– Кул укоризненно повторил недавнюю реплику сына и не понял, почему амбериты вдруг начали хихикать.
Понимающе кивая, Фауст пояснил окружающим:
– Много трупов и Логрус вдребезги. Меф уточнил:
– Логрус вдребезги, но трупов не слишком много. Так, чуть-чуть. Чтобы не скучно было.
– Дара и Мерлин живы? – вскинулся Корвин.
– Даже невредимы… – Мефисто самодовольно засмеялся. – Вот о Ясре я бы этого не сказал. Кстати, чем ты тут занимаешься?
– Глазной хирургией.
– Помощь не нужна? – загорелся отец.
– Теперь ты решил меня обидеть. – Фауст захихикал и занялся светской процедурой: – Друзья мои, позвольте представить его величество Дракулу, царя Нирваны. Лапа, познакомься, это…
Он перечислил присутствующих. Дружелюбно оглядев амберитов, Кул печально изрек:
– Из вас я помню только Бена и Кора. Как выросли… А на женщин смотрю – сердце кровью обливается. Какая жалость!
– Что вам не нравится? – оскорбленно зашипела Флора.
– Говорю: какая жалость, что я женат!
На этот раз в голосе Флоры прозвучала надежда:
– Кого смущают такие мелочи!
– Рад слышать… – Царь с нескрываемым интересом посмотрел на принцессу.
– Останетесь погостить? – на правах хозяина поинтересовался Рэндом.
– Обязательно заглянем, но в следующий раз, – сказал Кул, то есть Дракула. – Простите, но дома слишком много дел.
Вернувшись к Фаусту, он поинтересовался, как прошла операция. Рассеянно слушая сына, Дракула между делом осмотрел глаза Виолы. В какой-то момент на его лице появилась мимолетная гримаса удивления, и царь Нирваны, сняв наложенную Фаустом повязку, прикоснулся указательными пальцами к надбровьям королевы Амбера. На подушечках пальцев сверкнули искры. Виола вскрикнула и сказала, что видит слабый свет и мелькающие вокруг тени.
– Так и должно быть. – Дракула погладил ее по голове, при этом ладонь Вампира слабо светилась. – Надо будет полежать денек. Завтра к вечеру снимите повязку.
– В темной комнате, – уточнил Фауст.
Неожиданно Бенедикт сказал, что вспомнил дядюшку Аку, который посетил Амбер в год, когда родился Корвин. По его словам, нирванец поразил всех умением превращаться в крылатого ангела. Царь заулыбался и сообщил, что в тот раз они с Обероном славно покутили, но потом Озрик сумел поссорить отца с правителями Нирваны.
На этом он прервал обмен старыми впечатлениями, велев сыновьям собираться в дорогу. Поначалу Фаусту не удавалось превратиться в гарпию, и старшие пришли на помощь. Корвин расслышал, как Дракула вполголоса выговаривает сыну: дескать, Фау напрасно рассказал амберитам, что операцию следует делать в центре Узора.
Когда три гарпии, помахав крыльями в прощальном кружении, скрылись за барьером соседнего Отражения, Флора сказала раздраженно и разочарованно:
– Домоседы какие-то. Вся семья только и думает о своем курятнике.
А мрачный Бенедикт задумчиво произнес:
– Отец почти никогда не говорил при нас о нирванцах. Но мне почему-то кажется, что он считал Нирвану таким же противником, как и Хаос.
– Наверное, он был прав, – сказала Фиона. – Брагой надо опасаться.
– Возможно, отец совершил роковую ошибку, – возразил Корвин. – И потерял надежного союзника.
Снисходительно поглядев на родственников, Льювилла сказала менторским тоном, как учительница, объясняющая детям элементарные истины;
– Поймите наконец, что у великой державы не бывает врагов или друзей. Есть только вечные интересы.
– Цитируешь классика, – хохотнул Рэндом.
– Как же, классик… – Льювилла пренебрежительно махнула ладошкой. – Старый жирный боров умел только дымить сигарой как паровоз! Он был очень удивлен, когда я произнесла при нем эту фразу.
А три гарпии беззаботно парили в потоках Мощи, пронизывающих все Мироздание от Моря Судьбы до Пропасти Мрака и Стен Вечности. Гарпии лишь изредка шевелили крыльями, но все равно стремительно приближались к своему дому. Они мелькали в небесах разных миров, сопровождаемые новыми легендами, сказаниями и предчувствиями. Незримые ветры мелодично посвистывали в крыльях, бросавших тень на все Тени.
Кто-то из мудрецов древности назвал подобное Pax Mundi – Крылья над Миром.
XIII
Дара вдруг поняла, что уже видела эту сцену, но только со стороны. Картина, прорисовавшаяся на ледяной грани, показывала именно ее, смущенную и подавленную. И вот прорицание сбылось. На ее счастье, никто, включая Мерлина, не торжествовал, хотя могли бы злорадно подковырнутъ: мол, предупреждали тебя, что не надо делать глупости. Кажется, старший сын был ошеломлен случившимся даже сильнее, чем она, и жадно внимал словам старейшего мастера Искусства.
В другое время и при других обстоятельствах жестикуляция Сухея показалась бы смешной – больно уж забавно старец шевелил высохшими лапками. Увы, он говорил о слишком уж серьезных и печальных вещах.
– Я нашел Прародительницу в ужасном состоянии, – стенающим голосом вещал Сухей. – Любые повреждения Узора потрясают личность того, кем этот Узор создан. Капля амберской крови на Главный Лабиринт – и в мозговых извилинах Дворкина появляются черные провалы.
– Не повторяй давно известного! – взорвался Мандор. – Когда отец разрушил Золотую Спираль в Нирване, лишился рассудка царь Гамлет, а вскоре и наш дружок Кул провалился в тысячелетнюю кому. Это мы давно поняли.
– Расскажи про Логрус, – поддержал брата Мерлин. – Мы даже не знаем наверняка, кто и каким образом нарисовал Знак Хаоса
Деспил и Бансис дружно закивали, словно две марионетки, которых невидимый кукловод одновременно тянул за ниточки. Глядя на них, Дара подумала, что никогда не задавалась этим вопросом. Логрус казался чем-то абсолютно незыблемым, что существовало всегда, от начала времен, и будет существовать впредь, пока Мироздание не уничтожит себя в последнем спазме самоубийственного энтузиазма…
– Уже знаем, – проскрипел Сухей. – Прародительница лишилась части разума, но сумела вспомнить кое-какие подробности.
Престарелый мастер Искусства передал рассказ Змеи, немного дополнявший те сведения, которые были известны прежде. По его словам, акт творения случился в незапамятные времена, когда Змея сменила кожу. Над старой пустой оболочкой, которую сбросила Прародительница, был совершен некий обряд, после чего сплетенная в многомерную фигуру кожа приобрела сверхъестественные качества, превратившись в Логрус.
Мандор нетерпеливо махнул рукой, и старик послушно умолк.
– Сколько времени должно пройти, прежде чем Змея сможет снова сбросить старую шкуру?
– При наличии Отражений с разными темпоральными скоростями вопрос о времени не имеет значения, – напомнил Сухей. – Загвоздка в другом. Прародительница не помнит, кто проводил обряд, сотворивший Логрус, не говоря уж о сущности самого обряда.
– И кто может это помнить? – в один голос спросили Дара, Мандор и Мерлин.
– Помнить не может никто. – Старик помотал головой. – Разве что Единорог или Птица.
Голос Мандора был полон убийственной иронии:
– Ты веришь, что Единорог согласится ответить на наши вопросы? Даже если эти вопросы задаст Мерлин?
Сухей снова изобразил отрицательную реакцию, качая головой справа налево и обратно. Учитель сидел на узорной скамье, опустив голову, и что-то бормотал, перебирая четки из крохотных драконьих черепов, нанизанных на платиновую цепочку. Мерлин, накануне надравшийся с горя до зеленых ангелов, попытался что-то спросить, но язык не послушался короля.