- В каком смысле великолепное?
- Да она взлетает вверх, как белка по дереву!
- Это верно, она смела a route epreuve [во всех смыслах (фр.)]. Но и английское общество стало до неприличия доступно. Кому только там не покровительствуют! Не успела миссис Хедуэй появиться, как ее встретил горячий прием. Стоит им подумать, что в вас есть какая-то червоточинка, и за вами бегом побегут. Словно в Риме времен упадка. Достаточно взглянуть на миссис Хедуэй, сразу видно, что она не леди. Я не спорю, она очень красива, но ведь она выглядит как гризетка. В Нью-Йорке она потерпела полное фиаско. Я встречала ее три раза. Должно быть, она много выезжает. Я ни с кем о ней не говорила, я хотела знать, что намерен сделать ты. Оказалось, что ты вообще ничего не намерен делать, а это письмо было последней каплей. Оно написано специально, чтобы я показала его тебе, чтобы ты знал, чего леди Димейн от тебя хочет. Она писала мне еще в Хэмпшир, и как только я приехала, я отправилась ее навестить. Положение очень серьезное. Я сказала леди Димейн: пусть она кратко изложит свои вопросы, и я передам их тебе, как только мы здесь обоснуемся. Для нее это настоящее горе. Мне казалось, что ты должен бы посочувствовать леди Димейн и сообщить ей действительные факты. Женщина просто не имеет права требовать, чтобы ее принимали в свете, если она ведет себя так, как вела себя эта Хедуэй. Возможно, она уладила это со своей совестью, но она не может так легко уладить это с обществом. Вчера вечером на приеме у леди Давдейл я испугалась, что она догадается, кто я, и заговорит со мной. Мне стало так страшно, что я уехала. Если сэр Артур хочет взять ее в жены такую, как она есть, это, конечно, его личное дело. Но в любом случае ему следует знать правду.
Миссис Долфин говорила спокойно, без запинки; она приводила свои резоны с уверенностью человека, привыкшего к тому, что здравый смысл на его стороне. Она горячо желала, чтобы триумфальное шествие миссис Хедуэй было приостановлено, та и так достаточно злоупотребила предоставленными ей возможностями. Миссис Долфин, сама вступившая в брак с англичанином, естественно, хотела, чтобы сословие, к которому она принадлежит, сплотило ряды и высоко несло свое знамя.
- А на мой взгляд, она ничем не хуже баронетика, - возразил Литлмор, зажигая другую сигару.
- Не хуже? Что ты имеешь в виду? Никто никогда и слова против него не сказал.
- Возможно. Но он ничтожество, а она по крайней мере личность. К тому же она весьма неглупа. Да и чем она хуже тех женщин, на которых женятся многие из них? Вот уж не думал, что английская знать столь безупречна.
- Я ничего не знаю о других случаях, - сказала миссис Долфин, - но об этом я знаю. Так уж вышло, что он стал мне известен и что ко мне обратились за помощью. Англичане весьма романтичны... самые романтичные люди на свете, если ты это имеешь в виду. Под действием страсти даже те, от кого этого меньше всего ожидаешь, совершают очень странные поступки женятся на своих кухарках... выходят замуж за кучеров, и все эти романтические истории имеют самый плачевный конец. Я уверена, что тот эпизод, о котором мы говорим, ни к чему хорошему не приведет. И ты еще пытаешься сделать вид, будто такой женщине, как миссис Хедуэй, можно доверять! Я вижу только одно - прекрасный старинный род, один из старейших и наиболее почтенных в Англии, людей, всегда отличающихся пристойностью поведения и высокими принципами, и ужасную, вульгарную женщину с сомнительной репутацией, которая даже понятия не имеет о подобных вещах, старающуюся проникнуть в их круг. Я не в силах смотреть на это, мне сразу хочется прийти на помощь.
- А мне нет, меня мало заботит судьба прекрасного старинного рода.
- Ну, разумеется, ведь ты ни в чем здесь не заинтересован... как и я.
Но ты считаешь, что она ведет себя красиво и пристойно?
- Миссис Хедуэй не непристойна, ты заходишь слишком далеко. Не забывай, что она - моя давнишняя приятельница.
Голос Литлмора звучал сурово: миссис Долфин явно позабыла, как, по понятиям англичан, подобает относиться к братьям.
Однако она забылась еще больше.
- Ну, если ты и сам в нее влюблен... - проговорила она вполголоса, отворачиваясь от него.
Литлмор ничего не ответил, ее слова никак его не задели. Наконец, чтобы покончить с этим, он спросил, чего же надо от него старой даме? Чтобы он вышел на Пиккадилли и сообщил всем прохожим, что однажды даже родная сестра миссис Хедуэй не знала, кто ее муж?
В ответ миссис Долфин прочла ему письмо леди Димейн. В то время как она вновь складывала его, Литлмор воскликнул, что в жизни еще не слыхивал ничего подобного.
- Это очень грустное письмо... это мольба о помощи, - сказала миссис Долфин. - Весь его смысл в том, что она хочет повидаться с тобой. Она не пишет этого прямо, но я читаю между строк. Да она и говорила мне, что ей крайне необходимо тебя увидеть. Уверяю тебя: поехать к ней - твой прямой долг.
- Поехать, чтобы поносить Нэнси Бек?
- Поезжай и превозноси ее, если хочешь! - Весьма неглупый ответ со стороны миссис Долфин, но ее брата не так-то легко было поймать. Он отнюдь не разделял ее взгляда на то, что является его долгом, и категорически отказался переступить порог дома ее светлости.
- Тогда она сама приедет к тебе, - решительно сказала миссис Долфин.
- Что ж, я скажу ей, что Нэнси Бек - ангел.
- Если ты можешь сказать это положа руку на сердце, леди Димейн будет счастлива слышать твои слова, - ответила ему миссис Долфин, беря со стула мантилью и перчатки.
На следующее утро, встретив, как обычно, Руперта Уотервила в клубе Сент-Джордж (*25), предоставлявшего свои гостеприимные стены благородным секретарям дипломатических миссий и туземцам тех стран, которые эти секретари здесь представляли, Литлмор сообщил своему другу, что его пророчество сбылось, - леди Димейн ищет с ним встречи.
- Сестра прочитала мне ее письмо. Удивительное письмо, - сказал он.
- В каком смысле?
- Она до того напугана, что готова на все. Может быть, это и жестоко с моей стороны, но ее испуг меня смешит.
- Вы находитесь в положении Оливье де Жалэна из "Demi-Monde", - заметил Уотервил.
- Из "Demi-Monde"? - переспросил Литлмор; он не так уж был силен в литературе.
- Ну, помните, та пьеса, что мы видели в Париже? Или Дон Фабриче в "L'Aventuriere". Грешная женщина пытается выйти замуж за почтенного человека, который не знает, до какой степени она грешна, и они - те, которые это знают, - вмешиваются и толкают ее назад.
- Да, вспомнил. Чего только они на нее не наговорили!
- Зато помешали браку, что самое главное.
- Да, если вас это волнует. Один из них был близкий друг жениха, другой - его отец. Димейн мне никто.
- Он очень приятный человек, - сказал Уотервил.
- Что ж, пойдите и доложите ему.
- Сыграть роль Оливье де Жалэна? Нет, не могу: я не Оливье. Но хотел бы, чтобы он здесь появился. Право же, нельзя позволить, чтобы миссис Хедуэй пробралась в общество.
- Господи, хоть бы они оставили меня в покое, - пробормотал Литлмор, уставившись в окно.
- Вы все еще придерживаетесь прежних взглядов? Вы готовы лжесвидетельствовать в ее пользу? - спросил Уотервил.
- Я могу просто отказаться отвечать на вопросы... даже на этот вопрос.
- Как я вам уже говорил, это будет равносильно приговору.
- Пусть это будет равносильно чему угодно. Я думаю, я уеду в Париж.
- Ну, это все равно что не отвечать на вопросы. Пожалуй, лучшего вы ничего не можете сделать. Я много думал обо всей этой истории, и, право же, мне кажется, если глядеть на это с точки зрения света, ее, как я уже сказал, нельзя пропустить в общество.