значение, — это всемогущий бакс. Где люди даже не знают настоящей цены деньгам. Нам это всё надоело, и вот мы живем здесь, в нашем идеальном мире, где всё просто. За три доллара мы продаем то, что не имеет цены, и этим мы зарабатываем себе на еду и горючее, чтобы продолжать свою затею дальше.
Пол так увлекся разговором с этим пальмирцем, что начисто забыл о своем жареном цыпленке. Чего ради мы так обрабатываем Джо, зачем мы так старательно перед ним оправдываемся? — думал я. Разве мы не уверены в себе? А может, мы настолько уверены в себе, что хотим еще кого-нибудь обратить в свою веру?
Наши миссионерские усилия над Джо были, однако, напрасны, — по нему нельзя было сказать, что наши речи были для него чем-то новым или значительным.
Стью молча поглощал свой ужин. Я задумался над внутренним «я» этого паренька, — о чем он думал, что принимал близко к сердцу. Хотел бы я познакомиться с ним поближе, но сейчас он только слушал... слушал... не говоря ни слова, не внося ни одной своей мысли в клубящийся вокруг него водоворот идей. Ну что ж, — подумал я, — он хороший парашютист, и он думает. Трудно было требовать чего-то большего.
— Я отвезу вас обратно в контору, если хотите, — сказал Джо. — Спасибо, Джо, — сказал Пол. — Мы, конечно, воспользуемся вашим предложением, но ночевать в конторе не станем. Мы переночуем под крылом. Если кто-нибудь ошибется при подсчете канистр с маслом, а потом пересчитает их правильно, когда мы улетим отсюда, мы автоматически станем ворами. Так что для нас же лучше, если контора будет заперта, а мы переночуем под крылом.
Спустя полчаса биплан был огромной безмолвной конструкцией из черноты, возвышающейся над нашими спальными мешками, а над этой чернотой ярко сияла туманность Млечного Пути.
— Центр Галактики, — сказал я. — Что именно? — Млечный Путь. Это центр Галактики. — Глядя на него, должно быть, чувствуешь себя совсем маленьким, верно? — сказал Пол. — Бывало. Но сейчас уже не так. Наверно, я немного подрос. — Я пожевал травинку. — Как ты теперь думаешь? Заработаем мы здесь что-нибудь или нет? — Поживем — увидим.
—Я думаю, всё будет в порядке, — сказал я, оптимист под звездами. — Не могу представить, чтобы даже в этом городке никто не пришел взглянуть на старые самолеты. Я смотрел на Галактику, где мерцало созвездие Лебедя, словно огромный воздушный змей на звездном ветру.