– Ах да, того, которого ты приводил недавно?
– Я его чем‑нибудь покормлю. Возможно, когда ты вернешься, он еще будет здесь.
Элоизе это было неинтересно.
– До скорого, Тома! – прощебетала она, беря в руки букетик махровых, с длинными стеблями маргариток. В центре букета красовался пион – один из последних в этом сезоне.
Поверх юбки с блузкой она предусмотрительно накинула дождевик.
Том начал слушать семичасовые новости, когда у ворот позвонили. Он заранее известил мадам Аннет о том, что в семь к нему придут, но теперь опередил ее, сказав, что встретит гостя сам.
Билли Роллинс уже миновал распахнутые ворота и по гравиевой дорожке приближался к парадным дверям. На этот раз на нем были шерстяные брюки, рубашка и пиджак. Под мышкой он держал плоский пластиковый пакет.
– Добрый вечер, мистер Рипли, – улыбаясь, поздоровался он.
– Здравствуй. Каким образом ты умудрился так точно рассчитать время?
– Взял такси. Я сегодня шикую, – отозвался подросток, тщательно вытирая ноги. – А это вам.
Том развернул пакет и вынул пластинку. Это оказались «Песни» Шуберта в исполнении Фишера‑Дискау – новая запись, которую Том недавно слышал.
– Большое спасибо, Билли. Это, как говорится, именно то, что нужно. Я вполне серьезно.
В отличие от прошлого раза, Билли был одет безупречно. Вошла мадам Аннет, чтобы узнать, не нужно ли что‑нибудь принести. Том представил ей Билли и, предложив ему сесть, осведомился, желает ли он пива или предпочитает что‑нибудь другое. Мадам Аннет вышла, чтобы к обычным аперитивам добавить пиво, и Том объяснил, что жена, как обычно по пятницам, ужинает нынче у родителей.
На сей раз мадам Аннет решила приготовить для Тома джин с тоником и кусочком лимона. Домашнее хозяйство было истинным призванием мадам, и у Тома никогда не было причин жаловаться на ее эксперименты с напитками.
– У вас сегодня был урок музыки? – спросил Билли, заметив на раскрытом клавесине нотный альбом.
– Да. Я играл Скарлатти, а жена – «Инвенцию» Баха. Это гораздо интереснее, чем послеобеденный бридж, – отозвался Том. Он был рад, что Билли не попросил его что‑нибудь сыграть. – Ну, а теперь рассказывай про свой парижский вояж. Как там поживают наши четвероногие друзья?
– Значит, так. – Билли закинул голову назад, как бы собираясь с мыслями. – Все утро среды я потратил на то, чтобы убедиться, что этот приют на самом деле не существует. Я порасспрашивал в кафе и в гараже. Там сказали, что несколько человек до меня уже интересовались этим приютом, но им про него ничего не известно. Я даже был в местном полицейском участке в Вену. Там тоже ничего о нем не слышали, и на местной карте ничего подобного не обозначено. Даже в гостинице узнавал – все впустую.
Наверное, он имел в виду отель «Гранд Вену» – «Большая охота». Почему‑то это название ассоциировалось у Тома с большим капканом. «Придет же такое в голову!» – подумал он с кривой усмешкой.
– Да, похоже, у тебя была напряженная среда, – вслух сказал он.
– Еще бы! Во второй половине дня я, как обычно, еще работал часов пять‑шесть в саду мадам Бутен, – ответил Билли и отхлебнул пива. – В четверг, то есть вчера, я поехал в Париж и посетил восемнадцатый округ. Начал со станции метро «Лез Абесс» и добрался до площади Пигаль. Там в почтовых отделениях стал спрашивать, не у них ли зарегистрирован ящик за номером двести восемьдесят семь. Все отвечали одно и то же: подобную информацию они не дают. Тогда я попросил, чтобы мне сообщили хотя бы имя получателя корреспонденции. На мне была обычная рабочая одежда, и я объяснял, что хочу отдать несколько франков в фонд помощи животным – если фонд пользуется этим номером.
На мне была обычная рабочая одежда, и я объяснял, что хочу отдать несколько франков в фонд помощи животным – если фонд пользуется этим номером. Они на меня так смотрели, как будто это я был жуликом!
– Ты думаешь, что нашел ту самую почту, где есть именно этот номер?
– Наверняка сказать не берусь. Ни в одном из четырех отделений восемнадцатого округа не признались, что ящик у них имеется, и тогда я сделал, по‑моему, верный шаг – он сам собой напрашивался...
Билли выжидательно посмотрел на Тома, словно надеясь, что тот догадается, но Тому не пришло в голову ничего вразумительного, и он спросил:
– Ну, и что же именно ты сделал?
– Купил бумагу, марку, зашел в ближайшее кафе и написал: «Милые защитники животных, ваш приют существует только на бумаге. Я – один из тех, кого вы одурачили. Мне удалось отыскать еще нескольких добросердечных жертв вашего жульничества, так что приготовьтесь – скоро вас навестит полиция».
Билли наклонился вперед, по выражению его лица можно было догадаться, что возмущение нечестностью борется в его душе с радостным азартом. Щеки его порозовели, он старался выглядеть серьезным, но не мог сдержать улыбки.
– И еще я написал, что за их ящиком будет установлено наблюдение.
– Великолепно, – произнес Том. – Будем надеяться, что они струсят.
– Одно почтовое отделение показалось мне наиболее подходящим. Я там покрутился некоторое время, а потом спросил девушку в окошке, часто ли к ним приходят забирать корреспонденцию. Она не пожелала сказать. Не то чтобы она кого‑то укрывала, просто они тут во Франции все так себя ведут. Да вы и сами знаете.
Мальчик был прав, Том думал точно так же.
– Когда ты сумел так хорошо их изучить? – спросил он. – Ты и французский знаешь совсем неплохо.
– У нас в школе был французский. И потом года два назад я... то есть мы всей семьей провели лето на юге Франции.
У Тома сложилось другое впечатление: он подозревал, что Билли бывал во Франции часто, возможно, начиная лет с пяти. В обычной американской школе невозможно научиться прилично говорить по‑французски.
Он взял с сервировочного столика еще одну банку «Хейнекена», поставил на стол перед Билли и, решив, что пришло время выяснить, где правда, а где ложь, спросил:
– Ты читал заметку о смерти некоего американца – Джона Пирсона? Это произошло около месяца назад.
В глазах подростка мелькнуло изумление, затем он сделал вид, что старается вспомнить.
– Вроде бы я где‑то об этом слышал, – пробормотал он.
Том немного подождал, потом сказал:
– Один из его сыновей, тот, которого зовут Фрэнк, исчез. Семья очень встревожена.
– Вот как? Про это я не знал.
Мальчик чуть‑чуть побледнел – или Тому это показалось?
– Мне сейчас пришло в голову: а что, если этот беглец – ты?
– Почему я?! – Билли опустил глаза и, держа в руках стакан, чуть подался вперед. – Если бы это было так, то вряд ли я стал бы работать садовником.
Больше он ничего не сказал. Том решил сменить тему.
– Может, поставим новую пластинку? – предложил он. – Кстати, как ты догадался, что я люблю Фишера‑Дискау? Из‑за моего увлечения клавесином? – проговорил он со смехом и включил проигрыватель с полифоническими колонками, стоявшими на полке над камином.
После небольшого фортепианного вступления комнату наполнил лирически‑проникновенный баритон: Фишер‑Дискау пел на немецком.
Том моментально встрепенулся. Он улыбнулся, вспомнив о том, что не далее как накануне вечером по приемнику случайно поймал ту же песню Шуберта. Ее исполнял густым стонущим баритоном какой‑то англичанин.