- Растерянный вид мисс Тины показывал, что она не уловила смысл этой довольно сложной фразы, поэтому я добавил:-Если вы не пересказывали ей того, о чем я вам говорил в саду, может быть, она сама догадалась?
- Не знаю - она вообще очень подозрительна.
- Не людское ли нескромное любопытство тому виной, не пытался ли кто-нибудь преследовать ее расспросами?
- Нет, нет, не в том дело, - сказала мисс Тина, с тревогой посмотрев на меня. - Сама не знаю, как объяснить; было одно происшествие в ее жизни, давным-давно - еще до того, как я родилась на свет.
- Происшествие? Что же это за происшествие такое? - спросил я так, будто мне и в голову не могло прийти, о чем речь.
- Тетушка мне никогда о нем не рассказывала. - И я не сомневался, что она говорит правду.
Ее крайняя искренность обезоруживала меня; я бы предпочел, в данных обстоятельствах, иметь дело с человеком менее чистосердечным.
- Не думаете ли вы, что тут есть какая-то связь с имеющимися у нее письмами Асперна?
- А ведь в самом деле! - воскликнула моя собеседница, словно даже обрадованная такой догадкой. - Правда, я ни одного из них не читала.
- Ни одного? Откуда же вы знаете, что в них содержится?
- Я и не знаю, - безмятежно отвечала мисс Тина. - Я ни разу но держала их в руках. Но видела, когда она их доставала из шкатулки.
- А часто она это делает?
- Теперь - нет. А раньше часто. Она очень любила перебирать их,
- Хоть там, возможно, есть кое-что компрометирующее?
- Компрометирующее? - Мисс Тина повторила это слово так, точно но очень ясно представляла его значение. Я почувствовал себя чуть ли не растлителем чистой души.
- Я хочу сказать - пробуждающее неприятные воспоминания.
- О, я уверена, что ничего неприятного там нет. - Ничего, что порочило бы ее репутацию?
Совсем повое, особенное выражение появилось в лице племянницы мисс Бордеро - она словно бы признавала, что не в силах противостоять мне, и взывала к моей порядочности и моему великодушию. Я привез ее на Пьяццу, заворожил множеством красот, выказал ей внимание, за которое она от души благодарна, - а теперь, оказывается, это все было просто попыткой подкупить ее, заставить в чем-то пойти против тетки. Она по натуре податлива и готова все сделать для человека, который был так добр к ней, но я лучше всего докажу свою доброту, если не потребую слишком многого взамен. Впоследствии я часто думал о том, что почему-то она нимало не рассердилась на меня за не слишком уважительное отношение к репутации мисс Бордеро - хоть сам я счел бы, что это не по-джентльменски, не будь на карту поставлено кое-что столь бесценное - для меня, по крайней мере. Должно быть, она просто не поняла.
- Вы предполагаете, она сделала что-то дурное? - спросила она немного погодя.
- Упаси меня бог от таких предположений, да и не мое это дело. К тому же, - поспешил я любезно добавить, - если и было что-либо подобное, то ведь случилось оно в другую эпоху, в другом мире. Вот только почему она не уничтожила эти письма?
- Что вы, она так дорожит ими.
- Даже сейчас, зная, что ее жизнь идет к концу?
- Может быть, когда она почувствует, что конец уже близок, она уничтожит их.
- Послушайте, мисс Тина, - сказал я, - вот я бы и хотел, чтобы вы этому помешали.
- Как же я могу помешать?
- Не могли бы вы взять у нее эти письма?
- И отдать вам?
Эти обнажающие суть дела слова нетрудно было принять за издевку, но я уверен, что у мисс Тины и в мыслях не было ничего подобного.
- Хотя бы для того, чтобы я мог просмотреть их. Поймите, не мне лично они нужны и я вовсе но хочу заполучить их ценою ущерба для кого-либо другого. Просто это было бы таким подарком читателям, таким неоценимым дополнением к биографии Джеффри Асперна.
Она, как всегда, слушала с таким видом, будто все мои разглагольствования касались предметов, совершенно ей прежде незнакомых; и я почувствовал себя ничем не лучше газетного репортера, норовящего пролезть в дом, где кто-то умер. Чувство это еще усилилось, когда она сказала:
- Один господин недавно писал к ней почти теми же словами. Он тоже хотел получить письма.
- И она ответила? - спросил я, слегка пристыженный мыслью, что Камнор действовал куда более честно.
- Только после второго или третьего его обращения. Она очень рассердилась.
- Что же она ему написала?
- Она его назвала чертом, - не задумываясь, ответила мисс Тина.
- Прямо так и выразилась на бумаге?
- Не на бумаге, а в разговоре со мною. А ответ писала я по ее приказанию.
- И что же вы написали?
- Написала, что никаких писем у нее нет.
- Ах он бедняга! - сочувственно вздохнул я.
- Я знаю, что есть, но написала так, как она велела.
- Разумеется, вы и не могли поступить иначе. Но я надеюсь, что меня не назовут чертом.
- Смотря по тому, что вам от меня понадобится, - улыбнулась моя собеседница.
- Ох, если я от вас рискую заслужить такое название, значит, дела мои плохи! Но я ведь не прошу вас красть ради меня, не прошу даже лгать - все равно этого вы не умеете, разве только на бумаге. Мне важно одно - чтобы вы не дали ей уничтожить письма.
- Но что я тут могу сделать, - возразила мисс Тина. - Ведь я ей повинуюсь, а не она мне.
- Зато собственные руки и ноги ей не повинуются. Единственный доступный ей способ уничтожить письма - это их сжечь. Но, чтобы сжечь, нужен огонь, а как ей добыть огня, если вы не принесете?
- Я не смею ослушаться ее приказаний, - сетовала бедняжка. - И потом есть ведь еще Олимпия.
Я хотел было заметить, что Олимпию нетрудно подкупить, но счел за благо не произносить это слово и выразился более осторожно: дескать, с девчонкой можно справиться.
- Тетушка с кем угодно справится, - сказала мисс Тина. И вдруг заторопилась домой, уверяя, что отпущенный срок миновал. Но я удержал ее, накрыв своей рукой ее руку, лежавшую на столе.
- Обещайте хотя бы, что вы постараетесь мне помочь.
- Да как же я могу, как я могу это сделать? - твердила она, сбитая с толку и расстроенная. Ее и удивило и испугало, что ей отводят такую значительную роль в чьих-то замыслах, что от нее требуют действия.
- Вот главное: вы должны зорко следить за тетушкой и предупредить меня, прежде чем кощунственное преступление будет совершено.
- А как мне следить в те часы, когда я отлучаюсь из дому по ее же настоянию?
- Да, в самом деле.
- Кстати, и по вашему настоянию тоже.
- Силы небесные! Уж не затеяла ли она что-то именно сегодня?
- Не знаю. Она очень хитрая.
- Вы нарочно пугаете меня? - спросил я.
Вместо ответа моя собеседница промолвила тихо, и словно бы даже с завистью:
- Она так дорожит ими, так дорожит!
Эта мысль, столь выразительно высказанная вслух, несколько успокоила меня, и, желая еще глотнуть целительного бальзама, я сказал:
- Если у нее нет намерения уничтожить перед смертью бумаги, о которых мы говорим, она, вероятно, распорядилась ими в своем завещании.
- Завещании?
- Разве она не сделала завещания в вашу пользу?
- Ей почти нечего завещать. Оттого-то она и гонится так за деньгами, -сказала мисс Тина.
- Коль скоро уж о том зашла речь, позвольте мне спросить - на какие средства вы с ней живете?
- На деньги, которые приходят из Америки; какой-то господин - должно быть, стряпчий - посылает их из Нью-Йорка каждые три месяца. Только это очень немного!
- Но должна же была она распорядиться этими деньгами на случай своей смерти?
Мисс Тина замялась, - от меня не укрылось, что она покраснела.
- Кажется, они мои, - сказала она, и весь вид ее в эту минуту так ясно выдавал отсутствие у нее привычки думать о себе, что она показалась мне почти хорошенькой. - Но однажды, что было довольно давно, тетушка посылала за местным avvocato.