а хер
Хахалин,долбанул железякой ворапо спине.Пострадавшийнаписал нанего
жалобу. Самый справедливый в бригадном транспорте человек - майорФефелов -
сказал жалобщику: "Неворуй! В другой раз не домкратом, ломиком добавлю!" -
и у Коляши появился настоящийвраг, наэтот разво станерусских воинов,
фамилияемубылаинтересная -Толковач.Говорилворюга, что он серб по
происхождению. Врал, конечно. Чтоб серб - и воровал?.. Больно продувная рожа
у этого серба, навыкшего тащить с советского колхоза.
Но..."недолгомузыкаиграла,недолгофраертанцевал",-говорят
нынешниеблатняшки. Настыкедвухобластей-Сумскойи Полтавской,в
гоголевских благословенных местах, под селением Опишня спустил у хахалинской
"газушки" баллон, колесо смялось,причем спустил баллонвнутреннего левого
колеса, длякоторого требуется особый ключ, под названием газовый. У Коляши
не только газового,вовсе никакого ключа нет. Наладился он идти на поклон в
парковую батарею -ключво временное пользование попросить.Когдапошел,
обстрел начался,ажгруши и сливы в саду посыпались. Всадутом вместе с
другимистояла иКоляшина"газушка",подкоторую оннеуспел выкопать
аппарель, тоестьне спряталмашину,потому какничего оннеуспевал,
копать-то и сил не было. А тут еще беда: с налету, с повороту попав в пышные
полтавские сады, вояки набросились на фрукты, впервую голову на сливу -и
всю,считай,боевую бригаду пронесло.Дристал, даеще так лизвонко,и
Коляша- брюхо,кишки и все прочеегорючим отравлено,весьон ослаблен,
истощен, хворь всякая вяжется, насморк и кашель с весны не проходят, когда в
грязи пурхался,под машинойлежал -простудился. Вон как украинское, ярое
солнцепечет,авсе знобко,разлад вголовеивтеле,ещеибрюхо
прохватило. Толковач-сука, знал, что слива обладаетслабительным свойством,
нонесказалсибирякам-невеждамобэтом.Хохочет,радуется:всевот
обдристались, он вот нет!..
На обстрелКоляшаХахалинне обращал никакоговнимания,раза два в
кюветвозледорогиложилсякакбы пообязанности,кюветыбылиполны
фруктами,гнилымигрушами,яблоками,прокисшимисливами,ивсеэто
забродившеедобро слоями облепили осы, мухи,пчелы, шмели. Одна оса Коляшу
жогнула, и он разозлился:"Мало, что все кругом едят и жалят, так еще и ты,
скотинабезрогая,башкудолбишь!.."-ивгорстикозявкубеспощадно
раздавил.
Возвращаясь врасположение с ключом, Коляша еще издали заметил,что в
саду, забелой хаткой, крытойсоломой,густодымит и патронамистреляет
горящая машина. Старый украинец со старухой сбадьями бегают- изколодца
водойхатуобливают, чтобынезагорелась. Несколько военных помогают им.
Прикинулиздалирулевой Хахалин-ивышло: горит егомашина,- вздохнул
облегченно: "Дошла, дошла, дошла-таки моя молитва до Бога!".
К машине нельзя
уже было подойти,внейрвались патроны игранаты, опасновспыхивалии
разлетались по сторонам сигнальные ракеты.
- Прямое попадание в кузов,- объявили Коляше. Толковач, пробегая мимо с
ведром воды, оскалил щетки не видавшие коричневые зубы:
- Будет тебе, будет штрафная! Да-авно она тебя ждет - дожидается...
КоляшуХахалинапозваликтелефону, и сам командир дивизиона громко
приказал:
- Провод в кулак и по линии сюда, на передовую,- тут ты у меня узнаешь,
где раки зимуют! Тут ты научишься казенное имущество беречь!
"На передовую,такнапередовую - эказастращал!Поносбытолько
остановился,передброскомнеудобно -боецтакойгероическойармиии
обделался!"Чувство пусть и мрачного юмора еще не покинуло Коляшу Хахалина,
и, стало быть, он еще живой, и дух в нем пусть не крепок, но устойчив пока.
И пока он шелна наблюдательныйпункт, на передовую,дал себе клятву
железную: никогда-никогда, ни в какую машину не сядет кроме, как пассажиром.
Было все: и топали на него, и расстрелом стращали, и штрафную обещали -
Коляшу Хахалина ничегоне трогало, не пугало. Он отрешенно молчал и смотрел
в землю,потому что,еслионподнимал голову иначинал глядеть в небо,-
воспитующими его, отцами-командирами, это воспринималось как вызов, как чуть
ли не высокомерие. Как и большинство начальников, выросших уже при советской
власти, командиры сии прошли через унижение детства в детсадах, в отрядах, в
школе, нуи, само собойразумеется, главное, вековечное унижениев армии.
Поэтому, получив власть,сами моглитолькоунижать подчиненных, унижаться
передвышестоящими начальниками, и глядящий в землю, ссутуленный, как бы уж
вовсесломленныйчеловекбылдля них приемлемейтого, ктосмел глядеть
вверх,-незадирайрыло,колибытьтебевнизусудьбойопределено.
Израсходовав пыл огневого заряда, командир дивизиона спросил:
- Чего вот мне с тобой теперь делать?
- Воля ваша. Что хотите, то и делайте,- ответил впопад Коляша.
-Воля ваша, воляваша,- затруднилсякомандир,имеющий еще силына
перевоспитание разгильдяя, которыйвсем надоел, себя, машину и людей извел.
Если бы он сказал то, чего ожидал командир дивизиона: "Немец стрелял, не я",
"у снаряда глаз нету"илисовсем коротко: "Война!" - капитан еще побушевал
бы всладость и утеху души своей.А тут вот:"Воляваша",- и вид такой -
хоть к чему человека приговаривай - со всем согласится.
- Каблукова ко мне! - приказал капитан.
После переезда с Орловщины наУкраину, где-то в направлении на Ахтырку
илинаБогодухов,уработавшиеся,насолнцеиспекшиесябойцывзвода
управленияк вечеру истомленно расселись,разлеглись посрединескошенного
поля,потомукак днем от жары ничего неели, толькопиливоду и копали,
копали и пили. И вот хоть малая, но все же блаженная прохлада, вечер, покой,
"кукурузники"в небелопочут, светленько пулеметными очередями посикивают,
подвебомбы-пятидесяткинаокопыврагашмаляют.