Россия распятая (Книга 1) - Илья Глазунов 13 стр.


Перевел взгляд на маленький холстик, приблизительно 30х20 см; и в глазах потемнело: Федотов! Не веря себе, прошу открыть витрину и, сдерживая волнение, равнодушно спрашиваю у продавщицы: "А это что за барынька?" А про себя думаю: "Мать друга Федотова - Дружинина! Но ведь ее портрет находится в Русском музее". Перевернул темный от времени маленький холст. Читаю бирку: "Неизвестный художник XIX века. Портрет. Цена - 5 тыс. рублей". Кто-то в ухо из-за спины говорит: "Илья Сергеевич! С каких пор Вы "копиюхами" стали интересоваться? Купите лучше эту икону Спаса. Сорок пять тысяч, по-нынешнему - даром! Хоть и XIX век, а красиво!" Сдерживая прерывающийся голос и не выпуская из рук портрет, говорю: "Выпишите, пожалуйста, чек".

И в библиотеке, где я провел столько счастливых дней, будучи студентом Академии художеств, в последней монографии о Федотове (очень скучной и вяло написанной, как и большинство книг советских искусствоведов) нашел портрет М. П. Дружининой. Около 1848 года. Сравниваю по миллиметрам: "Это не копия!"

Мчусь на первый этаж к реставратору. "Как ты думаешь, что это?" спрашиваю его. Тот долго смотрит. "Уж больно на Федотова похоже, - говорит. Оригинал-то вроде в Русском музее". "Да, но от оригинала-то отличается, говорю я, - и детали отличаются, пол даже на два пальца ниже, но написано с таким же мастерством".

Через два часа темный лак был снят. Я уверен: Федотов! Реставратор, видя мой восторг, говорит, смотря на торговый ярлык: "В любом случае - даром. По-старому - 50 рублей".

В Москве я повесил портрет на стену напротив давно купленного мною другого портрета Федотова "Неизвестный", Когда с моим новым приобретением знакомились друзья-художники, все в один голос говорили: "Конечно, Федотов. Но почему два портрета?" "Почему, почему, - раздражался я. - Один написан для друга, а второй мог быть сделан для его матери. Авторское повторение. Подчеркиваю: не копия, а повторение. То, да не то".

И вот, когда я писал эти строки, мы вместе с моим другом Валентином Сергеевичем Новиковым пересмотрели все имеющиеся в доме книги о Федотове. У меня есть все монографии о нем, кроме, как считали в нашей семье, самой лучшей - Сомова. И если даже сам А. Дружинин, один из ближайших друзей Павла Андреевича, в своих прекрасных воспоминаниях о Федотове не упомянул ни словом о портрете своей матери, то вдруг в монографии Ф. И. Булгакова "Павел Андреевич Федотов и его произведения" (Санкт-Петербург, 1893) на стр.34 читаем: "Кроме перечисленных произведений П. А. Федотова, в списке А. И. Сомова значится еще несколько таких работ художника, которые принадлежали или принадлежат следующим лицам: Г.В.Дружинину в Петербурге - два портрета М.П.Дружининой (сидящая фигура в боскете из плюща)".

"Вот это да!" - воскликнули мы и с жаром кинулись вновь рассматривать портреты - репродукцию находящегося в Русском музее и недавно купленный в Петербурге.

Я не сомневаюсь в его подлинности. Но попутно не удержусь от замечания, что, к сожалению, наши искусствоведы в большинстве своем "ленивы и нелюбопытны". В истории искусства их учат скользить по поверхности, а если речь идет о живых художниках, то, принадлежа к определенной мафии, они привыкли свирепо замахиваться на инакомыслящих дубиной.

Как нам не хватает людей, подобных Дягилеву, как не хватает любви и уважения к миру и жизни художника! И если кто-то и понимает, с моей точки зрения, в атрибуции произведений искусства, то это или серьезные реставраторы-практики, или влюбленные в искусство коллекционеры.

Я не могу назвать себя коллекционером, но искусство - это моя жизнь. Я был вынужден несколько лет по причине нищеты заниматься реставрацией найденных и спасенных мною художественных произведений.

Что же касается экспертизы и экспертов - это больной вопрос нашего времени. Безусловно, существуют честные, знающие и бескомпромиссные эксперты.

Но, к сожалению, мы все чаще и чаще сталкиваемся с фактами недобросовестно выданных экспертами сертификатов, определяющих достоинство того или иного произведения. Увы, и в эту область вторглась коммерция. Мне известны и случаи, когда за деньги давались заведомо ложные заключения эксперта. Так же печальны факты, когда ошибочное заключение дается невеждой, считающим себя экспертом. С каждым днем проблема научной экспертизы становится все более и более актуальной, а эпизоды, связанные с этой сферой, принимают иногда трагический характер.

Мой дед Константин Флуг, действительный статский советник

Константин Карлович Флуг - отец моей матери - по образованию был горным инженером. Служа в Министерстве финансов, в течение многих лет участвовал в работе комиссии по приемке золота на Санкт-Петербургском Монетном дворе. Дослужился до чина действительного статского советника, награжден многими российскими орденами и тремя иностранными - св. Даниила от князя Черногорского, Льва и Солнца от персидского шаха и Кавалерским крестом Почетного легиона Франции.

Известно также, что он автор книги о внешнем виде главнейших типов русских золотых монет и других трудов по истории нумизматики. Не скрою, для меня было приятной неожиданностью узнать, что в недрах главной библиотеки страны сохранилась также и книга его стихотворений, которые донесли до меня настроенность его чистой и благородной души моего деда и напомнили мне по своему духу поэзию автора, известного нам под именем К. Р., и строй русских романсов. Чтобы не быть голословным, боясь, с другой стороны, утомить читателя, приведу лишь одно стихотворение из этого сборника, изданного в Санкт-Петербурге, в 1914 году в типографии, носящей ныне имя Ивана Федорова. Не премину отметить, что в предисловии он скромно пишет о цели его публикации: "Если кто-либо найдет какое-либо хорошее чувство или проникнется, хотя и ненадолго, не прозаическим настроением, прочтя эти стихи, я буду совершенно удовлетворен и доволен, так как, исходя только из этих желаний, я решился напечатать их".

ЛЕТНЕЮ НОЧЬЮ

Светит волшебно луна,

Ночь так тиха, хороша,

Трепетом робким полна,

Внемлет той ночи душа.

Звезды мерцают с небес,

Запах левкоя и роз,

Мир откровенных чудес,

Мир упований и грез!

Счастья порыв налетел...

Где-то запел соловей,

Ночь все светлей и светлей,

Дрогнул восток, заалел...

Интересы деда захватывали и проблемы русской истории. В 1909 году им была издана книжка "Викинги и Русь". Концепция книги отражает борьбу лагерей норманистов и антинорманистов, хочется лишь, говоря о книге деда, подчеркнуть, насколько был широк круг интересов русских интеллигентов той поры...

В детстве я много слышал о нашем загородном доме на станции Дибуны недалеко от Куоккалы, где жил Илья Ефимович Репин. Тетя Ася каждый день ездила на поезде в Петербург в гимназию и часто в вагоне оказывалась вместе с Леонидом Андреевым, который, сидя напротив и, видя смущение гимназистки, любил подмигивать ей. Он был любимцем публики, очень красив и статен. Помнила она и Илью Ефимовича Репина, тоже спешащего в Петербург на поезде из Куоккалы. Многие иронизировали над тем, что многочисленные гости Репина и Нордман-Северовой "разносили" все съестные припасы в буфете на станции в Куоккала, потому что никто не мог есть сенных котлеток, приготовлявшихся в доме Нордман-Северовой. Имя Репина было окружено ореолом, и аура великой славы постоянно сопутствовала ему. Помнила моя тетя, как на Каменноостровском мосту, что идет от Марсова поля, Иоанн Кронштадский силой взгляда останавливал идущую с революционным лозунгом толпу. И толпа пятилась. Великим подвижником и государственным деятелем был о.

Назад Дальше