Мера времени - Арабей Лидия Львовна 12 стр.


Вспомнила, что Женя подарил ей фотокарточку. Вынула ее из сумочки. Сначала хотела поместить в конце альбома, потом передумала и открыла первую страницу. Здесь были две фотографии - Зоина и Михаила Павловича, еще времен его молодости. Зоя засмотрелась на свою фотографию - она была снята в профиль, со слегка вскинутой головой, с едва приметной улыбкой на губах. "Как артистка", говорили все, кто видел этот снимок. А Михаил Павлович ни капельки не был похож на того, каким Зоя видела его каждый день. С фотографии на нее смотрел юноша в белой рубахе с распахнутым воротом, с копною вьющихся волос.

Зоя вздохнула, подцепила ноготком фотографию отца, сунула ее вглубь альбома, а на ее место бережно, чтоб не помять уголков, начала вставлять снимок Жени. Фотография была на коричневом фоне, и Женя на ней мало походил на себя. Светлые его волосы и брови казались черными, а губы выглядели, как накрашенные. Но Зое Женя здесь казался очень красивым, она долго смотрела на снимок, и сердце у нее сладко и тревожно замирало.

Когда Зоя оделась и вышла за порог, было уже без десяти восемь. Моросил мелкий дождик. Налетел ветер, и голое, совсем уже облетевшее дерево, стоявшее около дома, грозно замахало черными ветками.

- Бр-р... - вздрогнула Зоя. Какая гадкая пора - осень.

Женя ждал ее у рекламного щита. Без шапки, с поднятым воротником пальто, он стоял, прислонясь спиной к пестрой афише, и потихоньку что-то насвистывал. Заметив Зою, пошел ей навстречу.

- Добрый вечер, Зайчонок, - взял он ее под руку.

Они свернули в темный переулок. Женя почему-то не приглашал больше Зою в кино, и по проспекту они теперь не гуляли.

- Погода скверная, правда? - взглянув на небо, с которого продолжал сыпать мелкий дождь, сказал Женя.

- Я бросаю работу... Не пойду больше на завод, - глядя себе под ноги и не отвечая на вопрос, сказала Зоя.

- Да? Почему?

- Не нравится мне у вас, - не захотела распространяться Зоя.

Женя тихо насвистывал.

- Найду что-нибудь другое... Не один ваш завод на свете, - с тревогой ожидая его ответа, говорила Зоя.

- А между прочим, - сказал он, - это даже хорошо. Хорошо, что ты будешь работать в другом месте... Понимаешь?

Зоя поняла. Женя считает, что так будет лучше для них. На заводе каждый знает, что он женат... Вон как насмехались девчата, когда узнали, что они с Женей были в кино. И увидел же кто-то. Может, и Жене уже говорили что-нибудь такое... Только сейчас Зое хотелось услышать от него иное. Ей хотелось, чтобы Женя стал расспрашивать, почему она уходит, что-нибудь посоветовал, помог разобраться в той путанице мыслей, из которой ей самой нелегко выбраться. Вроде и решилась уходить, а в душе что-то мучит, тревожит. Зое очень хотелось, чтобы все ей говорили, что она поступает правильно. Вот сказала же мама. Пускай бы сейчас и Женя сказал. Он-то сказал, но не то и не так.

Дождь пошел сильнее, Зоя плотнее запахнула на груди пальто.

- Погодка, - снова проворчал Женя и, оглянувшись, не видит ли кто, обнял Зою, прижал к себе.

- Куда мы пойдем? - спросила она, заглядывая ему в глаза.

- Сегодня мы не станем мерзнуть и мокнуть... Знаешь, что у меня есть? и Женя вынул из кармана ключ. - Один мой приятель уехал в командировку, а мне ключ оставил... Пошли...

- Ой, что ты...

- Почему?.. Ты что, боишься? Вот уж действительно Зайчонок.

- Что ты, Женечка...

- Или лучше на улице мокнуть?.. А там квартира отдельная, никто нас не увидит.

Зоя молчала. Да, ей хотелось побыть с Женей, посидеть в теплой комнате, а не слоняться по задворкам. И вместе с тем какой-то страх охватывал ее.

А Женя уже вел ее, куда - Зоя не знала, но покорно шла за ним...

Свет люстры падал на незнакомые чужие стены, на незнакомую мебель.

Женя целовал ее руки, губы, лицо и Зое казалось, что и мебель, и стены исчезают, не существует больше ничего на свете, кроме Жениных горячих губ, кроме нежных его слов.

Она забыла обо всем: о заводе, о подругах. А когда поздно вечером, перед тем как расстаться, снова вспомнила, у нее уже не было сомнений. Да, завод она бросает. Ведь Женя сказал, что так будет лучше...

И вот она сидит с заявлением в приемной директора. У нее над ухом стрекочет на машинке секретарша.

Наконец директор один в своем кабинете. Зоя поднимается, нерешительно направляется к двери.

- Можно войти? - робко спрашивает она, останавливаясь на пороге.

- Пожалуйста...

Директор, вершитель многих судеб, сидит за столом. Зоя так волнуется, что не видит - какой он. Для нее он не человек, а - "директор".

Шагнула к столу, протянула заявление. Но не успел директор пробежать его глазами, как дверь распахнулась и в кабинет стремительно вошел Игорь Борисович.

- Здравствуйте, - сказал директору и глянул на Зою, словно спрашивал: "А тебе тут чего?"

- Я к вам, Иван Иванович, по поводу одной работницы...

- Посидите минутку, - директор показал Зое на кресло у окна, и положив на стол ее заявление, прижал рукой.

- Я о Горбач. На стрелках работает, - говорил тем временем Игорь Борисович, опускаясь в кресло около директорского стола.

- Это у Ольги Николаевны? - спросил директор.

- Да. Так по вине этой работницы в бригаде вечный брак. Вчера было собрание. Выяснилось, что Ольга Николаевна и сама не знает, что с этой Горбач делать. А я считаю, что хватит с ней цацкаться, надо увольнять. С тем и пришел к вам.

Иван Иванович слушал, постукивая пальцами по Зоиному заявлению.

- А она у вас что - не освоила операции? Откуда брак? - спросил спокойно.

- А леший ее знает... Операцию она, скорее всего, знает, потому что иногда работает по-людски, а потом опять неизвестно, что с ней творится, опять брак пошел.

- А что говорит Ольга Николаевна?

- Ольга Николаевна, Ольга Николаевна, - в сердцах сказал начальник цеха. - Не знаете вы Ольги Николаевны? Либеральничает, увольнять не хочет. "Жалко, говорит, как дочку", - передразнил он мастера.

- Вы мне так про Ольгу Николаевну не говорите, - возразил директор. Она очень хороший и работник, и человек. Мы с нею здесь все начинали, директор обвел рукою вокруг себя.

Он встал из-за стола и Зоя удивилась, какой он худой и высокий, подошел к макету завода, стоявшему в дальнем углу. На макете завод выглядел таким, каким он будет в конце пятилетки, и напоминал небольшой городок. Возвышались корпуса и строения, которых пока не существовало, ряды деревьев показывали, где пролягут улицы, зеленели скверы и спортивные площадки, территорию завода украшали два фонтана. (Пройдет время, и Зоя увидит этот макет осуществленным: будут и новые корпуса, и зеленые аллеи между корпусами, и фонтаны, орошающие воздух водяной пылью, купающие в своих брызгах разноцветную радугу.)

Директор какое-то время будто любовался макетом, потом снова повернулся к Игорю Борисовичу.

- Вот это все, - он показал на макет, - мы начинали с Ольгой Николаевной. Мы с ней пришли сюда, когда здесь еще ничего не было. Один пустырь. Мы с ней, и она и я, вагоны с оборудованием разгружали, ящики с инструментом, со станками на себе таскали.

Он отошел от макета, остановился перед Игорем Борисовичем.

- Это я вам не хвастовства ради рассказываю - вот, мол, какие мы хорошие, а для того, чтобы вы, новый здесь человек, знали, с чего мы начинали и чего уже успели достичь. Опять же, кадры, - директор неожиданно улыбнулся и снова стал шагать по кабинету. - Наши рабочие - сплошная молодежь, а как работают! Каких специалистов мы из них воспитали! А что было раньше? Да знаете ли вы, что я здесь, как в школе, родительские собрания проводил? Надо было воспитывать людей, учить их делу, а люди эти почти дети.

Назад Дальше