Менахем-Мендл - Шолом- Алейхем 14 стр.


Чего стоит твое слово? Но моя мать, дай бог ей здоровья, права, когда говорит: "Дочь моя, оттуда денег не жди, потому что с кладбища ничего не возвращается, а в особенности, говорит она, - из почтенного, замечательного города Егупца, чтоб он сгорел! Я тебе, - говорит она, - уже не раз повторяла поговорку: "Упаси меня, боже, от бердичевских богатеев, от у майских святош, от константиновских факторов, от могилевских богохульников, от каменецких ходатаев и от егупецких шалопаев!" Скажи сам, разве она не права? Но что ему жена, что ему дети? День и ночь - то одно, то другое... Мало ли мы в прошлом году, - не теперь будь сказано, провозились с копейкой, о которой мы думали, что Мойше-Гершеле ее проглотил?

А на прошлой неделе он (бесенок, а не дитя!) надумал и чуть на тот свет не отправился. Был здоров, весел... Вдруг вижу, дитя мое кончается! Клонит головку набок и кричит не своим голосом. "Что с тобой, сыночек, золотко мое, скажи, что у тебя болит?" Показывает ручкой на левое ухо и кричит. Я его тискаю, целую, щипаю, обнимаю, а он все кричит! Лишь на третий день я привела доктора. Спрашивает он меня, этот умник, смотрела ли я ребенку ухо? Я говорю: не только смотрела, я уже и спицей ковыряла, ничего не видать! Тогда он меня спрашивает, что мы ели в прошлую субботу? Я говорю: "Что евреи едят в субботу? Редьку, лук, студень, кугель, что вам еще нужно?" Тогда он говорит: "Может быть, вы варили фасоль, или горох, или другие овощи?" Я отвечаю: "А в чем дело? А если мы и ели горох? По этому случаю ребенок должен держать головку набок и кричать?" А он и говорит: "Коль скоро у вас в доме был горох, ваш ребенок, вероятно, играл с сырым горохом и сунул себе горошину в ухо, а она там у него разбухла и проросла..." Словом, он притащил какую-то машину, полчаса мучил ребенка и вытащил у него из уха целую горсть гороха! Вот тебе, только этого не хватало! Весь мир уписывает горох за обе щеки - и ничего, а у меня без чудес не обходится! Как мать говорит: "Неудачник и на траве поскользнется и нос себе расшибет". Так вот, дорогой мой супруг, на что тебе сдались займы, дела с бердичевскими жуликами, с банкротами, - собери свои несколько рублей и приезжай домой, здесь тоже найдется для тебя дело. Как мать говорит: "За деньги все получить можно, не считая лихорадки..."

Как желает тебе счастья и всего хорошего

твоя истинно преданная супруга Шейне-Шейндл.

Знаешь, о чем я попрошу тебя, Мендл? Не пиши ты мне о твоих егупецких шарлатанах с веселыми женщинами - я и слышать их поганого имени не желаю! Пускай они там в огне сгорят! Послушай лучше, какая история произошла у нас. Сын Лейви Мойше-Мендлова, Борис, как его называют по имени деда Бериша, царство ему немецкое (поганец, каких мало), зашел на прошлой неделе с двумя служками к Либе Мойше-Мордхеса в лавку и обращается к дочке Либиной, Фейгеле (она себя называет Фанечкой): "Фанечка, душенька, покажи пальчик!" Фанечка показала. Тогда он надевает ей кольцо и произносит: "Будьте свидетелями, господа, в том, что я обручился с ней по закону Моисея и Израиля!"

Поднялась суматоха, шум, гам. Либа упала в обморок, весь город сбежался полюбоваться на это зрелище. Вмешались люди, побежали к раввину. А раввин говорит, что брак законен и, для того чтобы расторгнуть его, Борис должен дать ей развод! Но Фанечка заявляет, что она вовсе не хочет разводиться, она, оказывается, втюрилась в него уже давно... Сговорились обо всем заранее. Ну, что ты скажешь? Все мои беды - на их головы!

VII

Менахем-Мендл из Егупца - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку

Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она со всеми домочадцами!

Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем иметь друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!

А во-вторых, да будет тебе известно, что денежное дело - это нищенское занятие. То есть вообще - давать взаймы, может быть, не так уже плохо, но для этого нужны свои деньги, а не чужие.

Бегаешь, суетишься - и все понапрасну! Нечего завидовать человеку, который вынужден прибегать к милости здешних заимодавцев, ко всем этим бердичевским, винницким и шполянским ростовщикам, которые растут без дождя, как крапива... И даже крупные, с позволения сказать, банкиры, - нежели прибегать к ним, лучше уж сидеть дома и стричь "кумпоны"... Словом, я плюнул на денежное дело и принялся за дома. Почему за дома? Потому что здесь, в Егупце, объявился новый вид спекуляции - домами! Ты небось думаешь, что в Егупце покупают дома так же, как у вас в Касриловке? Ошибаешься. Здесь, когда покупают дом, - его сразу же несут в банк и получают под него деньги; потом его закладывают и снова получают деньги; потом сдают квартиры и опять-таки получают деньги. Словом, покупают дом без гроша и становятся, в добрый час, домовладельцами. Ты, пожалуй, скажешь, если так, то ведь каждый может иметь свой дом! На это я тебе отвечу: где же взять деньги для задатка? Конечно, если я, с божьей помощью, проведу дело, которым я сейчас занят (я собираюсь сделать парочку домов), тогда я и сам куплю дом (на твое имя) тысяч за двадцать, не вкладывая ни ломаного гроша... Вот тебе расчет, как на ладони: пятнадцать тысяч дает мне банк, шесть тысяч я получаю по второй закладной, - стало быть, тысяча уже остается у меня в кармане! Так что на расходы я уже частично имею... А где же квартирная плата и прочие доходы? А как же, ты думала, делаются богачами в Егупце? Но так как я занят и не имею времени, то пишу тебе кратко. Бог даст, в следующем письме напишу обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи. Сердечный привет деткам и каждому в отдельности.

Твой супруг Менахем-Мендл.

Главное забыл! История о том, как сын Лейви Мойше-Мендлова обручился c Либиной дочерью, мало меня удивляет. Здесь, в Егупце, без влюбления ни одно сватовство не обходится: жених и невеста обязательно должны раньше крутить любовь, иначе и сватовство не сватовство. Здесь часто случается, что муж бросает свою жену и влюбляется в чужую жену, или жена покидает мужа и влюбляется в другого, а жена того мужа влюбляется в жену мужа той жены, то есть в мужа той жены... Обмениваются, так сказать: мое - твое, а твое - мое... Это тебе не Касриловка, это Егупец...

Тот же.

VIII

Шейне-Шейндл из Касриловки - своему мужу в Егупец

Моему почтенному, дорогому, именитому, мудрому и просвещенному супругу Менахем-Мендлу, да сияет светоч его!

Во-первых, сообщаю тебе, что мы все, слава богу, вполне здоровы. Дай бог и от тебя получать такие же вести в дальнейшем.

А во-вторых, пишу я тебе - где это слыхано на свете, чтобы молодой муж покинул жену и детей, тестя и тещу, пустился бы в чужой город и что ни день занимался новым делом: то он делает сахар, то занимает деньги, то делается владельцем собственного дома в Егупце, да еще без гроша денег?! Нежели иметь дом и быть должным за него больше, чем он стоит, пускай он лучше сгорит дотла вместе с остальными домами в Егупце. Подумаешь, какое меня ждет счастье! Когда у него уладятся дела и он заработает деньги, он мне купит дом на мое имя... На что мне дом? Ты пришли лучше деньги, а я уж сама куплю что надо. Как мать говорит: "Был бы хлеб, а ножик мы и сами найдем..." Ведь это же прямо-таки напасть какая-то, сглазили меня, да и только! Казалось бы, чем я хуже Блюма-Златы? Такая же женщина, такая же раскрасавица, а ума мне тоже у нее не занимать стать... За что же, спрашивается, выпала мне такая несчастная доля, а Блюма-Злату с каждым днем распирает все больше вширь - высохнуть бы ей, как щепке, господи милосердый! Но, с другой стороны, что, собственно, имею я против Блюма-Златы? По моей земле она не ходит. Пускай себе живет и здравствует со своим Нехемией, а мне пусть бог поможет в свою очередь. Как мать говорит: "Лучше себе пожелать, нежели другого проклясть...

Назад Дальше