Остановилась на краю.
Кнехт рывком сорвал крепление на правом борту – на том, что ближе к пропасти. Сам сноровисто отступил в сторонку.
Дерево грянуло оземь. И в тот же миг по грубо сбитым щелястым и перепачканным доскам, словно по сходням, по горке словно, из телеги поползло,
покатилось, посыпалось… С пол дюжины дохлых у пырей, не удержавшись в общей куче, соскользнули вниз. На край обрыва с хлюпаньем упали оплывшие,
облезшие, размякшие от солнца тела. Потемневшие, побуревшие. Целые и не очень. За ними – отрубленные безволосые головы в уродливых наростах и
нарывах. И отсеченные гибкие когтистые руки. И – почти человеческие – ноги. И вовсе уж бесформенные куски, вяло сочащиеся черной парящей слизью.
А расторопный возница уже достал из повозки крепкий шест с крюком на конце. Возница продолжал свой нелегкий труд.
Толчок.
Первая мертвая тварь полетела в пропасть.
Что ж, теперь понятно, откуда взялся тот странный завал под замковой горой. Перебитых во время ночных штурмов упырей тевтоны попросту сбрасывают
с обрыва. Всех. В одну смердящую кучу. Чтоб подальше смердело. А то ведь закапывать всю эту падаль – никаких рук не хватит. Пропасть под
орденской цитаделью, конечно, тоже не бездонная, но тут уж вся надежда на солнце. Светило этого мира должно растопить и расплавить плоть мира
иного, прежде чем груда мертвых тел поднимется до уровня замка. Пока, как видно, солнышко худо-бедно справляется. День основательно
притрамбовывал то, что накапливалось в Серебряных Воротах за ночь.
Глава 4
– Здесь, наверху, сильный ветер. – Конрад снова был рядом. Конрад объяснял… – Ветер уносит запах нечистой мертвечины.
Да, ветер поддувал. Но и от телеги с разворошенным грузом тоже тянуло изрядно. Вонь у края обрыва стояла такая…
– Будто целый тумен мангусов здесь полег, – поморщился Сагаадай.
– Ничего, – успокоил татарского юзбаши Конрад. – Насколько я понимаю, вниз уже сбрасывают последнюю партию.
– Ну и нечего пялиться, – отчего-то вдруг озлившись, буркнул Всеволод. Да и ясно отчего. Как-то не очень радушно их встречала Закатная Сторожа.
Всяк тут занят своим делом, а к гостям, получается, и выйти некому. Ладно. Коли не встречают хозяева на пороге с хлебом-солью, самим придется в
чужой дом входить.
– Поехали дальше, – приказал Всеволод.
Кони вступили в покосившиеся ворота тына.
Сразу за частоколом обнаружился ров. Вырытый в земле, выбитый в скале и обложенный к тому же почерневшей глиной. Воды во рву не было. Да и зачем
– вода не задержит нечисть. Зато – полно пепла. Ветер развевал остывшую золу, поднимал сероватые-белые вихрики, норовя бросить горсть-другую в
глаза. Судя по всему, не так давно во рву бушевал огонь. Прошлой ночью, вероятно.
А сейчас здесь тоже трудятся безрадостные изможденные люди в черных одеждах, в повязках и капюшонах, прикрывавших лица и волосы от кружащей в
воздухе невесомой пепельной сыпи. Орденские служки со всем надлежащим тщанием чистили ров от золы и рассыпавшихся угольев, ровняли крутые края,
намазывали новую глину взамен треснувшей и искрошившейся, укладывали сухой хворост, валежник, поленья и целые бревна.
Готовили новый костер…
Эти тоже в разговоры вступать не спешили. Косились только. Кланялись между делом Конраду. И работали, работали, работали… Без передыху. Кнехты
ценили каждую минуту. И, видать, было за что. Дорога, видать, была цена таких вот дневных минут после захода солнышка.
Возле самого рва стояли телеги, доверху груженные дровами. В упряжи всхрапывали от пепла, забивавшего ноздри, кряжистые тяжеловозы с разбитыми
бабками.
В упряжи всхрапывали от пепла, забивавшего ноздри, кряжистые тяжеловозы с разбитыми
бабками. Понятно – боевых лошадей на такую работу не отправляют.
Кони терпеливо ждали, чуть покачивая понурыми головами и слабо обмахиваясь хвостами. Мокрые, усталые. Дрова, по всей видимости, доставляли сюда
из лесов, что начинаются у подножия замкового взгорья. А нелегкая дорога туда-сюда да вверх-вниз вымотает любую скотину.
По ту сторону рва высились замковые стены. Высокие, толстые, прочные. Во многих местах – особенно, на нижних ярусах – покрытые жирной копотью.
Здесь тоже хватало дел: стены правили каменщики. Человек пять. Того же мрачного вида неразговорчивые кнехты. Толпились все у большой бадьи,
орудовали каменотесными молотками и большими плоскими черпаками для раствора-замазки.
Всеволод присмотрелся. Ах, вот оно что… Кнехты ставили на место, а где нужно – меняли на новые темные исцарапанные глыбы, выдранные из кладки.
Не выбитые тараном или ядром порока, а именно выдранные нечеловеческой силой и невообразимой крепости когтями. Больше всего пострадала стена за
башней справа. Там и кипела работа каменщиков.
Еще Всеволод обратил внимание на то, что пространство между стеной и рвом непривычно, неразумно большое. А может, как раз наоборот: именно так –
и разумно. Видимо, все задумано с таким расчетом, чтобы от жара, идущего снизу, не растрескалась кладка. Вон – и утрамбованная, обложенная
камнем насыпь на краю рва имеется. Вроде бы и вал, а вроде и дополнительная защита крепости от огня.
По левую руку через ров перекинут широкий массивный подъемный мост. Здесь ров подходил к стенам ближе, чем в иных местах. И насыпь-вал здесь
обрывается – ровно на ширину моста.
Прямо за мостом – ворота с опущенными решетками. Да уж, воротца! Из-за частокола их было не рассмотреть, но сейчас…
Всеволод подумал, что тевтонская твердыня, как это ни странно, в полной мере соответствует обоим своим названиям. Кастленягро. Зильбернен Тор…
Если смотреть издали – ну, черный замок он и есть черный замок. Стены и башни сложены из темных базальтовых глыб, изрядно к тому же закопченных,
так что цитадель резко выделяется на фоне далеких снежных вершин. Но вот если подъехать поближе, вплотную… Да, ворота здесь, действительно,
серебряные. Самые, что ни на есть. Среди сплошь темного камня это особенно сильно бросалось в глаза.
То ли мост в поднятом положении надежно прикрывал воротную арку от дыма и копоти. То ли немцы регулярно чистят врата, дабы в полной мере
использовать против нечисти губительную силу белого металла. Так или иначе, но толстые – в руку – кованые и клепаные прутья воротных решеток
поблескивали сильнее, чем клинки Всеволода. Да, ошибиться невозможно: сталь с серебром. И серебра в той стали немало. Эх, была бы хоть одна
такая решеточка у них в Сибиу!
Здесь их было целых две: одна на въезде в арку, вторая – на выезде. Обе – опущены. Мало того…
Через прутья внешней решетки видно: из стен и сводов воротной арки густо торчат посеребренные крюки и штыри, вмурованные в камень. Да и вымощен
въезд в замок оч-ч-чень хитро. Меж ровными каменными плитами – частые отверстия. А в дырах тех неглубоко утоплены стальные колючки, и у каждой –
по серебряной капле на конце. Видимо, где-то у привратной стражи имеется рычаг, который позволяет в случае опасности выдвинуть посеребрённые
зубья наружу, над камнем.
Ох, и неуютно же будет упыриному отродью, коли прорвется оно сюда. Вот уж где земля поистине взгорит под ногами у нечисти!
Всеволод внимательнее присмотрелся к мосту, который поднимаясь, также становился частью ворот.