А спустя месяц она заявила мне, что готова идти со мной хоть в могилу... Должен вам сказать, у меня тогда и угла-то собственного не было... Мы поженились.
Отец Нины закатил всемирный скандал и даже вызвал меня на дуэль... Я явился на место дуэли со значком "Ворошиловского стрелка" на груди. Испугался папаша или еще что - не знаю, однако стреляться не стал, и мы помирились. С тех пор прошло немало лет... А теперь слушайте про другое... Года два тому назад появился в нашем селе некий дядя - мастер, да какой! Золотые руки! Подрядился он одному колхознику ставить дом. И поставил село ахнуло! И пошло, и пошло! Все, какие кругом новые дома красуются, его работа. И потребовал сельский сход оставить его здесь, выделить ему участок, оформить как полагается и все такое... Клянусь вам, не лежало у меня сердце к этому человеку! Не нравились мне его глаза - зеленые, змеиные глаза! Улыбался он одними губами, а глаза были холодные, словно неживые... Но воля народа взяла верх... Целый год он трудился как двужильный:
строил, красил украшал, подправлял... Село души в нем не чаяло... Приходит он как-то вечером ко мне и говорит:
"Товарищ майор, вчера я закладывал фундамент дома Феридэ и заметил: в конце двора, под заграждением, дыра здоровенная, человек свободно пролезет. Водой, видно, прорыло. Так вы посмотрите, пожалуйста, и велите заделать. Чем черт не шутит, сами понимаете..."
А сам все улыбается, улыбается змеиной своей улыбкой. Пошел я, конечно. Действительно, дыра зияет большущая! Заделали ее, разумеется, в два счета. А ему я объявил благодарность в приказе, представил к награждению значком "Отличник пограничной службы"...
Осенью, когда поспели мандарины, дом Феридэ был готов, оставалась самая малость - окрасить столбы. Пошел я к ней - дай, думаю, посмотрю, какой получился дом у нашей Феридэ. Вы, конечно, знаете, что Феридэ - женщина самой высокой нравственности, просто святая, да и только. А тут что такое?! Вижу, на балконе Сидит наш мастер и водку попивает! Феридэ тут же рукодельничает. Мастер встречает меня, словно хозяин дома:
"О, товарищ майор Г Пожалуйста, присаживайтесь! Сыграем в шахматы?"
Я сел.
"Прошу вас, товарищ майор! - он налил мне водку. - Выпьем за новый дом Феридэ!"
Выпили. Сглупил я! Не должен был пить, а ведь выпил!
"Сыграем, товарищ майор? Вам черные или белые?"
В шахматы я играю неважно. Дай, думаю, сыграю черными: во-первых, Петросян всегда выигрывает черными, во-вторых, буду повторять все ходы белых...
На десятом ходу стало ясно - проигрываю. И взяла меня злоба: неужели, думаю, этот аспид одолеет меня? Не бывать этому! Поверите? Произошло чудо: партию, а за ней подряд еще девять выиграл я! Он молчал, лишь время от времени поглядывал на часы. Без десяти двенадцать начали новую партию. На пятой минуте он взял моего ферзя, на седьмой - ладью, на восьмой - коня, а на десятой я получил такой мат, не знал, куда деваться от стыда!
"Сыграем еще!" - предложил я. "Десять - один в вашу пользу, товарищ майор, - сказал он вставая, - завтра продолжим, если пожелаете... Спокойной ночи!" - "Спокойной ночи, Якобашвили!" - ответил я.
"Феридэ, - обратился он к вдове, - утром приду рано, инструмент оставлю здесь".
Он ушел. Я последовал за ним. У родника мы расстались. Я взглянул на часы: было десять минут первого - время смены нарядов.
"Спокойной ночи!" - еще раз попрощался он и скрылся в темноте.
"Зачем ты его отпустил! - слышу я внутренний голос. - Иди за ним! Нельзя доверять человеку с такими змеиными глазами!.." - "Спокойно, майор! - слышу я другой голос. - Бдительность - твой долг, но перебарщивать не имеешь права!"
Я вернулся на заставу, отправился обратно, потом заглянул домой.
"Нина, - говорю жене, - не верю я Якобашвили! Знаешь, он нарочно проиграл мне в шахматы, десять партий, а потом, издеваясь, за десять минут дал мат!" - "Спи, - говорит Нина, - где выигрыш, там и проигрыш".
Впервые в жизни я не послушался ее. Переложил пистолет из кобуры в карман и собрался идти на границу.
Майор налил мне коньяк, сам отпил остывший кофе.
- Не надо, Алеша, - попросила жена.
- Погоди, Нина, я впервые рассказываю эту историю и хочу, чтобы Владимир узнал все до конца!
- Не надо, милый! - повторила женщина.
- Надо! - отрезал майор, и я понял, что последнее слово останется за ним. - Не успел я взять фонарь, как ворвался дежурный: "Товарищ майор! В зоне вдовы сигнал!"
Меня подбросило словно ударом молнии "Нина, - крикнул я, - это он!" И бросился из комнаты.
Вся застава была на ногах. Следы в конце двора Феридэ ясно говорили: ушел!
- Ракеты! - крикнул я. Белые и красные вспышки осветили границу. С пистолетов в руках я кинулся вперед и тут же увидел бегущего мужчину. Да, это был он! Дрожа и задыхаясь от ярости, я выпустил все семь пуль. Он продолжал бежать метрах в пятнадцати впереди, и у меня не было пули, чтобы убить его! Черт с ним, - у меня не было пули, чтобы убить себя! Я продолжал бежать, видя, как увеличивается разрыв между нами. Еще минута и он ушел бы навсегда! Теряя разум и последние силы, я упал на землю и зарыдал от ярости, стыда, унижения!
Вдруг раздалась короткая автоматная очередь. Я поднял голову и увидел, как бегущий человек схватился за поясницу и пошатнулся. Вслед за первой раздалась вторая, подлиннее, очередь, и человек упал. Я закрыл глаза и уткнулся лицом в землю...
"Алеша, встань! Алеша, встань! Алеша, встань!" - застучали в сознании, словно удары молотка, чьи-то слова.
Я встал.
...Потом я тащил труп по проселочной дороге, и кто-то, вооруженный автоматом, следовал за мной. Больше я ничего не помню...
Майор налил коньяк и залпом осушил стакан. Нина Сергеевна сидела опустив голову.
- Мда-а... Можно сказать, вовремя вам кто-то помог, - сказал я.
- Этим "кто-то" была Нина! - сказал майор.
Нина Сергеевна быстро встала и вышла из комнаты.
- С тех пор она мучается... "Убийца, говорит, я!"
Единственное утешение - что убила ради меня...
- А дальше?
- Якобашвили - ну, фамилия его, конечно, была вовсе не Якобашвили оказался крупным шпионом... Меня и Нину наградили... Так вот, я хотел выпить за ее здоровье... Видите, как оно в жизни получается? Нет дня, что-, бы Нина не плакала! Ночью вскакивает с постели!.. Не знаю, как ее утешить... Другой бы на ее месте не расставался с орденом, с гордостью восседал бы в президиумах собраний. А она плачет... Нина! - крикнул он. Поди сюда, Владимир Гавриилович просит!
Нина Сергеевна вошла, присела в углу и уставилась на меня своими грустными, красивыми, полными слез глазами.
Я встал:
- Уважаемая Нина Сергеевна! Я счастлив... Я горжусь... Благословен день, когда вы... Майор, разрешите мне по-братски поцеловать вашу супругу?
Я чувствовал, что выгляжу смешным. Чхартишвили улыбнулся и кивнул головой. Подойдя к Нине Сергеевне и легонько сжав ее горячие виски, я поцеловал ее в лоб.
Потом вернулся на свое место, сел и закурил. Женщина улыбалась, хотя глаза ее по-прежнему были полны слез.
- Твержу ей, что она не убийца, ибо он не был человеком! - сказал Чхартишвили. - Ведь я прав?
- Конечно! - ответил я и тут же собрался уходить. - До свидания! сказал я.
- Спокойной ночи!.. Как вы сказали? Любая женщина, даже самая примитивная, всегда остается загадкой для мужчины?
- Да, - ответил я.
Комната, в которой я живу, раньше использовалась как хозяйственное помещение. Здесь прачка гладила белье, простыни, наволочки. Одежду солдаты гладят сами.
С моим приездом в комнате не изменилось почти ничего - поставили койку и старое, расшатанное кресло. Длинный стол со следами горячего утюга остался. Бумагу привез я сам, а тут еще Чхартишвили прислал огромную кипу.