Мне было трудно поверить, что, претерпев такие разительные перемены, можно было практически полностью сохранить свой прежний облик.
Машеус, конечно, обратила внимание на мое удивление и, остановившись, грубовато поинтересовалась:
– Ну и что уставился?.. Давно не видел?..
– Давно… почти год… – неожиданно ответил я.
– Как это?.. – не поняла она.
– Да ты посмотрела бы на себя… Эльнорда!
Девчонка вздрогнула от услышанного знакомого имени и мгновенно выхватила из внутреннего кармана своей курточки довольно большое зеркальце. Уставившись в него, она с минуту разглядывала свое отражение, проводя кончиками пальцев левой руки по своим щекам, носу, бровям, а потом тихо и растерянно прошептала:
– Эльнорда!..
Потом она подняла на меня глаза и уже громче спросила:
– Но когда же это меня угораздило?.. Я когда проснулась, посмотрела в зеркало, все было нормально…
– Так оно и сейчас неплохо, – улыбнувшись, проговорил я.
– Когда, когда… – неожиданно раздалось рядом с нами бормотание незаметно подошедшего тролля. – Вот когда умывалась, тогда и угораздило… Я сам, как только умылся, сразу вспомнил, каким год назад был… Теперь бы не забыть, каким был вчера…
Мы, не сговариваясь, подняли голову и посмотрели, на спрятавшийся в кустах ручеек. Потом тролль поскреб лапой свою меховую башку и рыкнул:
– Надо этого маленького мохнонога в ручье искупать… Чтобы он свои актерские замашки бросил. А то он нам весь спектакль испоганит.
Эльнорда прыснула в кулак, а я задумчиво поскреб щеку:
– А вот мне как раз и не стоит в этом ручейке умываться…
– Это еще почему?! – удивилась эльфийка.
– Вот умоюсь, – начал рассуждать я, – и отрастет у меня опять седая бородища, длиннее, чем у Черномора.
– Ага, – тут же поддержал меня тролль, – и шляпа с сапогами…
– Что – шляпа с сапогами?.. – не поняла девчонка.
– Отрастут… – коротко пояснил тролль и потопал в сторону суетившегося на поляне хоббита.
Эльнорда тем временем принялась пристально меня рассматривать, а затем хмыкнула и заявила:
– Иди умывайся и ничего не бойся! Ничего у тебя не отрастет!
– Ты уверена? – переспросил я.
– Абсолютно! – отрезала она. – Не монтируется седая борода с твоей джинсой! Образ не тот…
Она еще раз внимательно меня оглядела с ног до головы и надменно бросила:
– А жаль!..
После этого заключения моя персона потеряла для эльфийки интерес, она развернулась, перекинула свое полотенце через плечо и потопала следом за удаляющимся троллем.
А я, слегка успокоенный уверенностью Эльнорды, направился к ручью.
Проломившись сквозь кусты, я вышел на песчаный берег ручья, присел над водой и заглянул нее. Ручеек был быстр и неглубок, как и все знакомые мне ручьи. На дне лежали чуть колышущиеся водоросли, между которыми стремительными серебристыми искорками мелькали меленькие рыбки. У противоположного берега из воды торчали две лягушачьи головы, подозрительно пучась на меня выкаченными глазищами. Ветра не было совершенно, но бегущая вода чуть рябилась, видимо, из‑за небольшой глубины.
Я несколько минут сидел так над ручьем, наслаждаясь его покоем и безмятежностью, и вдруг почувствовал неодолимое желание погрузить в него ладони и лицо. Не умыться, нет! Именно погрузить ладони и лицо так, чтобы не потревожить эту воду, эти водоросли, рыб и лягушек. «Давай… – подтолкнула меня странная нетерпеливая мысль, словно пришедшая в голову откуда‑то со стороны. – Давай делай как тебе хочется… И ты сольешься с этим Миром, станешь его частицей, поймешь и полюбишь его до конца… до донца…»
Я оторвал обе ладони от земли и плавно, стараясь не взбаламутить воды, опустил руки в ручей у самого берега.
– Давай делай как тебе хочется… И ты сольешься с этим Миром, станешь его частицей, поймешь и полюбишь его до конца… до донца…»
Я оторвал обе ладони от земли и плавно, стараясь не взбаламутить воды, опустил руки в ручей у самого берега. Они погрузились почти до локтя и коснулись плотного, чистого, почти белого песка. Затем, опершись на руки, я встал на колени, наклонился над самой водой, задержал дыхание и медленно опустил лицо в прохладную щекочущую струю. Несколько секунд я наслаждался омывающим мою кожу потоком, а потом осторожно открыл глаза.
На песок между моих ладоней падал преломленный водой оранжевый отблеск, и создаваемое им лихорадочное мельтешение светло‑темных полос и пятен, провалов и искр неожиданно напомнило мне бессистемное черно‑белое мелькание на первых и последних кадрах кинопленки.
«Что бы могла показать мне средняя часть этого оранжевого кино?..» – мелькнула в голове смешливая мысль. И в тот же момент эти мелькающие всполохи начали принимать какой‑то осмысленный вид, складываясь в странно знакомую картинку. Еще через секунду на меня уже смотрело бледное девичье лицо с огромными темными глазами в обрамлении темных же коротких волос. И на этом лице было написано такое отчаяние, что сердце у меня в груди остановилось. Мгновение эти отчаянные глаза вглядывались в мое лицо, а затем пухлые губы, обведенные тенью, дрогнули, и в моей голове прозвучало: «Опять ты мне снишься! Ну когда же ты вернешься?! Когда?!»
Потрясенный и испуганный, я оттолкнулся от песчаного дна ладонями и выдернулся из воды. Сердце бешено колотилось в груди, руки тряслись, да, видимо, и весь вид у меня был достаточно встрепанный, поскольку в ту же минуту рядышком со мной раздался удовлетворенный голос хоббита:
– Вот видишь, что с человеком умывание делает!.. Умылся и без малого что не заикается… Ты что же, Душегубушка, хочешь, чтобы я тоже ополоумел?!
Я быстро повернулся на голос. Рядом со мной на самом берегу ручья стоял тролль, задумчиво разглядывая мою скрюченную фигуру с мокрой головой и ошалевшими глазами. У него под мышкой индифферентно висел маленький, обхваченный поперек тулова хоббит и тоже заинтересованно меня разглядывал.
– Что это с тобой? – поинтересовался наконец Душегуб.
– Я… я Кину видел… – едва слышно выдохнул я.
– Где? – тут же встрепенулся Фродо и дрыгнул ногами так, что тролль едва смог его удержать. А хоббит, приставив ладошку козырьком ко лбу, при нялся пристально вглядываться в противоположный берег.
– Я… ее под водой видел… – несколько увереннее пояснил я.
– Утопла?! – горестно вздохнул хоббит.
– Ты мне надоел!.. – утробно проворчал Душегуб. – Ни слова не даешь сказать Серому без своих комментариев.
– Так оставь меня в покое! – тут же заверещал хоббит. – Можно подумать, это я тебя зажал под своей волосатой вонючей подмышкой!
Тролль в ответ на это явно незаслуженное оскорбление своей подмышки глухо гукнул, мгновенно перехватил Фродо за ноги и тут же опустил мохнатую головенку по самые плечи в ручей. Подержав ее под водой пару секунд, он выдернул свою жертву на воздух и удовлетворенно про ворчал:
– Ну вот, теперь от тебя не будет пахнуть вонючими подмышками.
Хоббит обиженно молчал. Паричок его намок, с головы в ручей бежала водичка. Тролль, видимо, слегка раскаиваясь в содеянном, быстро, но нежно перевернул Фродо и осторожно поставил его на ноги. Теперь вода побежала Фродо за воротник. Он бросил на тролля взгляд, полный горького упрека, а потом низко ему поклонился:
– Спасибо‑о‑о!..
– Не за что… – коротко буркнул в ответ Душегуб.
– Нет уж, большое спасибо‑о‑о! – снова протянул хоббит, и в его голосе появилась горькая ирония.