Даже огромный кувшин с чрезмерно сладким пуншем для самых юных воспитанниц пришлось наполнять дважды.
Шарлотта шествовала по бальному залу, улыбаясь и кивая гостям. Она с громадным трудом удерживала на лице приветливое выражение. На самом деле ей хотелось встать посреди зала, раскинуть руки и закричать что есть силы.
В приемной стояла группа девушек. Шарлотта испугалась, что с ней заговорят, а ей так нужно было несколько минут побыть одной, успокоиться, вернуть самообладание и опять стать истинной хозяйкой замка Балфурин.
«Чтоб его черт побрал!»
Она прикрыла глаза, глубоко вздохнула, но это не помогло. Гнев бушевал в ней.
«Будь он проклят за то, что явился именно сегодня, что не исчез навеки! Что погубил самый лучший вечер в моей жизни. Будь он проклят за то, что вмешался! За то, что жив!»
Постепенно Шарлотта пришла в себя, заметила, что в дальнем конце приемной шушукаются воспитанницы. Если этим трем девушкам требовалось уединение, им следовало оценить высоту потолков и то, как хорошо здесь распространяется звук.
– …сто лет было у них в семье… у нее сердце разрывается…
– Мэрибелл тоже не может найти кольцо. Ей бабушка подарила.
– Мама никогда меня не простит. Она не разрешала брать его в школу. Если я скажу, что его нет, она все разнесет. Она всегда так, когда права.
Перед лицом этой новой беды Шарлотта отбросила все мысли о Джордже, быстро подошла к девушкам и спросила:
– Что пропало?
Никто из этих троих не хотел раскрывать тайну. Шарлотта ждала и молчала. Она давно поняла, что молчание – прекрасный аргумент при расспросах.
– Моя брошка, – наконец призналась Анна. – Вчера она была, а когда я сегодня хотела ее надеть, она пропала.
Она золотая, а внутри локоны родителей.
– И кольцо Мэрибелл. И ожерелье Джессики, – сообщила вторая девочка.
– Почему вы сразу не сказали? – спросила Шарлотта, хотя сама знала ответ. Украшения не найдут, как и все то, что пропало в этом семестре.
К несчастью, какая-то из воспитанниц была склонна к воровству. Шарлотте оставалось лишь надеяться, что это одна из выпускниц, которая больше не вернется в школу.
– Пусть мисс Томпсон до вашего отъезда составит список пропавших вещей, – распорядилась Шарлотта. Девочки кивнули и вышли из приемной, а Шарлотта, глядя им вслед, попыталась надеть на лицо приятную улыбку.
Что еще? К счастью, вечер скоро закончится. Она так радовалась этому дню, а сейчас мечтала только о том, чтобы скорее оказаться в постели.
– Ваше сиятельство. – Шарлотта обернулась на голос Мейзи. – Могу я оказать вам какую-нибудь услугу?
«Поверни время вспять на пять лет. Я бы тогда не вышла замуж за Джорджа».
Шарлотта отрицательно покачала головой и стала ходить из угла в угол приемной. Что же теперь делать? При каждом повороте одно из перьев касалось ее губ. Наконец это ей надоело, и она резким движением сорвала перо с плеча. Затрещали нитки.
Мейзи подошла ближе.
– Ваше сиятельство, вы порвете платье.
– Мне сейчас все равно.
Горничная аккуратно убрала перо.
– Это правда? Правда, что он ваш муж?
– Боюсь, что так.
– Как чудесно, что он наконец вернулся, миледи!
Шарлотта повернула голову и посмотрела на горничную:
– Нет, Мейзи, ничего хорошего в этом нет. Этот человек должен бы на коленях умолять меня о прощении, а вместо этого он стоит и нагло усмехается.
– Он очень красив, – отозвалась Мейзи. – Это все заметили.
– И все слышали, что я сказала?
– Мне кажется, нет, – отвечала Мейзи. В этот момент Шарлотте не было дела до того, что служанка позволяет себе лишнее. Ей хотелось верить, что никто не слышал слов, которые она бросила в лицо Джорджу.
– Дьявол его побери! – воскликнула графиня еще раз, не заботясь о том, какое впечатление производит на горничную.
Что, если он захочет занять свое место здесь, в Балфурине? Стать долгожданным властелином? О Господи, он даже может закрыть школу!
Шарлотта заставила себя улыбнуться и попробовала набраться терпения. Сейчас не время для паники.
– Разыщи его, Мейзи. И пусть его поместят в парадных покоях хозяина.
– Да, миледи.
– Я не могу допустить, чтобы он снова исчез. Не сейчас. Я не могла с ним развестись, потому что он исчез. Мне надо все время знать, где находится этот человек.
Мейзи кивнула.
– Подай ему ужин, – словно бы вспомнив, добавила Шарлотта. – Как бы мне того ни хотелось, я не могу морить голодом своего мужа.
Итак, она развернулась и ушла, оставив его на милость жадным взорам гостей, которые рассматривали Диксона с нескрываемым любопытством. На Пинанге он привык к подобным проявлениям человеческой слабости, но здесь, в Шотландии, в его родовом гнезде, они показались ему крайне неуместными.
Диксон повернулся и вышел из бальною зала, направляясь к лестнице.
– Вы объясните ей, господин? – негромко спросил Мэтью. – Она находится под ошибочным впечатлением, что вы тот, кем не являетесь. Вы же не Джордж.
– Разумеется, я не Джордж.
– Как могла жена не узнать своего мужа?
– Мальчишками мы были очень похожи, – начал объяснять Диксон. – Нас часто принимали за братьев, а иногда даже за близнецов. Но я выше Джорджа. – Что же, не все блага ему одному. – И глаза у меня темнее, чем у него.
– Жена должна знать такие вещи. – И Мэтью прищелкнул языком. Этот звук он издавал, когда был расстроен.
Диксон остановился на середине лестничного пролета.
– Значит, господин, мы уезжаем? Вашего кузена здесь нет, и никто из семьи вам не рад.
– Именно поэтому мы останемся, – отвечал Диксон.
– Может быть, господин, нам стоит вернуться в Эдинбург? Корабль ждет нас, – с надеждой проговорил Мэтью.
Диксон не успел ответить – в этот момент раздался тоненький голос:
– Сэр, ваше сиятельство… – Диксон поднял глаза на звук приближающихся сверху шагов.
Там стояла девушка в темно-синем платье с белым воротничком и белыми манжетами, ее темные волосы были собраны в узел, но несколько непослушных локонов выбились из прически и вились по спине и вискам. У девушки было бледное лицо, но на щеках горели пятна румянца, словно бы их обладательница испытывала в данный момент сильное смущение.
– Ваше сиятельство. – Девушка с трудом исполнила маленький книксен прямо на ступеньках, из осторожности положив руку на перила. – Ее сиятельство просила меня провести вас в парадные покои хозяина.
Диксон мог бы поклясться, что ее сиятельство ждет не дождется, чтобы он убрался из замка.
– Зачем?
Девушка удивленно заморгала:
– Зачем, сэр?
Диксон отступил в сторону, давая пройти поднимающейся паре, облокотился на перила и в упор посмотрел на девушку.
– Я должна проводить вас в покои хозяина, а потом принести ужин, если вы голодны. Или вы не хотите?
В эту минуту Диксон и сам не знал, чего хочет. Впрочем, нет, знал. Он хотел, чтобы его признали тем, кем он является на самом деле. Хотел, чтобы кто-нибудь его узнал, обрадовался ему так, как он того ждал. Хотел, чтобы его назвали по имени, расспросили о десяти годах жизни. А более всего Диксон хотел, чтобы исчезло это чувство разлада, чтобы Балфурин опять стал таким, каким он его помнит: обветшалым, полуразрушенным… Привычным.
Девушка повернулась к Мэтью и замерла, не успев присесть в книксене. Она словно окаменела.
Шотландцы всегда славились гостеприимством. Они не так скоры в суждениях, как англичане, и не настолько враждебны к чужакам, как французы.