У меня сейчас, слава богу, дело более верное, солидное. Бумажное дело, то есть я торгую "бумажками". Ты, конечно, спросишь, как я попал в Егупец? Должен тебе, дорогая моя жена, рассказать целую историю и просить не обижаться за то, что я так долго не писал. Просто не о чем было писать. К тому же я рассчитывал, что вот-вот еду домой, и бог свидетель, как тянуло меня домой, но, видно, предначертано свыше, чтобы я очутился в Егупце и торговал "бумажками". Клянусь тебе, дорогая моя, своей жизнью, что я уже в вагоне сидел, ехал в Касриловку. Так вот, надо же было мне встретиться с одним одесским спекулянтом, который едет в Егупец. Чем он занимается в Егупце? спрашиваю. Он, говорит, торгует "бумажками". Что значит "бумажками"? "Бумажки", - объяснил он, - это не "Лондон", который зависит от Берлина, от Бисмарка и от английской королевы.
"Бумажки" - это такое дело, которое зависит только от Петербурга и от Варшавы. И еще одно достоинство: это вещь, которую можно видеть, нащупать руками, не то что "Лондон", который не больше, чем фантазия, сон... Затем он стал мне расхваливать город Егупец и тамошних спекулянтов: это совсем другие люди, - говорит он, - деликатные люди! Он, говорит, не даст десять битых одесситов за одного егупецкого биржевика! Словом, человек этот так меня разохотил, что я решил: ведь я же все равно еду мимо Фастова, - дай-ка заодно съезжу в Егупец - посмотреть здешнюю биржу и здешних дельцов. И попал я как раз в такое время, когда на бумаги идет ужасный "бес", а "премии" продают за полцены. Много денег вкладывать не нужно, вот я и решил - сыграю разок, авось, бог милостив, заработаю, и будет у меня на расходы. И бог смилостивился, "бумажки" поднялись, я продал свои "премии" с прибылью, купил еще парочку "премий" и снова заработал, сколотил добрых несколько сотен и - как раз наличными. Тогда я подумал: зачем мне платить кому-то "премии", - лучше я сам себе "ангажирую"* наличные "бумажки"! Обратился через контору в Петербург и составил себе "портфель" из самых различных "бумажек": "Путивль"*, и "Транспорт", и "Волга", и "Мальцевские", и тому подобные акции, которые растут в цене, и я, слава богу, тоже расту! Но так как у меня сейчас нет времени, то пишу тебе кратко. Бог даст, в следующем письме напишу обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи. Кланяюсь сердечно деткам, а также тестю и теще.
Твой супруг Менахем-Мендл.
Главное забыл! Когда будешь писать, пиши мне на мое имя в Бойберик*, потому что в Егупце мне жить нельзя*. Поэтому я целыми днями верчусь на Крещатике возле биржи, а вечером еду в Бойберик. Там живет вся компания биржевиков. Живут на дачах, ночи напролет играют в карты (мужчины и женщины вместе, - такой здесь порядок...). А рано утром все спешат в Егупец, а вместе со всеми и я.
Тот же.
II
Шейне-Шейндл иа Касриловки - своему мужу в Егупец
Моему почтенному, дорогому, именитому, мудрому и просвещенному супругу Менахем-Мендлу, да сияет светоч его!
Во-первых, сообщаю тебе, что мы все, слава богу, вполне здоровы. Дай бог и от тебя получать такие же вести в дальнейшем!
А во-вторых, пишу я тебе, дорогой мой муж, чтоб враги мои были так в силах жить, как я в силах писать тебе письма. Я еле ноги волочу, мне еще, чего доброго, потребуется "реперация", - так говорит наш новый доктор - горе ему и все казни египетские!* Он надеется из меня деньги выкачивать! А от чего, думаешь, все это у меня? Только от досады, от сердечной боли. Помилуй, - я посылаю тебе на расходы и наказываю, чтобы ты приехал домой, а ты уезжаешь в Егупец, - разве не заслужил ты, чтоб тебя живым в землю зарыли! А позор какой! Людей стыдно! Как мать говорит: "Сморкай нос да размазывай по роже...
" Торговля! Дела! А я-то думала: уж если твой замечательный "Лондон" окачурился наконец, то я хоть в себя приду, вернется домой кормилец мой богоданный! Что же оказывается? Новое несчастье - Егупец проклятый! "Бумажки"! Новая напасть! Где это видано, чтобы люди торговали черт знает чем, клочками бумаги! Читаю я твое письмо, дорогой мой, и думаю: отец-вседержитель! То ли ты, упаси бог, сошел с ума, то ли я спятила? Говоришь ты со мной на каком-то тарабарском языке: "бумажки", "Петербург"... "Крещатик"... "Портфель"... Наваждение, честное слово, нечистая сила тебя одолела! Днем он в Егупце, ночью - в Бойберике с мужчинами и женщинами вместе... Что ты делаешь по ночам в Бойберике? Что ты себе думаешь? Одно из двух: хочешь от меня избавиться, приезжай и разведись со мной. А не хочешь - убирайся уж лучше ко всем чертям в Америку, как Иосл Лейбл-Арона, и пусть уж я лучше не знаю, где твои косточки подевались, если мне суждено оставаться навеки брошенной женой с малыми детишками-цыплятами! Но не дождутся этого враги мои! Везет тебе как утопленнику, что я не могу сейчас ехать, что я наказана богом и вынуждена лежать в постели... Правильно моя мать говорит: "Без пальцев и кукиша не покажешь..." Не то бы я сразу же, как получила твое письмо, съездила в Егупец и доставила бы тебя домой! Я бы показала тебе, что жена - это жена! А что я тебя иной раз словом задену, - так ведь это с досады, да и отходчивая я. Как мать говорит: "Спичка вспыхнет, да тут же и погаснет..." Как желает тебе
твоя истинно преданная супруга Шейне-Шейндл.
III
Менахем-Мендл иа Егупца - своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку
Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она!
Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем иметь друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
А во-вторых, да будет тебе известно, что иметь дело с "бумажками" не значит, как ты думаешь, - просто торговать бумагой. Это только так называется, на самом деле речь идет об акциях, петербургских акциях, например таких, как "Путивль", "Транспорт", "Волга", "Мальцевские" и тому подобных. Это такие фабрики, где на акции строят железные дороги, то есть выпускают акции по сто рублей, а платят за них триста, потому что выдают "девендент"*. Чем больше "девендента", тем лучше. Но так как до конца года никто не знает, какой "девендент" будет выдан, то действуют втемную - покупают и покупают. Начинается, таким образом, "гос", то есть бумаги растут в цене, люди зарабатывают деньги, а среди них и я. Ты бы видела, дорогая моя жена, как мелкие людишки, маклеры, нищие вдруг выросли, сделались богачами! Живут на дачах в Бойберике, ездят за границу, на купанья, дамы у них ходят разодетые в бархат и золото, дети разъезжают на "лесепедах", в доме держат "губернанток", говорят по-французски и играют на фортепьянах, едят варенье и пьют вишневку, рубль - не деньги, не житье, а сплошное удовольствие! И все это - на "бумажки". Посмотрела бы ты, что творится на Крещатике, когда наступает день! Полно народу! Да и что удивительного? Из контор выгоняют, на улице стоять не дают. А ведь каждому хочется узнать раньше других, как обстоят дела... Кутерьма! Вот прибыли сегодня из Петербурга "Путивльские" по сто семьдесят восемь, - ну, как же не купить "Путивль"? Или, скажем, "Мальцевские", говорят, пришли по тысяче триста пятьдесят, - неужели не купить "Мальцевские"? Они каждый день растут в цене! На свои "Путивльские" мне предстоит заработать добрых несколько сотен. Но подождут они, положим, пока я их продам! Наоборот, я рассчитываю прикупить еще штук полтораста "Путивльских" и пять "Мальцевских" и немного "Волги".