– Ты что‑нибудь понял? – спросил Мера у Элвина.
– Пророк предупредил меня, что сегодня придет Такумсе и будет очень злиться.
– Раз он знал об этом, почему не попытался что‑нибудь изменить?
– Он очень осторожен. Чтобы земля поделилась между бледнолицыми и краснокожими, все должно идти так, как должно. Если вдруг помешать какому‑нибудь событию произойти, это может все разрушить, все переиначить. Пророк знает, что нас ждет в будущем, но никому не говорит, потому что мы можем все испортить.
– Что толку тогда знать будущее, если в нем ничего нельзя менять?
– Это тебе так кажется, – ответил Элвин. – На самом деле Пророк меняет его, просто никому ничего не говорит. Именно поэтому он создал хрустальную башню накануне той бури. Он должен был увериться, что видение будущего не изменилось и все идет как должно, он должен был удостовериться, что не произошло ничего непоправимого.
– Тогда чего они лаются? Они ж сейчас подерутся!
– Это ты мне скажи, Мера. Это ты помогал ему переворачивать вигвам.
– Я просто рассказал ему о том, что его имя и имя Пророка были вырезаны на наших седлах.
– Он и так это знал, – пожал плечами Элвин.
– Ну, вел он себя так, будто никогда об этом не слышал.
– Я сам рассказал об этом Пророку – на следующий же день после того, как он отвел меня в башню.
– А тебе не приходило в голову, что Пророк ничего не сказал Такумсе?
– Как не сказал? – не понял Элвин. – Чего ему скрывать?
Мера с мудрым видом кивнул:
– У меня такое ощущение, что именно этот вопрос и задал Такумсе своему братцу.
– Но скрывать наше спасение – это безумство, – удивился Элвин. – Я подумал, Такумсе сразу послал кого‑нибудь в город с вестью, что с нами все в порядке.
– А знаешь, что я думаю, Эл? Я думаю, твой Пророк делает из нас идиотов. Я понятия не имею, зачем ему это, но, по‑моему, он разработал свой план, и согласно этому плану нас нужно держать подальше от дома. А поскольку вся наша семья, соседи и прочие фермеры наверняка уже схватились за оружие, ты можешь догадаться, что произойдет. Пророк хочет, чтобы мы немножко постреляли друг друга.
– Нет! – воскликнул Элвин. – Пророк говорит, что ни один человек не может убить другого человека, если тот не хочет умирать. Он говорит, что убить бледнолицего – это все равно что подстрелить волка или медведя, которые не годятся в еду.
– Может быть, мы, на его взгляд, вполне съедобны. Так что если мы не доберемся до дома и не убедим наш народ, что с нами ничего не случилось, разразится война.
Как раз в этот момент Такумсе и Пророк замолкли. Затянувшееся молчание прервал Мера.
– Ну так что, ребята, будем отправлять нас домой? – поинтересовался он.
Пророк снова сел на свое одеяло и скрестил ноги.
– Иди домой, Мера, – произнес Пророк.
– Без Элвина не пойду.
– Пойдешь, – ответил Пророк. – Если он останется в этой части страны, он умрет.
– Что ты такое несешь?
– То, что видел собственными глазами! – огрызнулся Пророк. – То, что ждет нас в будущем. Если Элвин отправится сейчас домой, через три дня он умрет. Но тыиди, Мера. Выйдешь сегодня в полдень, это самое верное время.
– А как ты собираешься поступить с Элвином? Думаешь, с тобой он будет в большей безопасности?
– Не со мной, – возразил Пророк. – С моим братом.
– Дурацкая идея! – тут же заорал Такумсе.
– Дурацкая идея! – тут же заорал Такумсе.
– Моего брата ждет долгая дорога. Он должен встретиться с французами в Детройте, с Ирраквой, с Аппалачами, с чоктавами и криками, со всеми краснокожими племенами, со всеми бледнолицыми, которые могут остановить надвигающуюся войну.
– Если я буду говорить с краснокожими, Тенскватава, то призову их пойти со мной в бой и прогнать бледнолицых за горы. Мы заставим белого человека сесть на свои корабли и убраться обратно за моря!
– Говори им что хочешь, – согласился Тенскватава. – Но ты пустишься в путь сегодня же и заберешь с собой бледнолицего мальчика, который ходит как краснокожий.
– Нет, – сказал Такумсе.
Печаль промелькнула на лице Тенскватавы, и он тихонько застонал.
– Значит, умрет вся земля, а не какая‑то ее часть. Если ты не последуешь моему совету, белый человек убьет всю землю от океана до океана, с севера на юг вся земля станет мертвой! И краснокожие племена вымрут, лишь жалкие их остатки будут ютиться на крошечных участках пустынной земли. Всю свою жизнь они будут жить как в темнице, потому что ты ослушался и не поступил так, как мне явилось в видении!
– Такумсе не слушается всяких глупых видений! Такумсе – лик земли, голос земли! Иволга сказала мне это, и тебе об этом известно, Лолла‑Воссики!
– Лолла‑Воссики мертв, – прошептал Пророк.
– Голос земли не повинуется одноглазому краснокожему, поклоняющемуся виски.
Его слова ужалили Пророка в самое сердце, однако лицо его осталось невозмутимым.
– Ты – голос гнева земли. Ты вступишь в битву с огромной армией бледнолицых. Говорю тебе, это произойдет до первого снегопада. И если бледнолицего мальчика Элвина не будет с тобой, ты потерпишь поражение и погибнешь.
– А если он будет со мной?
– Ты останешься жив, – ответил Пророк.
– Я с радостью пойду с Такумсе, – вмешался в спор Элвин. И когда Мера начал было возражать, Элвин повернулся к брату и дотронулся до его руки. – Ты можешь передать маме и папе, что я жив и здоров. Я хочупойти. Пророк сказал, что от Такумсе я узнаю столько, сколько не узнаю ни от кого другого.
– Тогда я пойду с тобой, – уперся Мера. – Я дал слово маме и папе.
Пророк холодно посмотрел на Меру:
– Ты вернешься к своему народу.
– Тогда и Элвин вернется со мной.
– Ты не смеешь распоряжаться здесь, – возразил Пророк.
– А ты, значит, смеешь? Это потому, что у твоих парней в руках луки?
Такумсе протянул руку и дотронулся до плеча Меры.
– Ты неглупый человек. Мера. Кто‑то должен вернуться и рассказать вашему народу, что ты и Элвин не погибли.
– Если я брошу его, откуда мне знать, жив он или нет?
– Я клянусь, – сказал Такумсе, – пока я жив, ни один краснокожий пальцем не посмеет прикоснуться к этому мальчику.
– А пока он с тобой, тебе ничего не угрожает, да? Мой младший брат – заложник, вот как это называется…
Мера видел, что Такумсе и Тенскватава так разозлились, что готовы были убить его, но он и сам был настолько зол, что с радостью расквасил бы сейчас чей‑нибудь нос. Может, так бы все и случилось, если бы между ними не встал десятилетний Элвин и не разнял их.
– Мера, ты лучше, чем кто‑либо, знаешь, что я способен сам позаботиться о себе. Расскажи папе и маме, что я сделал с чоктавами, и они поймут, что мне ничего не угрожает. Они ведь сами отправили меня из дому, разве не так? На ученичество к кузнецу. Что ж, я немножко похожу в учениках у Такумсе. А Такумсе, как известно, самый великий человек в Америке – если, конечно, не считать Тома Джефферсона.