Я смотрел на Галактику, где мерцало созвездие Лебедя, словно огромный воздушный змей на звездном ветру. Подо мной была мягкая трава, из ботинок получилась жесткая кожаная подушка.
— Утро вечера мудренее. Под крылом всё стихло, один лишь прохладный ветер низким голосом простонал в растяжках между крыльями биплана. Рассвет следующего дня был туманным, и я проснулся от гулкого стука капель тумана, падающих с верхнего крыла на тканевую обшивку нижнего. Стью уже не спал и бесшумно скатывал новый ветровой вымпел из двадцати ярдов жатой бумаги. Пол спал, натянув шляпу на глаза.
— Эй, Пол. Ты не спишь? Никакого ответа. — Эй, Пол! Ты еще спишь? — Мгм. — Он подвинулся на дюйм. — А, похоже, ты еще спишь. — Мгм. — Ну, валяй, спи дальше, мы пока летать не будем. — То есть как это? — спросил он. — Туман. Рука, выползшая из зеленого спального мешка, приподняла шляпу. — Угу. Туман. Это с озер. — Да. Часам к десяти рассеется. Ставлю пятак.
Ответа не было. Я попробовал слизнуть капли тумана, осевшие на стеблях травы, но для утоления жажды это не годилось. Я уложил поудобнее свои ботинки-подушки и попытался снова немного вздремнуть. В этот момент Пол внезапно проснулся.
— Ох! Моя рубашка промокла насквозь! С нее буквально течет вода! — Ох уж эти мне городские пилоты. Если бы я вздумал промочить свою рубашку насквозь, я бы разложил ее на крыле так, как это сделал ты. Тебе надо было запрятать рубашку в спальный мешок. Я выскользнул из своего мешка прямо в теплую, сухую и совершенно измятую рубашку, на которой я спал.
— Нет ничего лучше по утрам, чем славная сухая рубашка. — Ха-ха. Я снял чехлы с кабин и выгрузил из самолетов инструменты, банки с маслом, а из передней кабины — объявление ЛЕТИ $3 ЛЕТИ. Я протер лобовые стекла, несколько раз провернул пропеллер и вообще должным образом подготовился, в надежде на заполненный развлекательными полетами день. Туман начал подниматься.
Разделавшись с завтраком, Стью уселся на стул и вытянул ноги. — Попробуем дневной прыжок, посмотрим, что получится? — Как хочешь, — ответил Пол. — Спроси сначала лучше у командира. — И он кивнул на меня. — Это ещё что такое? Вечно я оказываюсь командиром! Никакой я не командир! Не командир! Хватит! Я ухожу в отставку!
Так что мы приняли коллективное решение, что хорошо было бы сделать дневной прыжок и посмотреть, не появится ли со временем кто-нибудь, чтобы полетать. — Не трать только времени на свободное падение, — сказал Пол, — всё равно никто тебя не увидит. Как насчет прыжка с трех тысяч?
Стью эту идею не принял. — Мне бы чуть побольше времени на стабилизацию. Три с половиной тысячи в самый раз. — Согласен, — сказал Пол. — Если ты не вытянешь кольца, Стью, или у тебя не раскроется парашют, — сказал я, — мы полетим себе дальше в другой город. — Думаю, мне это будет уже всё равно, — ответил он с редкой для него улыбкой.
К полудню мы уже были в воздухе, уходя строем в высоту небес. Стью с ветровым вымпелом в руке, глядя вниз, сидел в открытой по правому борту дверце самолета Пола. Забравшись на намеченную нами высоту прыжка, я отвалил в сторону, сделал несколько мёртвых петель и бочек, а затем вскарабкался на прежнюю высоту.
На улицах под нами не было ни души. Ласкомб выровнялся и взял курс на аэропорт, за борт нырнул ветровой вымпел, замедлил падение до скорости раскрытого парашюта и, вращаясь, устремился к земле. Летя по ветру, он упал в нескольких сотнях футов к западу от цели.
Далеко вверху, у меня над головой, Стью выбирал точку приземления с поправкой на ветер, чтобы не врезаться в провода или деревья.
Я перестал резвиться и начал описывать круги под маленьким спортивным самолетом, который к этому времени уже достиг прыжковой высоты. Развернувшись, Пол лег на прыжковый курс против ветра, и мы стали ждать. Ласкомб, монотонно гудя, полз со скоростью пешехода; только присмотревшись внимательно, я мог бы определить, что он вообще движется. И тут Стью Макферсон прыгнул.
Крошечной черной точкой стремительно понесшееся вниз, его тело развернулось влево, выровнялось, развернулось вправо, перекувырнулось. Я на секунду зажмурился от этой скорости. Спустя пару секунд это была уже не черная точка, а человек, мчащийся вниз подобно атакующему соколу.
Время остановилось. Наши самолеты застыли в воздухе. Ни звука, ни ветерка. Единственным движением была свистящая скорость человека, которого я в последний раз видел втискивающимся на маленькое правое сиденье Ласкомбя.. Теперь он мчался со скоростью, по меньшей мере, 150 миль в час к плоской неподвижной земле. В этой тишине я слышал, как он падает.
Стью всё еще находился выше меня, когда прижал обе руки к телу, затем снова развел их широко в стороны, и парашют длинной яркой ракетой заструился из его ранца. Это ничуть не замедлило его падения. Узенькая полоска парашюта просто повисла в воздухе, а человек по-прежнему стремительно падал. Затем резкая остановка. Парашют неожиданно резко раскрылся, опять сложился и раскрылся в нежную пушинку чертополоха, под которой всё еще над моей головой плыл человек.
Время сразу же снова повело свой отсчет, а Пол и я были двумя самолетами, снова шныряющими в небе, земля была круглой и теплой, и единственным звуком был рев ветра и мотора. И медленнее всех двигался купол, неторопливо дрейфующий вниз.
На высокой скорости промчался Пол на Ласкомбе, и мы кружили над раскрытым парашютом по обе стороны от нашего прыгуна. Он помахал рукой, закрутил волчком свой парашют и тяжело скользнул по ветру, который оказался сильнее, чем он рассчитывал. Он снова скользнул, изо всех сил подтягивая лямки и чуть не погасив купол с одной стороны.
Всё бесполезно. Мы оставались на высоте 500 футов, когда Стью тяжело рухнул в поле высокой ржи, граничившее с посадочной полосой. Оно казалось мягким, пока он не врезался в землю, вот тогда оно показалось по-настоящему жестким.
Я развернулся и спикировал, чтобы пройти низко над его головой, затем вслед за Полом пошел на посадку. Я подрулил к краю ржаного поля и выбрался из кабины, надеясь в любую минуту увидеть нашего прыгуна. А он всё не появлялся. Я оставил самолет и вошел в доходившие мне до плеча колосья. Рокот мотора позади меня доносился всё глуше.
— Стью! Ответа не было. Я попытался вспомнить, видел ли я, как он поднимался на ноги и махал рукой, что всё в порядке. И не мог. — Стью! Никакого ответа.
Глава 7.
НА ХОЛМАХ РАСКИНУЛОСЬ ржаное поле, и верхушки колосьев лежали плотным нетронутым ковром, укрывая всё, кроме деревьев у горизонта в четверти мили отсюда. Ах, чтоб тебя! Я должен был поточнее приметить место его падения. Где он там теперь? — Эй! Стью! — Здесь я...
Голос был довольно слабый. Я напролом двинулся через густые колосья на звук его голоса и неожиданно наткнулся на беззаботного прыгуна, занятого временной укладкой своего парашюта. — Парень, я уж было подумал, что мы тебя здесь потеряли. Ты в порядке? — Да, конечно. Удар был жестковат. Эти заросли выше, чем кажется с воздуха.
Странные наши слова и звучали как-то странно; рожь, словно губка, впитывала звуки. Рокота мотора я уже вообще не слышал, и если бы не оставленный мною, когда я пробирался сюда, след, я бы не имел представления, где он находится.