По научному замыслу Моисея Григорьевича больной должен был настолько испугаться своего отображения, поверив, что он такой и есть на самом деле, что ему, больному, захочется стать нормальным, – а это уже проблеск сознания!
Размышления учёного прервал старший санитар Тимофей Игнатьевич:
– Там к выдающемуся человеку посетители пришли. Старичок Николай Степанович Уткин и его внучка Ниночка. Сказывают, что подарочек ему принесли.
– Объясните им предельно вежливо, что сегодня к больному нельзя. Пусть приходят хотя бы послезавтра.
Повернувшись к дверям, Моисей Григорьевич упустил тот самый момент, когда Толик проснулся и начал быстро-быстро надуваться.
Увидев себя в зеркале из «комнаты смеха», он закричал:
– Это не я! Не я это! Я не это!
– Не воображай, не воображай, не воображай! – громко зашептал Моисей Григорьевич. – Не зазнавайся, не зазнавайся, не зазнавайся! Быстрее отдувайся! Отдувайся быстрее! Иначе смертельный исход! Исход иначе смертельный!
Толик с ужасом смотрел, как страшное существо в зеркале повторяло все его движения, вскрикивал:
– Не я! Не я!! Не я!!!
И потихоньку начал худеть.
– Быстрее! Быстрее! Ещё быстрее! – командовал Моисей Григорьевич. – Худей, отдувайся! Худей, отдувайся! Иначе – клиническая смерть.
Толик стал худеть всё быстрее и быстрее, и наконец Моисей Григорьевич воскликнул:
– Победа! ПОБЕДА! Научная ПОБЕДА! ПОБЕДА научной мысли!
– Какая победа? – удивлённо спросил Толик. – В чём дело?
Закрыв собой зеркало из «комнаты смеха», Моисей Григорьевич показал Толику на обычное зеркало и торжественно сказал:
– Иди, взгляни на себя. Ты совершенно здоров. При помощи научной мысли мы победили опаснейшую болезнь. Ты вновь стал нормальным ребёнком.
– А какой я был?
– Вот какой! – Моисей Григорьевич разложил перед ним ворох фотографий, на которых в разных позах красовался раздутый самомнением Толик.
Пока он, не веря своим глазам, рассматривал фотографии, санитары унесли зеркало из «комнаты смеха» и отправили его в городской парк культуры и отдыха.
– Теперь тебе ничего не грозит, ты снова будешь жить и учиться! – возбуждённо говорил Моисей Григорьевич. – Сейчас тебе необходим куриный бульон! Идём!
Собрав силы, Толик с трудом встал, пошатнулся, еле-еле удержался на ногах и нетвёрдыми шагами направился к дверям.
Моисей Григорьевич распахнул перед ним дверь своего кабинета и приказал изумлённому старшему санитару Тимофею Игнатьевичу:
– Порцию куриного бульона! Срочно!
– Чем же я болел? – спросил Толик. – Я ничего не помню.
– И очень хорошо. Значит, болезнь прошла бесследно. А ведь временами она казалась мне неизлечимой. Теперь же всё позади!
Старший санитар Тимофей Игнатьевич принёс бульон и сказал Толику:
– Тут тебе подарочек посетители просили передать. Шоколадную плиточку. Сами они послезавтра придут.
– Нет, нет! Сладкое потом! Сначала бульон!
Где-то раздался звук, похожий на пистолетный выстрел. Толик ничего не слышал, а Моисей Григорьевич насторожённо вытянул шею. Старший санитар Тимофей Игнатьевич быстро вышел.
Не успел Толик допить бульон, как вдруг дверь распахнулась, в кабинет вскочила девочка в голубом платье с пистолетом в одной руке и с чёрной сумочкой – в другой. Девочка приказала:
– Руки вверх! Ни с места! Стреляю без предупреждения!
Она закрыла дверь на ключ.
– Позвольте, позвольте, позвольте! – возмутился Моисей Григорьевич. – Я тебя, маленькая негодница, научу вести себя…
Девочка подпрыгнула к нему и ударила его рукояткой пистолета в живот.
Психоневропатолог рухнул на пол.
Толик схватил тарелку (больше под рукой ничего не было), но успел лишь приподняться со стула. Девочка оглушила его ударом рукоятки пистолета по голове и забралась на подоконник.
Глава №26
Шпионы помогают ловить шпионов
– Остановите машину! Остановите машину! – попросил Фонди-Монди-Дунди-Пэк. – Или у меня что-то с головой, или с глазами, или… но…
Машина остановилась, и полковник Егоров предположил:
– Вполне возможно, что солнцем напекло. А в чём дело?
– Мне показалось… но этого быть не может… Я видел генерала Батона!
– То есть бывшего генерала Батона? – внешне невозмутимо спросил полковник Егоров. – Ведь он разжалован в рядовые. Где же вы его видели?
– Около больницы… вот сейчас проехали… Полковник Егоров снял с рычага трубку, заговорил:
– Я «пятнадцатый». Оперативную группу к областной психиатрической больнице. Остановиться у магазина «Электротовары». – И приказал шофёру: – Разворачивайтесь, к больнице!
– Не может быть, что я ошибся, – нервно бормотал бывший ЫХ-000. – Я его слишком хорошо знаю. Не за мной ли они прибыли?
– Сейчас разберёмся. Рыбку вы ловить научились. Теперь и шпионов ловить научитесь.
Машина остановилась.
У подъезда больницы разговаривали старик с небольшой козлиной бородкой и девочка в голубом платье с чёрной сумочкой в руках.
– Это Батон! – дрожащим голосом выговорил Фонди-Монди-Дунди-Пэк. – А девочка, верно, с площадки молодняка. С ней осторожнее.
– Спокойнее, спокойнее, никуда они не денутся, если это они. – Полковник Егоров снял трубку. – Я «пятнадцатый». У подъезда больницы старик и девочка. Будьте наготове. Если побегут, действуйте самостоятельно. Если я сниму кепку, сразу ко мне. С девочкой осторожнее.
(Неудобно мне, рядовому запаса, годному только к нестроевой службе, критиковать полковника, но как автор я имею право сделать ему замечание. Полковник Егоров очень любил всё делать сам и часто рисковал своей жизнью. Вот меня и спросят: почему я разрешаю ему это делать? А я отвечу, что я за него не отвечаю. Он полковник, я рядовой, ему виднее).
Полковник Егоров вышел из машины и, делая вид, что рассеянно смотрит по сторонам, направился к подъезду больницы.
Шёл он вразвалочку, засунув руки в карманы, даже зевнул два раза – сразу видно: устал человек, идёт к себе домой.
И никогда бы ничего бы не заподозрил в такой обстановке бывший генерал Батон и агент Муравей, а в данный момент дедушка Николай Степанович Уткин. Идёт к ним человек в резиновых сапогах – рыбак или охотник – чего тут особенного?
Зато младший сержант Стрекоза, она же внучка Ниночка, которую с малых лет воспитывали как злобного зверька, сразу унюхала опасность и зоркими глазами разглядела, кто остался в машине. Она раскрыла сумочку, где лежал пистолет.
Муравей шепнул:
– Закрой ты… сумочку!
– Иди к машине, – шепнула она, – там ЫХ-три нуля. Стреляй без предупреждения! Иди, тебе говорят!
И тут не выдержали нервы у Фонди-Монди-Дунди-Пэка. Он понял, что сейчас будут стрелять, и решил, что опасность грозит полковнику Егорову. ЫХ-000 выскочил из машины, и Стрекоза, не целясь, выстрелила.
Он схватился за плечо и упал с криком:
– Не отпускайте её!
Муравей, не ожидая приказания, поднял руки вверх и сказал в сердцах:
– Фарата ыра! (Какая дура!)
Полковник Егоров с товарищами скрылись в подъезде вслед за Стрекозой.
Протягивая руки для наручников, Муравей бормотал:
– Нон агента, ава… (Не агент, а…)
Фонди-Монди-Дунди-Пэк сразу, так сказать, после рыбалки угодил в больницу.
А Муравей сидел в машине и болтал:
– Нисколько не жалею, что попался. Всё равно родители меня домой не пускают. До генерала при Шито-Крыто мне не дослужиться. Зато сейчас он лопнет от злости. Представляю его физиономию, когда он узнает, что его любимая Стрекоза влопалась! Правда, живой вам её не взять. В крайнем случае, она сама себе глотку перегрызёт.
Раздалось несколько выстрелов.