Пока все. Но коллекционеры могут вырезать и на стену повесить.
- А хорошо тебя Поладьева отделала, - сказал Кероспян. - В одном только она неправа: слабоват ты для сатиры и юмора. Хотя как мишень годишься.
- Права Поладьева. Она умная женщина. Примерный урок тебе дала, сказал Старик. - Впредь учти: кавалерийским наскоком, психологической атакой ничего не добьешься. Аргументы нужны. Веские доказательства. Москва ни словам, ни слезам не верит. Давай вместе подумаем. Авось что-нибудь найдем.
И засели мы со Стариком. И показал он мне кузькину мать. И объяснил мне, дураку, как умные люди работают. Где надо вполголоса, а где и крикнуть можно. И блефовать запретил. Зачем рисковать, когда в колоде еще полно козырей. Подойдут козыри, обязательно подойдут, вот тогда и раскрывай карты.
А главное, понял я - Старик тоже что-то почувствовал. Будет тепло. Придет как по заказу.
***
Для того заборы строят, чтобы дырка в них была. По-моему, это строчка из песни: "Не сама машина ходит, машинист машину водит". Впрочем, не уверен.
Правда, по дворам и закоулкам поплутать следовало. Зато какой пролом! Мечта, а не пролом! Народ через него с сумками валил, как на демонстрацию. Дежурные санитарки лишь крякали и отворачивались. Тоже люди.
Наташу я не увидел.
Спрашиваю у девочек, с которыми она обычно гуляет. Отвечают:
- Упала она вчера на прогулке. Унесли ее в палату. Лежит и не встает.
Как прорваться через двойные двери? Одну открыл ключом от нашей квартиры. А в другой замок не тот.
Тихо и темно, как в незнакомой прихожей. Подергал за ручку. Качаются створки. Отошел к стене, разбежался - и плечом.
Распахнулись.
По лестнице на второй этаж. Пролеты металлической сеткой затянуты. Сачок для бабочек. На двери отделения табличка: "Не стучать".
Царапаюсь. Шаги. Открывают.
- Вы как сюда попали?
- Врач разрешил.
- К кому?
- К Наташе Мартыновой.
- Узнaю.
Хлопнула дверь, щелкнул замок. Шаги затихают.
Но если ей плохо, должны пустить? Если действительно плохо - пустят.
Открывают:
- Проходите.
Пустая палата на десять коек. Лежит она одна, моя девочка, головы не поднимает.
- Кисик, что с тобой?
И тут же сам себя - цап. Спокойно. Ты только не расползайся. Плохие у нее глаза. С фиолетовым отблеском.
- Как Алена?
- Прекрасно Алена. У Алены все прекрасно.
- Зря ты мне принес. Возьми из тумбочки конфеты и печенье. Я ничего не ем. Отнеси Алене.
- У Алены склад конфет. Завалена она печеньем. Лучше о себе расскажи.
Рассказывает. Новое лекарство ей дали. Курс лечения сменили. Экспериментируют. На улице головокружение почувствовала. Обморок. И сейчас встать не может.
Я, конечно, про врачей свою шарманку завел. Какие они умные да разумные. Как все на свете вылечивают!
- Вижу. Тут люди годами лежат. Врачи даже не знают, что со мной.
Знают, Кисик. И я знаю. Только тебе этого знать не надо.
- Диагноз известен, - говорю, - нервное переутомление.
- Ладно. Расскажи лучше, как дома.
- Прекрасно дома.
- Представляю. Алена совсем одна.
- Да нет. Нашел я домработницу. Исполнилась твоя мечта о домработнице. Только она не пожилая. Пожилых домработниц вообще в природе не существует. Их ни за какие деньги не сыщешь.
- Как зовут?
- Ира.
- Опять?
- Да не та Ира. Та Ира весной замуж вышла. Я же тебе рассказывал. А эта с родителями поругалась. Жить ей негде. А я кормлю и двадцать рублей обещал. Всем выгодно.
- Где ты ее откопал?
- Мария Ивановна из нашего отдела познакомила.
- А без нее нельзя?
- Не получается. Мои старики еле ходят. Им самим нянька нужна. Они к нам на пятый этаж не подымутся. Тетка твоя тоже больной человек. Два раза в месяц приезжает. Больше у тебя никого нет. Никого у нас нет, понимаешь?
- Они ладят?
- Ладят.
- Слушается она Иру?
- Не очень. Они вроде подруг.
Та на Алену крикнуть боится.
- Обед готовит?
- Готовит.
- Хорошо. Из школы Алена голодной приходит. Не ест она там, на продленке. Может, Ира у нас останется, когда я из больницы выйду?
- Не знаю, Наташка. У нее какой-то парень. Вдруг к нему уйдет?
- Отметки?
- Теперь Ира следит за уроками. Думаю, троек не будет.
- Что на работе?
- Все о'кей.
Она помолчала, а потом и говорит:
- Женишься ты на Ире и Алену заберешь.
Меня даже в жар бросило.
- Кисик, - говорю, - маленький, что ты там придумал? Совсем ты... словом, ерунду несешь. Разве я могу такую глупую девочку бросить?
И верно, ребята, никуда я от нее не уйду. Детей не бросают.
- Кисик, - говорю, - ну давай я уволю Иру.
- Не надо. Раз Алене хорошо, пусть живет. Скажи ей спасибо.
- Но если это тебя волнует...
- А меня, Вовка, уже ничего не волнует. Я просто отбываю свой срок на земле.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Бескрайнее озеро, на голубоватой поверхности которого плывут маленькие пушистые облака. Ниже - тонкие пластинки льда, окаймляющие бурые маслянистые пятна земли.
Кухня погоды. Жидкая похлебка с разваренными пельменями. Мы до сих пор не можем ее расхлебать.
Потом все затянулось. Закрылась лавочка. Или, говоря по-нашему, пошел мощный фронт.
Самолет пробил облачность. Льдины, серые, словно истоптанные галошами, застыли в зеленой болотной воде.
Летели низко, казалось, метрах в пяти надо льдом. Видны были даже маленькие бугорки и разводы. Летели очень медленно. И как наша тяжелая машина не падала на такой скорости? А вот и земля. Четко различаешь каждую кочку, каждый ручеек. Не остановились ли мы в воздухе?
Но вдруг вынырнули и быстро понеслись назад маленькие домики, склады, дороги.
Вернулось ощущение высоты.
На желтом трехэтажном здании аэропорта четыре надписи:
"Слава КПСС!"
"Слава партии Ленина!"
"Амдерма".
"Миру - мир!"
К самолету подскочил "газик". Сзади, на кузове, прикреплено светящееся табло: "За мной".
После длительного дождя со штормом небо несколько очистилось. Стал виден дальний маяк, который всегда скрывала дымка. Желтое солнце садилось без единого облачка - оно увеличивалось, но не краснело. Оно опускалось как раскаленный шар, и казалось, что бурное море на самом деле неподвижно. Море расплавилось и блестело стальными выбоинами.
Мои соседи не умолкали. Редко встретишь такое родство душ. Каждый из них с радостью убеждался, что его собеседник думает так же, и они были очень довольны друг другом.
Смысл их разговора сводился к следующему:
Не имей сто рублей, а имей сто друзей.
Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи.
Женщины потеряли всякий стыд.
Здоровье дороже.
***
Я сидел и ждал у моря погоды.
***
Сколько я потом времени провел в аэропортах! Но тогда я впервые, на своем личном опыте, испытал, что есть, оказывается, разница между рекламой Аэрофлота, с симпатичной стюардессой-манекенщицей, и действительностью.
Подлетел на такси, сдачу не взял - некогда, на самолет опаздываю! Бегом в вокзал. А там не разбежишься. На всех скамейках люди вповалку. Сидят, лежат, спят, в карты играют. Дети под ногами ползают. В проходах мешки, чемоданы.
Я к справочной:
- Объявили посадку на Москву?
А девушка взглянула на меня и даже улыбнулась. Смешным я ей показался. Закрыта, говорит, Москва. Третьи сутки закрыта.
Теперь-то это дело привычное. Всегда что-нибудь закрыто. Север или Запад. Или Восток. Наш брат синоптик хорошо работает. Впрочем, над ним не каплет.
Смешно, ребята. Смешно вспоминать, как я пытался найти концы, разузнать, что да как. Начальство в аэропортах особый народ. Профессионалы. Чуть пробка - пропадает начальство. Днем с фонарем не сыщешь. А девушку в справочной можно понять. Всю смену к ней в окошко лезут красные, потные лица. Нервничают. Кричат.