Бугемот так заподпрыгивал на скамейке, что она имела право развалиться в любой момент.
А трели милицейского свистка были всё ближе и ближе, всё громче и громче.
Бугемот и ЫХ-000 тряслись и тряслись. Только один успокоится – другого забьёт мелкой дрожью. Так можно было и мозги вытрясти! Поэтому агенты вцепились руками в скамейку, чтобы унять дрожь, сжали зубы и – замерли.
Кто-то сзади приближался к ним, ломая кусты и оглушительно свистя в милицейский свисток.
– Спартак… Динамо… Спартак… Динамо… – бормотал ЫХ-000, пытаясь вспомнить что-то очень важное. – Спартамо… динаспар… такдина… амоспар… так!.. так!
– Сосиски, сардельки! Сосиски, сардельки! – бормотал совершенно обескураженный Бугемот. – Сосельки! Сароски! Перю! Рюпо! Пюро! Пере! Пюре!
От страха они не слышали друг друга и не смотрели друг на друга.
– Граждане, граждане! – раздался сзади радостный голос. – Вы тут случайно шпиона не видели? Маленький такой, с пистолетом, в одних трусах чёрных, в руках майка жёлтая, а?
– Нет, нет, никакого шпиона мы не видели! – торопливо ответили шпионы.
На скамейку между ними села тётенька общественный контролёр Анна Дмитриевна. Она тяжело дышала и мелко тряслась – это оттого, что скамейка подпрыгивала.
– Чего-то вроде землетрясения, что ли? – удивилась Анна Дмитриевна. – Или меня от радости трясёт? Нюх-то у меня какой, а? Ловила безбилетного зайца, а чуть шпиона не поймала! Как он меня отпустить его уговаривал! А у меня на них нюх! Мальчишкой, подлец, переоделся! И лопочет совсем по-нашему! И ездит-то, как наши, зайцем! В майке у него пистолет был завёрнут. Вытащил он его, прямо мне в нос сунул и заорал человеческим голосом: «Руки вверх!»
Шпионы тихонько состонали, борясь с желанием поднять руки.
– Я ни разу в жизни живого-то шпиона и не видел, – заискивающим тоном произнёс Бугемот. – По-моему, их не бывает.
– Не бывает! – усмехнулась Анна Дмитриевна. – Как же это не бывает, когда он мне сам сказал, что он агент иностранной разведки крупной державы! В мальчишку переоделся и действует, враг такой!
– Мальчики часто играют в шпионов, – строго сказал ЫХ-000, – глупейшая, конечно, игра, но…
– Идиотская игра! – почти рявкнул Бугемот. – Запретить её надо!
– Это было бы очень, очень гуманным решением, – добавил ЫХ-000. – А то кому – игра, а кому – трёпка нервов.
– Шпион это, агент! – твёрдо проговорила Анна Дмитриевна и громко дунула в свой свисток. – Вот отдохну, отдышусь и поймаю. Хотел он меня запугать, думает, что мы, пенсионеры, народ трусливый. А мы, наоборот, храбрецы. Я вот себя полной сил почувствовала, когда меня с почётом на заслуженный отдых проводили. Аппетит у меня появился, мысли, желания всякие. И никого я не боюсь. Ни-и-и-ичегошеньки не боюсь я!.. Я бы и с Фантомасом справилась! Точно, точно!.. А чего это я трястись перестала?
И только тут тётенька общественный контролёр Анна Дмитриевна заметила, что сидит на скамейке одна. Она набрала в грудь побольше воздуха и засвистела в милицейский свисток размером больше обычного в четыре раза так, словно дула в боевую трубу.
КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ,
у которой тоже два названия:
«КЕЯК, КЕЮК, КАЁК, КАЮК»
и
«НЕ РОЙ ДРУГОМУ ЯМУ, САМ В НЕЁ ПОПАДЁШЬ»
Глава №12
Почему генерал Батон против гигиены
Полковник Шито-Крыто уже давно унюхал, что тщательно подготовленная им лично операция «Фрукты-овощи» проваливается.
Ещё когда он получил сообщение от ЫХ-000, что тому нездоровится, у полковника Шито-Крыто засосало под ложечкой. А если у такого типа засосало под ложечкой, то это означало, что не он делал кому-то крупную пакость, а ему кто-то делал крупную пакость.
Он не задавал себе вопроса: как могло случиться, что трусом и предателем оказался его лучший агент и закадычный враг? С точки зрения полковника Шито-Крыто, любой может стать трусом и предателем в любой момент.
Начальника Самого Центрального Отдела беспокоило другое: полный провал операции «Фрукты-овощи» означал, по существу, почти полный провал всей организации «Тигры-выдры». Ведь ЫХ-000 знает всё! А раз он всё знает, то всё и выдаст! Следовательно, его надо как можно скорее ликвидировать. Но – как?
Пока ещё полковник Шито-Крыто не стучал по столу кулаками, не топал по полу ногами, не бился о стену своей огромной, без единого волоска головой и тем более не собирался лопаться от дикой злобы.
Пока он занимался своими обычными ежедневными делами, то есть думал,
размышлял,
рассчитывал,
прикидывал,
взвешивал,
изучал,
сравнивал,
делал выводы – готовился к осуществлению мечты всей своей жизни.
От очень сильного напряжения голова потела, и он часто подставлял её под поток воздуха от девяноста семи настольных вентиляторов и выжидал, когда она охладится.
Уважал, любил и берёг свою голову полковник Шито-Крыто!
Генерал Батон спросил его однажды:
– Не могу разобраться, что же напоминает мне ваша огромная голова? Арбуз? Футбольный мяч? Или глобус?
Вопрос был задан самым ехидным тоном, но полковник Шито-Крыто ответил не только серьёзно, но и с достоинством:
– А это зависит от того, когда вы вспоминаете о моей голове, шеф. После сытного обеда она напоминает вам арбуз. Во время футбольного матча она напоминает вам мяч. А когда вы думаете о масштабах деятельности «Тигров-выдров», моя голова кажется вам похожей на глобус. К счастью, ваша голова, господин генерал, ни на что не похожа.
Об этом разговоре и не стоило бы вспоминать, но полковник Шито-Крыто ни на секунду не забывал, что генерал Батон ненавидит его смертельной ненавистью, завидует ему лютой завистью именно из-за головы.
Как так – генерал завидует полковнику? Как так – начальник завидует подчинённому?
А вот так, бывает.
Ведь над каждым начальником обязательно есть ещё начальник, и поэтому каждый начальник – ещё и подчинённый. И начальники, которые командовали генералом Батоном, хорошо знали, что его голова соображает хуже, чем голова полковника Шито-Крыто.
Дело в том, что генерал Батон был невероятно ленив, и особенно лень ему было думать: от самой маленькой мысли он очень уставал. Больше всего на свете он любил сидеть в мягком генеральском кресле и дремать, совершенно забыв о том, что он генерал и у него много генеральских забот.
А его помощник – офицер Лахит – говорил посетителям, что шеф занят, однако не уточнял, чем именно занят шеф.
Путём многолетних ежедневных тренировок генерал Батон научился мастерству спать с открытыми глазами. Можно было считать, что он не жил, не руководил, не командовал, а подрёмывал себе на здоровье и во вред своей родной шпионской организации. И ещё он овладел ещё более сложным искусством – просыпаться в самый нужный момент.
Питался генерал Батон в основном манной кашей и киселём: чтобы не жевать. Да и жевать-то ему было нечем: почти все зубы у него давным-давно выпали, так как он чистил их всего восемь раз за всю свою жизнь. Вставлять искусственные зубы он не хотел: всё равно жевать ему было лень. А для чего же зубы вставлять, если ими не жевать?
И, представьте себе, его отец – старик Батон, тоже генерал, но только в отставке – часто ставил своего сына в угол!
Как только увидит старик Батон, что сын садится обедать не вымыв руки, так и скомандует:
– На двадцать две минуты в угол шагом марш!
И ровно через двадцать две минуты снова команда:
– Просить у меня прощения шагом марш!
Генерал Батон просыпался и говорил:
– Простите меня, господин папа генерал, я больше не буду. То есть, наоборот, буду мыть руки перед едой.