Слушай, а может, ты неправильно выбрал профессию, может, тебе в Гнесинку поступить, у меня там знакомый есть, тоже коньяк любит…
– Слезай давай, – перебил его грубый тролль. – Я что, всю ночь тебя нанялся на руках держать?!
– А разве тебе тяжело?! – удивился хоббит.
– Слезай давай, – повторил тролль. – А то сейчас как в стишке…
Паша быстро соскочил с рук подошедшего к нам тролля, но тут же снова повернулся к нему:
– А ты стихи читаешь? Любопытно послушать!..
– Да? – явственно ухмыльнулся Душегуб. – Слушай. Уронили Пашку на пол, оторвали Пашке лапу…
– Все равно его не брошу, потому что он хороший, – погладила мгновенно рассвирепевшего хоббита по шерстяной голове Машеус.
– Понял?! – зло сверкнул тот глазом в сторону ухмыляющегося тролля.
– Понял, пошли… – опять ухмыльнулся тролль и шагнул мимо сидящего меня в сторону невидимого с земли костра.
Паша спорить не стал, только громко вздохнул. Я с трудом поднялся на ноги, которые явственно подрагивали, и направился следом. Машеус тут же пристроилась рядом и негромко зашептала:
– Слушай, а что это за песня была? Я не разобрала, на каком она языке, но мелодия совершенно обалденная…
– Так это не песня была, – чуть улыбнувшись, не громко ответил я. – Это я так заклинание исполнял…
– Заклинание?! – шепотом изумилась Машеус. – То самое заклинание перехода?!
– Ну да…
Машеус немного помолчала, а потом огорченно прошептала:
– Значит, у нас ничего не получилось, – и тут же задала новый вопрос: – А с чего это ты решил свое заклинание попробовать именно здесь и именно сейчас?
– Хм… я, знаешь, и не думал его пробовать, а тем более совсем не собирался его… петь. Оно как‑то само по себе вырвалось… И само приняло форму песни…
– А как ты руками размахивал!.. – добавила Машеус. – Прям балерун из Большого… Жалко, что оно не сработало!..
Именно в этот момент позади нас вспыхнуло ярчайшее, слепяще‑белое, обжигающее сияние!
Лес мгновенно вынырнул из темноты каждым своим стволом, каждой веткой, каждой травинкой, оставаясь при этом угольно‑черным. И небо было темно‑темно‑синим с игольчато‑серебристыми шляпками звезд. А пространство между этими двумя чернотами заполнял белый, нестерпимо яркий свет.
Мы мгновенно обернулись и тут же зажмурились. Над деревом, по которому совсем недавно карабкался наш Паша, на высоте пары десятков метров, плавно вращаясь, висел большой сияющий бочонок. Именно он испускал этот не стерпимый свет. А в следующее мгновение он резко пошел вниз, одновременно теряя свою форму, стремительно расплываясь, накрывая своей расползающейся массой весь окружающий участок леса.
Мы, не сговариваясь, развернулись и бросились прочь из‑под накрывающего нас бушующего пламени, но оно настигло нас самым своим краем, обожгло, опрокинуло, покатило по траве…
Потом раздалось оглушающее «д‑бдум!»… и все кончилось!
Мы лежали в полной темноте, оглушенные, ослепшие, опаленные и одновременно совершенно промокшие. Под нами шипела остатками испаряющейся влаги теплая земля, а сверху на нас сыпались сорванные опаленные листья.
Потом послышался рыдающий голосок Машеуса:
– Ребята, вы где?.. Я ничего не вижу!..
– А я еще вдобавок ничего не слышу… – пропищал совсем уже тонким голоском Фродо, а затем трижды яростно сплюнул.
Тролль молча заворочался в траве, поднялся и принялся стряхивать с себя мусор, а я лежал тихо, не шевелясь и лихорадочно соображая, что же это я такого наворожил. Мне было радостно, что ребята пока еще не догадались о природе постигшего нас неожиданного солнечного удара, но они вполне могли, опомнившись, связать мои вокальные упражнения и последовавшую вслед за этим экологическую катастрофу.
Мне было радостно, что ребята пока еще не догадались о природе постигшего нас неожиданного солнечного удара, но они вполне могли, опомнившись, связать мои вокальные упражнения и последовавшую вслед за этим экологическую катастрофу. Надо было срочно придумывать, как отвечать на их грядущие вопросы.
Но отвечать мне не пришлось. Мои глаза по степенно приходили в себя после светового удара, но прежде чем я что‑либо увидел, меня удивило окружившее меня молчание. Мои разговорчивые друзья словно воды в рот набрали. Когда я начал понемногу различать окружавшие меня деревья и кусты, я удивился еще больше, так как увидел по разные стороны от себя три темные фигуры, которые стояли совершенно неподвижно, подняв головы вверх.
Я чисто машинально также задрал голову… надо мной раскинулось темно‑коричневое небо, усыпанное желтыми звездами!
Мы не пошли искать лагерь. Мы даже не послали Фродо еще раз на дерево поискать костер. Нам было ясно, что того костра нам не увидеть уже ни с какого дерева. Мы вообще решили не двигаться с места до рассвета.
Земля под нами была хорошо прогрета, так что, растянувшись на ней, мы прекрасно смогли заснуть, даже не разводя своего костра, хотя все необходимое у нас на этот раз с собой было. Единственное, что мы сделали, – это установили дежурство, так, на всякий случай. Поскольку я дежурил первый, мне удалось не только хорошенько подумать обо всем случившемся, прикинуть наши дальнейшие действия, но и неплохо выспаться.
Разбудил меня Па… прошу прощения, Фродо, визгливо заметивший, что чародей такого класса, как я, вполне может поспать и на ходу. Просто зачарует свои ноги, и пока те будут себе топать, все остальное тело сможет спокойно отдохнуть.
Однако, открыв глаза и увидев над собой разгорающийся рассветом оранжевый купол неба, я сразу понял, что прибегать к рекомендованным хоббитом чарам мне не придется.
Вскочив на ноги и оглядевшись, я удивился, насколько место, в котором мы оказались, отличалось от того, которое вчера накрыло потоком магического света.
Мы располагались на небольшой полянке, поросшей невысокой, густой и весьма жесткой травой и окруженной достаточно светлой дубовой рощей. Одним концом полянка сбегала вниз, к зарослям высоких и каких‑то жирных кустов, сквозь которые явно проблескивала вода. Противоположный, высокий край поляны упирался в наезженную колею узкой лесной дороги, выныривавшей в этом месте из леса и практически сразу же нырявшей обратно.
Из прибрежных кустов вынырнула Машеус и направилась к нам, вытирая маленьким мохнатым полотенцем шею. Увидев, что я пробудился, она помахала рукой и крикнула:
– Водичка – класс! Рекомендую умыться, сон сразу слетит.
Стоявший рядом Фродо недовольно поморщился:
– Начинаются эльфийские штучки!.. Умываться, зарядку делать… Глядишь, часа через два она снова начнет своей железкой размахивать и стрелы пулять…
– А ты что, умываться не будешь? – с улыбкой посмотрел я на него.
Фродо снова скривил рожу:
– Вообще‑то мы, люди богемы, так рано просыпаться не привыкли… А тем более так рано умываться…
Он, видимо, хотел что‑то добавить, но я его перебил:
– Тогда ходи с помятой харей, – и, оставив его в одиночестве, направился к заросшему берегу ручья.
Поравнявшись с Машеусом, я взглянул ей в лицо и замер. На меня с удлинившегося лица смотрели огромные зазеленевшие глаза, волосы ее стали раза в два длиннее и выцвели чуть ли не до совершенно белого цвета. Даже нос, достаточно курносый и широковатый, утончился и вытянулся, изобразив в то же время некий намек на благородную горбинку. Мне было трудно поверить, что, претерпев такие разительные перемены, можно было практически полностью сохранить свой прежний облик.