А Пашка держит в руке консервную жестянку с тем мылом, что в бане насобирал, оно засохло, глубоко потрескалось, как придорожная грязь в жару. Он ставит банку на печурку, чуть-чуть воды подливает, палочкой помешивает. Мыло уже пузырится.Никому дела нет. Только земляк его (они из Заволжья) Феоктистов смотрит, готов помочь. Феоктистов у него словно бы ординарец, выполняет все беспрекословно. И у рядовых бывают подчиненные, добровольно, без всяких причин. Тут Пашка достает из вещмешка две или три аккуратные чурочки, каждая по размеру как печатка хозяйственного мыла, и начинает эти деревяшки расплавленной мыльной массой покрывать. Да ловко так! Даже канавки проводит вдоль ребер и цифры какие-то выдавливает. А Феоктистов кладет их на шапку и переправляет на край нар сушиться.Теперь все смотрят: ну Пашка ловкач - мыло и мыло!Эшелон гремит на стыках, а за дверью белые, заметенные деревушки, и черные дырявые корпуса, и разбитые вокзалы, и сгоревшие в полях танки - и нет этому конца.По утрам никакой побудки, каждый спит, сколько хочет. И вдруг слышатся у двери оживленные, удивленные голоса. Что там еще? Да вы посмотрите!Вокруг нас горы. Многие повскакали с нар, встали у двери. Поезд еле движется, испытывая явные затруднения. Он осторожно проползает между горами, выкручиваясь из своего неловкого положения. Состав очень длинный, ему здесь тесно, повороты следуют один за другим. Стоящие у дверей порою видят свой же эшелон, идущим в обратную сторону, и машут солдатам из других рот.Потом поезд останавливается. И мы замечаем, как по крутому, почти отвесному снежному склону ползет вверх старуха. В руке палка, а за спиной мешочек несет что-то. И как она не скатывается? А навстречу ей мужик, тоже черная фигура на белом, тоже с палкой. Но спускается - не валится кубарем. А совсем наверху, да выше, выше смотри, деревушка. И оттуда к поезду еще один, еще, еще. Так и повалили.Солдатики из вагона стали выскакивать. Генка Гаврилов спрашивает:- Это что, Белоруссия?- Какая Белоруссия! Мы с Белоруссии едем.- А, я спутал. Бессарабия? Или Румыния?Тетка говорит:- Так.- Деньги наши здесь идут?- Идут, идут.А у одного солдата откуда-то спички. Все к нему. Нужно!Тут Пашка вынимает из вещмешка одну свою поделку. Старик ему здоровый шмат сала. Пашка начинает торговаться: мало даешь. Тот ему каравай белый, потом еще один. Хлеб-то, известно еще по Украине, кукурузный, к вечеру засохнет, раскрошится. Но другого нет. Пашка говорит старику про свой товар:- Прячь скорее, командир увидит.А красотка молодая стонет:- Ой, милое мило!..Ей - вторую фальшивку. А она от восторга Пашке руку целует - как попу. Ну и тоже плата: хлеб и молоко. Феоктистов уже два котелка приготовил.- Козье?- Так.Тут состав стал потягиваться, расправлять суставы. И команда:- По ваго-о-нам!..Пашка, понятно, угостил некоторых, не только сержантов, и салом, и молочком.Ну а хлеб тем более нужно срубать, пока мягкий.Угрызений совести, полагаю, не испытал никто. СлоЇва "престиж" вообще не слыхал ни один человек в эшелоне. Да и чей престиж? Страны? Армии? Пашки?..Оживление вызвало то, что девка Пашке руку поцеловала.- Обратно поедем, прятаться придется. Она тебе даст!..Последнее предположение встретили дружным хохотом.Возвращались только в феврале сорок шестого. Тоже стояли несколько раз среди гор, но в том ли месте - непонятно.Половина ребят была из пополнения. Феоктистов беспрерывно спал на верхних нарах.
* ПДС - парашютно-десантная служба.