Света было недостаточно, чтобы разглядеть их всех отчетливо, видны были клинки, руки, державшие оружие, и лица людей – все остальное тонуло в ночном сумраке. Настороженная тишина и готовность к нападению – отличительный знак преследуемых людей. И такими сделал их Беллэм.
– Как твое имя? – поинтересовался я у предводителя.
– Заред, – спокойно ответил он, – а твое? Я ухмыльнулся:
– Я наемник. А это Финн с волком Сторром, – я шевельнулся в седле и увидел, как руки потянулись к мечам. – Оставьте оружие, я рожден в Хомейне и желаю только скорее вступить в войну. Вы произвели на меня благоприятное впечатление, но теперь довольно игр, – я выдержал паузу. – Я Кэриллон. Зеленые глаза Зареда сузились:
– Слезай с коня.
Я так и поступил, и встал перед предводителем, позволив ему пристально разглядывать мое лицо.
– Я сражался в войске Принца Фергуса, отца Кэриллона, – отрывисто бросил он. – Я видел, как сына Фергуса взяли в плен прямо подле трона. Хочешь сказать, что ты и есть тот парнишка?
Тон его мог бы развеселить меня, но в этой ситуации ничего веселого не было. Я вытянул обе руки и стянул рукава, открыв запястья Заред взглянул на них, потом снова перевел взгляд на мое лицо. И снова его глаза сузились:
– Ходили слухи, что ты был убит в изгнании.
– Нет, как видишь, – я снова опустил рукава. – Тебе нужны еще доказательства?
– Много кого заковывали в цепи, – странный аргумент, но я его понял.
– Сними с седла мой меч.
Он указал пальцем, по его знаку один из воинов зашел с противоположного от нас бока лошади, снял с седла меч в ножнах и подал его Зареду. Тот наполовину вытащил из ножен клинок, разглядывая руны, однако обернутая кожей рукоять смотрелась слишком грубо, явно не соответствовала великолепному клинку.
– Срежь кожу, – снова посоветовал я. Это он и сделал, при помощи своего ножа, наконец освободив из-под ремней золотую рукоять. Гербовый лев, казалось, выпустил когти, когда тени пробежали по золоту. Лев Хомейны – и горящий рубин в яблоке рукояти.
– Это мне знакомо, – с удовлетворением сказал Заред и протянул мне меч.
– Если ты думал, что я мертв, почему же присоединился к армии? – с любопытством спросил я.
– Я солдат, – просто ответил он. – Я служу Хомейне. Даже без Мухаара, за которым я мог бы идти в бой – Мухаара хомэйна – я буду сражаться, чтобы защитить свою землю. Но в одиночку я не смог бы сделать этого, а прежде немногие желали рисковать жизнью, – он еле заметно улыбнулся, и на его грубоватом лице обозначились резкие морщины, напоминавшие старые шрамы. Теперь у нас более тысячи человек, мой господин – и принц, который поведет их на войну.
Я видел, как остальные разглядывают меня. Они только что услышали, как их предводитель назвал меня господином. Слишком часто правитель – только имя, а потому видящие его почти всегда ощущают почтительный страх.
Я повернулся к своему коню и снова приторочил к седлу меч:
– Проведите меня к Роуэну.
– К Роуэну? – голос Зареда звучал удивленно, ветеран был явно озадачен. Ты хочешь говорить с ним?
– Почему нет? Он начал создавать эту армию, – я снова сел в седло. – Или ты хочешь сказать, что это сделал кто-то другой? Может, это был ты?
Лицо Зареда залила темная краска:
– Господин… говорят, что он – Чэйсули… Чэйсули не может быть предводителем Хомэйнов, – голос был жестким, слова звучали отрывисто, на Финна он не смотрел.
Эта откровенность потрясла меня. Я считал Зареда хорошим человеком и опытным солдатом, стоящим любого звания, какое бы я ни дал ему. А он, зная воинское искусство Чэйсули, отвергает возможность их участия в войне.
Я глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и заговорил с удивлявшим меня самого спокойствием:
– Мы отошлем прочь любого, кто станет выказывать ненависть к Чэйсули.
Любого.
Не будем спорить о том, что вбил вам в голову мой безумный дядюшка – он хорошо поработал, чтобы добиться этого, – но в нашей армии мы этого не потерпим. Те из вас, кто хочет продолжить дело Шейна и преследовать Чэйсули, может уйти немедленно. Среди нас таким места нет.
Заред уставился на меня, потрясенный до глубины души:
– Мой господин…
– Мы не желаем терпеть таких здесь, – повторил я. – Сражайтесь с Беллэмом и Тинстаром, но более ни с кем. Не с Чэйсули. Они слишком предано служат нам, я натянул поводья. – Проводите нас к Роуэну.
Немедленно.
Заред указал на дальний огонек:
– Туда, господин мой. Вон туда.
– Подумай о том, что я сказал, – велел я. -Когда мы победим, Чэйсули станут свободными. Теперь мы поведем такую политику.
– Мой господин…
Дальнейших объяснений я не слышал – я скакал от костра так быстро, как только мог.
Роуэн одиноко сидел у маленького костерка. Позади него возвышались деревья – словно отряд телохранителей, молчаливых и стойких. Но среди этих безмолвных стражей его фигурка казалась еще меньше – человек наедине со своим горем. Его тайна стала явной.
Тепла костерка было недостаточно, чтобы согреть его, недостаточно даже для того, чтобы согреть кружку вина, которую он сжимал в негнущихся пальцах. Но пламя выхватывало из тьмы его лицо – лицо человека, которого постигла страшная утрата.
Я соскочил с коня и подошел к огню, давая ему возможность узнать меня.
Роуэн медленно поднял голову. Несколько мгновений он смотрел на меня, словно никак не мог узнать, потом медленно опустился на колени неловким движением старика.
Я смотрел на него – и за потрясением, за внешней оболочкой потерянности видел обреченную покорность.
Он знал.
– Давно? – спросил я. – И почему ты скрывал это от меня?
– Всю мою жизнь, – ровно ответил он, по-прежнему стоя на коленях. А что до того, чтобы скрывать это от тебя… разве у меня был выбор? Немного найдется в Хомейне таких, как ты, господин мой… Я думал, они начнут ненавидеть и презирать меня. Так оно и вышло.
Я отпустил поводья и, подойдя ближе, поднял его с колен. Он снова медленно опустился на свое место. Кружка в его руках ходила ходуном.
– Расскажи, – тихо попросил я. Он на миг закрыл глаза. В неверном свете он напоминал демона из детских сказок. Чэйсули.
– Мне было пять лет, – так же тихо заговорил он. – Я видел, как люди Мухаара убивали мою родню. Всех, кроме меня, – его лицо передернулось. – Они напали из-за деревьев, крича, что нашли гнездо демонов. Я побежал. Мои жехаан и жехаана – и моя рухолла – они не успели убежать. Их убили.
Слова языка Чэйсули, произнесенные Роуэном, глубоко поразили меня. Он всегда говорил с выговором Хомейны, словно вовсе не знал Древнего Языка – а теперь я узнавал, что он имеет большее право говорить на нем, чем большинство людей Хомейны.
Я услышал, как подошел Финн и остановился подле моей лошади. Я не взглянул на него, но Роуэн поднял голову. Они были похожи, как два листа одного дерева, достаточно похожи для того, чтобы быть отцом и сыном. Быть может, они и вправду были в родстве, – У меня не было выбора, – продолжал Роуэн, – меня подобрала семья, у которой не было детей. Они были элласийцами, но переселились в Хомейну. Жили в долине почти на самой границе, там Чэйсули никто и в глаза не видел. Я был в безопасности. Так было, пока я не пришел сюда.
– Ты не мог не знать, что твою тайну раскроют.
Он передернул плечами:
– Такое могло случиться. В Мухааре я был осторожен. Но те, кто хотел сражаться с Беллэмом, были моими ровесниками и никогда не видели оборотней Чэйсули. Я сказал, что я хомэйн, и мне поверили. Много лет прошло с тех пор, когда Чэйсули были вольны появляться, где вздумается. Хомейна почти забыла свой древний народ, – он коротко взглянул на меня. – Да. Я знал, кто я. И кем мне никогда не быть, – он повернулся к огню.