У Уотервила был такой вид, будто он смотрит на все происходящее откуда-то с высоты; тон его голоса, выражение лица - все говорило о том, что он вознесся в подоблачную высь, отчего раздражение, вызванное в Литлморе сентенциями его молодого друга, еще усилилось.
- Нет, черт возьми, им не удастся прогнать меня отсюда! - внезапно воскликнул он и вышел из комнаты, сопровождаемый взглядом своего собеседника.
10
На следующее утро после этого разговора Литлмор получил от миссис Хедуэй письмо - коротенькую записку всего в несколько слов: "Я буду дома сегодня днем. Не придете ли вы ко мне в пять часов? Мне очень надо с вами поговорить". Он не послал ей никакого ответа, но в час, указанный хозяйкой уютного домика на Честерфилд-стрит, стучался у ее дверей.
- Нет, вы меня не понимаете, вы не знаете, что я за женщина! воскликнула миссис Хедуэй, как только он переступил порог.
- О, боже!.. - простонал Литлмор, падая в кресло. Затем добавил: - Не начинайте все с самого начала.
- Именно начну... об этом я и хотела говорить. Для меня это очень важно. Вы не знаете... не понимаете меня. Вам кажется, что понимаете, а на самом деле - нет.
- Но не из-за того, что вы не старались мне объяснить... много-много раз! - и Литлмор улыбнулся, хотя с тоской думал о том, что ему предстоит. В конечном итоге можно было сказать одно: миссис Хедуэй до смерти ему надоела. Она не заслуживает того, чтобы ее жалеть.
В ответ миссис Хедуэй гневно взглянула на него; казалось, лицу этому была незнакома улыбка; черты ее заострились, глаза метали молнии, она выглядела чуть ли не старухой - ее просто нельзя было узнать. Но тут же она сердито рассмеялась.
- Мужчины так глупы! Они знают о женщинах только то, что женщины говорят им о себе. А женщины нарочно их дурачат, чтобы убедиться в том, насколько они глупы. Вот и я рассказывала вам всякие небылицы для развлечения, когда мне было скучно. Если вы им поверили, не моя вина. Но сейчас я говорю серьезно. Я хочу, чтобы вы по-настоящему меня узнали.
- А я не хочу. Я и так достаточно знаю.
- Что значит - достаточно?! - вскричала она, и ее лицо запылало огнем. - Какое вы имеете право вообще что-нибудь обо мне знать?!
Бедняжка, в своей страстной целеустремленности она вовсе не обязана была быть последовательной, и громкий смех, которым Литлмор встретил этот вопрос, наверно, показался ей чрезмерно жестоким.
- Все равно вам придется выслушать то, что я хочу сказать. Вы считаете меня дурной женщиной... вы не уважаете меня; я уже говорила вам это в Париже. Не спорю, я делала вещи, которые сейчас сама себе не могу объяснить, я полностью это признаю. Но я совершенно переменилась и хочу переменить свою жизнь. Вы должны это понять, должны увидеть, чего я хочу. Я ненавижу свое прошлое, я презираю его, я гнушаюсь им. Мне приходилось идти тем путем, которым я шла, пробуя то одно, то другое... Но теперь я получила то, что хочу. Чего вам надо - чтобы я стала на колени перед вами? Что же, и стану, мне так нужна ваша помощь... Лишь вы можете мне помочь... никто, кроме вас... они все только ждут, решится он или нет. Я просила вас об этом в Париже и прошу сейчас; мне без вас не обойтись. Замолвите за меня словечко, бога ради! Вы же и пальцем не шевельнули, не то я бы уже об этом знала. Это все сразу изменит. Или если бы ваша сестра навестила меня... тогда бы мне не о чем было волноваться. Женщины безжалостны, да и вы тоже. Не в том дело, что она такая уж важная персона, многие из моих друзей поважнее нее! Но она - единственная женщина, которая _знает_, и людям известно, что она знает. _Ему_ известно, что она знает, известно и то, что она ни разу не нанесла мне визита. Она меня губит... губит! Я так хорошо понимаю, чего ему нужно... я сделаю все, я наизнанку вывернусь, я буду ему идеальной женой.
Старуха станет меня обожать, когда познакомится со мной поближе... так глупо, что она этого не видит. Все, что было у меня в прошлом, осталось позади, отвалилось, как шелуха. Это жизнь другой женщины. Я нашла здесь то, что искала, я была уверена, что найду это когда-нибудь. Что мне еще оставалось делать во всех тех ужасных местах? Мне приходилось брать то, что я могла. Но теперь, наконец, я попала в страну, которая мне по сердцу. Я хочу, чтобы вы были ко мне справедливы, вы никогда не были справедливы ко мне. Для этого я сегодня и послала за вами.
Литлмор внезапно перестал скучать, и вместо одного чувства - скуки - на него нахлынуло множество самых разнообразных чувств. Он был невольно тронут; она искренне верила в то, что говорила. Мы не можем изменить своей природы, но наши цели, идеалы, пути их достижения меняются на протяжении жизни. Эта пылкая и бессвязная речь служила заверением того, что миссис Хедуэй мечтает пользоваться уважением света. Но что бы она ни делала, бедняжка была осуждена, как сказал Литлмор Уотервилу в Париже, быть лишь полуреспектабельной. Столь бурное проявление чувств - пусть даже ею двигали страх и эгоизм - вызвало краску на щеках Литлмора. Она не очень-то хорошо распорядилась прежними годами своей жизни, но падать перед ним на колени ей не было нужды.
- Мне очень тяжело это слышать, - сказал он. - Вы вовсе не обязаны все это мне говорить. У вас совершенно неправильное представление о моем отношений к вам... о моем влиянии.
- Ах, вы увиливаете... вы хотите лишь одного - увильнуть! - воскликнула она, яростно отшвыривая в сторону диванную подушку, на которую она облокачивалась.
- Выходите за кого вам угодно! - чуть не в голос закричал Литлмор, вскакивая на ноги.
Не успел он договорить этих слов, как дверь распахнулась, и слуга доложил о приходе сэра Артура Димейна. Баронет проворным шагом вошел в комнату, но, увидев, что миссис Хедуэй не одна, остановился как вкопанный. Однако тут же, узнав в ее посетителе Литлмора, издал негромкое восклицание, могущее сойти за приветствие. Миссис Хедуэй поднялась с места, когда он вошел, и с необычайной серьезностью глядела поочередно на своих гостей, затем, словно на нее вдруг снизошло наитие, стиснула руки и вскричала:
- Я так рада, что вы встретились! Если бы я захотела подстроить это свидание, мне бы это так хорошо не удалось.
- Подстроить? - переспросил сэр Артур, слегка наморщив высокий белый лоб; а у Литлмора тут же мелькнула мысль, что, вне сомнения, она и подстроила их встречу.
- Я сейчас сделаю очень странную вещь, - продолжала миссис Хедуэй, и блеск ее глаз подтверждал ее слова.
- Вы возбуждены, боюсь, вы не совсем здоровы, - сэр Артур стоял со шляпой и тростью в руках; было видно, что он раздосадован.
- Это такой удобный случай, лучше не придумаешь, вы должны простить меня, если я воспользуюсь им, - и она кинула на баронета нежный, умоляющий взгляд. - Я давно этого хочу... вы, возможно, и сами это видели. Мистер Литлмор знает меня уже много лет, он мой старый-престарый друг. Я говорила вам об этом в Париже, помните? К тому же здесь он - мой единственный друг, и я хочу, чтобы он замолвил за меня словечко.
Теперь ее глаза были обращены к Литлмору; она смотрела на него с обвораживающей улыбкой, делающей ее поступок еще более дерзким. Да, она уже снова улыбалась, хотя было видно, что она дрожит.
- Он - мой единственный друг, - повторила она. - Очень жаль, что я не могу познакомить вас с остальными. Но я здесь одинока. Я вынуждена обратиться за помощью к тому, кто у меня есть. Мне так хочется, чтобы кто-нибудь замолвил словечко за меня. Обычно с просьбой о такой услуге обращаются к родным или к другой женщине. К сожалению, мне некого об этом попросить, но это моя беда, а не моя вина.