Витька перестал было играть, чтоб поздороваться, но увидел, что дядя Володя не смотрит на него, отвернулся и продолжал играть.
-- Дождик, Владимир Николаич?
-- Сеет. Пора уж ему и сеять.
Дядя Володя говорил как-то очень аккуратно, состоя-тельно, точно кубики складывал. Положит кубик, посмот-рит -- переставит. За время, пока он сюда ходил, он осмелел, вошел во вкус единоличного говорения -- когда слушают.
-- Пора... Сегодня у нас... что? Двадцать седьмое? Через три дня -октябрь месяц. Пойдет четвертый квартал.
-- Лист облетел? -- спросил Витька.
-- Весь. Отдельные листочки еще трепыхаются, но... скоро и эти слетят.
Дядя Володя прошел к столу, вынул из портфеля бутылку шампанского. Поставил на стол.
-- Все играешь, Витя?
-- Играет! -- встряла мать. -- Приходит из школы и начи-нает -- надоело уж... В ушах звенит.
Это была несусветная ложь; Витька даже приостановился играть, изумленно глянул на мать... и продолжал играть. Во-обще Витьку удивляло, что мать, обычно такая живая, острая на язык, с дядей Володей во всем тихо соглашалась.
-- Хорошее дело, -- похвалил дядя Володя. -- В жизни пригодится. Вот пойдешь в армию: все будут строевой шаг отрабатывать, а ты -- в Красном уголке на баяне трениро-ваться.
-- На баяне не тренируются, -- сказал Витька. -- Трени-руются на турнике.
-- А на баяне что же делают?
-- Репетируют.
Дядя Володя снисходительно посмеялся... Посмотрел на мать, показал глазами на Витьку.
-- Все знают.
-- Ну, они нынче...
Витька тоже посмотрел на дядю Володю... И ничего не сказал. Продолжал играть "Смешное сердце".
-- Садитесь, Владимир Николаич. Садитесь.
-- Если талант есть -- большое дело, -- продолжал дядя Володя, сев за стол. -- С талантом люди крепко живут.
-- Наоборот, -- опять не выдержал Витька. -- Юрка гово-рит: талантливым всегда первым попадает.
-- Витя!..
-- Какой Юрка?
-- Да мальчик тут один... по соседству, -- пояснила мать. -- Давайте, Владимир Николаич...
-- С плохими товарищами не знайся, -- сказал дядя Во-лодя.
-- Да он хороший мальчик... учится хорошо. На квартире здесь живет. Витя, ты если сел играть, играй.
-- Играю.
-- Попадает, Виктор, не талантам, попадает... неслухам, грубиянам -этим попадает, верно. А талант... -- это талант. Ну, и учиться, конечно, надо -- само собой.
-- Вот учиться-то... -- Мать строго посмотрела на Вить-ку. -Лень-матушка!.. Вперед нас, видно, родилась.
Витька поддал на баяне.
-- Витька, смори маленько. В ушах, правда, звенит.
-- Плохо с учебой, Виктор?
-- Чего только не делаю: сама иной раз сяду с ним: "Учи! Тебе ведь надо-то, не мне". Ну!.. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Был бы отец-то... Нас-то много они слушают!
-- Отец-то пишет, Виктор?
-- А чего ему писать? -- отвечала мать. -- Алименты свои плотит и довольный. А тут рости как знаешь.
-- Алименты -- это удовольствие ниже среднего, -- заме-тил дядя Володя. -- Двадцать пять?
-- Двадцать пять.
-- Стараться надо, Виктор. Маме одной трудно.
-- Понимали бы они...
-- Ты пришел из школы, сразу раз -- за уроки. Уроки приготовил -поиграл на баяне. На баяне поиграл -- пошел погулял.
Мать вздохнула.
Витька играл "Смешное сердце".
Дядя Володя открыл бутылочку шампанского.
-- Как она у нас -- пук! -- засмеялся он, довольный.
-- Надо наклонять, -- встрял Витька, -- тогда и "пук" не будет.
-- Шампанское должно пу... стрелять, -- авторитетно сказал дядя Володя. -- Прошу вас, Агриппина Игнатьевна. -- И дядя Володя опрокинул шампанское в большой рот.
-- Х-у-у, -- сказал он и поморгал маленькими глазами, -- в нос дает.
Витька захохотал.
Мать с укоризной поглядела на него.
-- Держите, Агриппина Игнатьевна.
Мать тоже выпила... И долго улыбалась и вздрагивала.
-- Стремиться надо, Витя, -- продолжал дядя Володя, на-ливая еще два фужера.
-- Уж и то говорю ему: "Стремись, Витька..."
-- Говорить мало.
Что говорить!
-- Как же воспитывать-то?
Дядя Володя кивнул головой, приглашая Грушу опроки-нуть фужерчик.
-- Ху-у-у, -- опять сказал он. -- Все: пропустили по пово-ду воскресенья, и будет. -- Дядя Володя закурил. -- Я ведь злоупотреблял, крепко злоупотреблял...
-- Вы уже рассказывали. Счастливый человек -- сократи-лись... Взяли себя в руки.
-- Бывало, утром на работу идти, а от тебя, как от цикло-на, -- на версту разит. Зайдешь, бывало, в парикмахер-скую -- не бриться, ничего -откроешь рот, он побрызгает, тогда уж идешь. Хочешь на счетах три положить -- кладешь пять.
-- Гляди-ка!
-- Да. В голове -- дымовая завеса, -- обстоятельно рас-сказывал дядя Володя, полагая, что это и занимательно, и поучительно. -- А у меня еще стол напротив окна стоял, в одиннадцать часов солнце начинает в лицо бить -- пот гра-дом!.. И мысли же комичные возникают: в ведомости, допус-тим, написано: "Такому-то на руки семьдесят пять рублей". А ты думаешь: "Это ж сколько поллитр выйдет?!" Хе-хе... И ведь начинаешь делить, вот что самое любопытное. Делить начинаешь невольно!
-- До чего можно дойти! -- сочувственно заметила мать. -- Ай-яй!
-- Гораздо дальше идут. У меня приятель был -- тот все по ночам шанец искал...
-- Что это?
-- Шанс. Он его называл -- шанец. Один раз искал-искал, и показалось же ему, что кто-то позвал с улицы, шагнул с балкона -- и все, не вернулся.
-- Разбился?
-- Ну, с девятого этажа... Он же не голубь мира. Когда летел, успел, правда, крикнуть: "Эй, вы что?!"
-- Сердешный, -- вздохнула мать.
Дядя Володя посмотрел на Витьку.
-- Отдохни, Виктор. Давай в шахматы сыграем. Запол-ним вакум, как у нас главный говорит. Тоже бросил пить и не знает, куда деваться. Не знаю, говорит, чем вакум заполнить. Давай -- заполним.
Витька посмотрел на мать.
Мать улыбнулась.
-- Ну отдохни, сынок.
Витька с великим удовольствием вылез из-под баяна... Мать опять взгромоздила баян на шкаф, накрыла салфеткой.
Дядя Володя расставлял на доске фигуры.
-- В шахматы тоже учись, Виктор. Попадешь в какую-ни-будь компанию: кто за бутылку, кто разные фигли-мигли с женским полом, а ты -- раз -- за шахматы: "Желаете?" К тебе сразу другое отношение. У тебя по литературе как?
-- Трояк.
-- Плохо. Литературу надо назубок знать. Вот я хожу пешкой и говорю: "Е-два, Е-четыре, как сказал гроссмейс-тер". А ты не знаешь, где это написано. А надо бы знать. Дви-гай.
Витька походил пешкой.
-- А зачем говорить-то: "Е-два, Е-четыре..."? -- спросила мать, наблюдая за игрой.
-- А -- шутят, -- пояснил дядя Володя. -- Шутят так. А люди уже понимают: "Этого голой рукой не возьмешь". У нас в типографии все шутят. Ходи, Виктор.
Витька походил фигурой.
-- А вот пили-то, -- поинтересовалась мать, -- жена-то как же?
-- Жена-то? -- Дядя Володя задумался над доской: Вить-ка сделал неожиданно каверзный ход. -- Реагировала-то?
-- Да, реагировала-то?
-- Отрицательно. Из-за этого и разошлись, можно ска-зать. Не только из-за этого, но большинство из-за этого. Вот так, Витька! -- Дядя Володя вышел из трудного положения и был доволен. -- Из-за этого и горшок об горшок у нас полу-чился.
-- Как это? -- не понял Витька.
-- Горшок об горшок-то? -- Дядя Володя снисходительно посмеялся. -Горшок об горшок -- и кто дальше.
Мать тоже засмеялась.
-- Еще рюмаху, Владимир Николаич?
-- Нет, -- твердо сказал дядя Володя. -- Зачем? Мне и так хорошо. Выпил для настроения, и будет. Раньше не отказал-ся бы. Я ведь злоупотреблял...
-- Вы говорили уже. Не думаете сходиться-то? -- вдруг спросила мать.
-- С кем, с ней? Нет, -- твердо сказал дядя Володя. -- Де-ло принципа: она мне параллельно с выпивкой таких... ве-щей наговорила... Я, по ее мнению, оказываюсь -- "тоскливый дятел".
Мать и Витька засмеялись. Но мать тотчас спохватилась.
-- Что же это она так? -- сказала она якобы с осуждением той, которая так образно выразилась.
-- Сильно умная! -- в сердцах сказал дядя Володя. -- Пускай теперь...