И тот бессмысленно приоткрыл глаза…
– И с водой то же самое, – посмотрел в окно Толик. – То ее нет – и это совсем плохо. Все умирает… А если она есть– так выше крыши. Тоже все погибает. Цунами называется… Нехорошо.
. Чмокал солдатский младенец, что-то шептала ему жена солдата, таращил на Толика усталые глаза демобилизованный воин, которого два года обучали уничтожать внутренних врагов и уважать гражданское население.
– Сейчас приеду, пойду в баню, – рассуждал Толик. – Ах да, ведь баня, наверное, сломалась! Нет… Сперва найду Мухтара… – улыбнулся Толик. – Дружок у меня там. С одного класса…
Сдвоенным стуком стучали колеса, грохотали мосты над большой высотой. От будок стрелочников и обходчиков звук проносящегося поезда отражался, как мячик.
– Из вахтеров уйду – может, там и сторожить-то уже нечего… Буду Мухтару помогать шашлык делать, – решил Толик. – А вдруг Мухтар умер? Вполне может быть, когда земля трясется. И я вполне могу тоже. Такой, скажут, случай. Умер, скажут, Толик, а перед смертью в большой русский город ездил. Так бы съездил, и ничего, – а тут выйдет, что перед смертью. Все тогда получится – перед смертью. Зирой перед смертью торговал… И всю жизнь живем перед смертью – значит, жизнь не может быть такая уж плохая.
Солдат уже совсем заснул, задремала за его спиной и жена. Только младенец сопел и чмокал, сопел и чмокал.
– Нет, я еще точно не умру, – сказал Толик младенцу с полной уверенностью. – Мне нельзя. Я не такой еще хороший человек, чтобы мог умереть.
И тогда младенец пересилил себя, оторвался от теплого соска и посмотрел на Толика. Посмотрел и улыбнулся!
Толик приподнял стакан с портвейном и отхлебнул за его, младенцево, здоровье.
Неизвестный автор фразы «земля уходит из-под ног», наверное, сам испытал, что это значит, когда добрая и надежная земля дрожит под тобой, под твоим домом, подо всей твоей привычной жизнью.
И время от времени по всему миру это где-то да и происходит. Теперь такое настигло и алтынабадцев.
Дома, сшитые железными прутьями с большими гайками на концах…
…маленькие домики, стены которых подперты контрафорсами, пересекающими тротуар…
…целые кварталы, подчистую разрушенные, но уже убранные…
…трамваи, идущие параллельно в одну сторону на расстояние в квартал – расстояние есть, а квартала нету!..
Все напоминает о страшных событиях: бегают по развалинам служебные собаки, вынюхивают под завалами живых человеков…
Мечутся разные автомобили с надписью по бортам – «МЧС». И на куртках у людей – те же буквы…
Хлынули сюда на помощь черт-те откуда, наплевав на все эти спесиво придуманные пограничные и таможенные игры.
В маленьких машинах ездят живые начальники из соседних стран – бывших республик…
…в большие машины грузят мертвых, завернутых в саваны из плотной белой ткани…
А на улицах уже висят плакаты с планами будущих кварталов и с обозначениями, кто будет заново строить Алтынабад.
Масса людей, хорошо устроенных у себя дома, где никогда не дрогнет земля под ногами, поехали, что называется, за семь верст киселя хлебать – жить в палатках или временниках-бараках, строить в непривычном климате, при постоянной угрозе новых подземных толчков.
И у нас на глазах происходит, казалось бы, уже давно потерянное чудо помощи людей друг другу…
Есть на свете царь-пушка и есть царь-колокол.
В Алтынабаде имеется царь-самовар.
В отличие от прочих царь-предметов он весь день горит на работе. Он стоит на улице, возле шашлычной торговли, и кипит с утра до вечера во весь темперамент. Пройдясь по Алтынабаду, встретишь целую семейку этих уличных парных самодержцев.
Съесть узбекский шашлык и запить его кок-чаем из русского самовара – вот наглядная картина истинной братской дружбы народов, которой сейчас всем так не хватает!
Около жаровни-мангала, прямо на земле, устроены квадратом низкие скамейки из досок, положенных на два кирпича.
Шашлыки берут рабочие и эмчеэсники в комбинезонах, выпачканные глиной и известкой, с брезентовыми рукавицами за поясами. Берут по восемь, по десять палочек. Положат на лепешку, закроют сверху другой, и такой бутерброд отправляют в могучие глотки.
Возле мангала хлопочет, раздувает картонкой угли, переворачивает железные штыки с шашлыками толстый черный человек с треугольным грустным носом. Это Мухтар.
Он успевает все делать сразу – жарить и продавать шашлыки, разговаривать с Толиком и еще покрикивать на кого-то через плечо.
– Я все вижу! – не поворачиваясь, кричит Мухтар назад. И снова к Толику: – На билет хоть заработал?
– Почему не заработал? – отвечает Толик спокойно. – Весь товар раскупили.
– Да ну! – удивился Мухтар. – Первый человек! Все говорят: зиру Россия не покупает, зря ездить.
– Уметь надо, – сдержанно ответил Толик.
– А если поймаю?!! – закричал вдруг Мухтар, не трогаясь, впрочем, с места. И опять, другим голосом, спросил Толика: – Дома твоего нет теперь… Что делать будешь?
– Не знаю, – сказал Толик.
– Иди ко мне. Помощник нужен, – сказал Мухтар, и не успел Толик согласиться, как он уже кричал с полным восторгом: – Ведь горячий, прямо горячий едят! Живой огонь! Палочку, палочку отдай!
В стороне маленькие мальчишки делили палочку шашлыка, которую стащили у Мухтара.
Так же вдруг Мухтар сорвался с места и побежал – не стараясь особенно никого догнать. От него во все стороны так и прыснули, разбегаясь, мальчишки – мал мала меньше…
Все бежали, кто как умел. Не бежал только один, лет семи, не больше. Он был на редкость чернявенький, с чуть более раскосыми глазами, чем полагается народонаселению этого кусочка планеты.
Он стоял и без страха глядел на Толика, словно приглашая попробовать его изловить.
Наверное, Толик уже почувствовал себя полноправным помощником Мухтара, а может, ему просто захотелось поглядеть на мальчишку поближе, но он поставил приемник на землю и сделал несколько шагов вперед. Мальчишка отошел. Толик прибавил ходу – тот побежал.
Он бежал не оглядываясь. Толик тоже перешел на бег.
Они бежали долго и медленно, перескакивая через арыки и кирпичи, тяжело дыша, спотыкаясь.
Наконец мальчишка обернулся и бежать перестал… Толик нагнал его и тоже остановился.
– Почему ловишь? – спросил мальчишка.
– А ты почему бежишь? – спросил его Толик.
– Потому что догоняешь.
Похоже было, что он не боится Толика.
– Покажи руки, – велел Толик.
Мальчишка разжал ладони. В них ничего не было.
– Зачем же убегал? – удивился Толик.
– Не люблю, когда ловят.
– Шашлык брал?
– Нет.
– А что там делал?
– Нюхал, – ответил мальчишка просто. И это очень понравилось Толику.
На другой день возле мангала возился уже Толик.
Он еще только раздувал угли и переворачивал первые палочки, когда откуда-то вынырнул вчерашний мальчишка. Он привел с собой еще девочку, выше его на целую голову, но мальчишка уверенно вел ее, держа за руку.
Они стояли перед чадящим мангалом, и Толик с новым, неизвестным прежде ему ощущением, смотрел на мальчика – так, что ему хотелось непонятно от чего улыбаться.
– Вы кто такие? – спросил наконец Толик.
– Мы с интерната, – ответила девочка.
– Я хочу шашлык, – четко сказал мальчик.
Это еще больше понравилось Толику. Он протянул им по шашлыку и лепешке с сырым луком. И с любопытством стал ждать, что будет дальше.
– Спасибо, – сказала девочка, а мальчишка только кивнул.
Ел он обстоятельно, не забывая про лук и лепешку. Лицо и губы он вытер руками, а руки облизал.
– Слушай, хозяин, – сказал мальчишка, закончив. – Ты шашлык делай.