Не помню уже, как мы оказались в ванне втроем, у каждого сэндвич в одной руке и
стакан вина в другой. Карлу зачем-то вздумалось бриться. Его девушка присела на
краешек биде, с аппетитом уминая сэндвич и без умолку болтая языком. На миг
испарившись из ванной, она возвратилась с полной бутылкой красного вина, каковое
без остатка и вылила нам на головы. Мыльная вода тотчас приобрела гранатовый
оттенок.
К этому моменту я настолько возродился, что готов был выкинуть что угодно.
Почувствовав желание облегчиться, я тут же проделал это, не вылезая из ванны.
Девицы пришли в ужас. Судя по их реакции, я позволил себе нечто неуместное.
Внезапно наших гостий обуял демон подозрительности. А собираются ли им платить?
Если да, то сколько? Когда Карл невозмутимо объявил, что у нас на двоих осталось
девять франков, ни больше ни меньше, поднялся форменный бедлам. Потом они
угомонились, решив, что им отпустили очередную шутку -- шутку в дурном вкусе,
вроде того, чтобы помочиться в ванну. Мы, однако, были непоколебимы. Тогда они
поклялись, что им никогда еще не доводилось встречать таких, как мы --
бессовестных, бесчеловечных, бесчестных.
-- Вы -- пара грязных бошей, -- изрекла одна.
-- Нет, это англичане. Извращенцы-англичане, -- поправила ее другая.
Адриенна пыталась умиротворить их. Она засвидетельствовала, что знает нас давно
и что с ней мы всегда вели себя как джентльмены -- заявление, с моей дочки
зрения, прозвучавшее несколько странно, если вникнуть в суть наших с ней
отношений. Впрочем, в ее устах слово "джентльмены" означало лишь, что ее
скромные услуги мы всегда оплачивали наличными.
Адриенна предпринимала отчаянные попытки спасти
356
положение. Казалось, я так и слышу, как она старается измыслить выход.
-- Может быть, выпишете им чек? -- спросила она. На это Карл громко
расхохотался. Он собрался уже во всеуслышание объявить, что у нас и книжки-то
чековой нет, как я, предотвратив поток его красноречия, заговорил: -- Пожалуй,
это мысль... Как насчет того, чтобы каждой из вас выписать по чеку? -- Не тратя
слов, я зашел в комнату Карла и извлек оттуда его старую чековую книжку.
Прихватил также его роскошное паркеровское перо и, вернувшись, протянул все это
обладателю.
И тут-то Карл явил очередной пример своей изворотливости. С блеском демонстрируя
на публику свое законное недовольство тем, что я распоряжаюсь его чековой
книжкой и вообще влезаю в его дела, он проронил сквозь зубы:
-- Вот-вот, всегда так. -- Все это, разумеется, по-французски, дабы быть
услышанным нашими посетительницами. -- За все эти фокусы неизменно расплачиваюсь
я. Почему бы тебе для разнообразия не выписать пару-тройку чеков?
На этот призыв я, сделав подобающе пристыженную мину, ответствовал, что не могу,
ибо счет мой пуст. Тем не менее он еще упирался -- точнее, делал вид, что
упирается.
-- А почему бы им не подождать до завтра? -- спросил он, поворачиваясь к
Адриенне. -- Они что, нам не доверяют?
-- С какой стати мы должны вам доверять? -- вознегодовала одна из девиц. --
Минуту назад вы делали вид, что у вас нет ни гроша. Теперь хотите, чтобы мы
подождали до завтра. Э, нет, так не пойдет.
-- Ну, раз так, можете все убираться, -- отрезал Карл, швыряя чековую книжку на
пол.
-- Ну, не мелочись, -- умоляюще воскликнула Адриенна. -- Выдай каждой по сто
франков и кончим этот разговор. Нy ложолуйсяга!
-- Каждой по сто франков?
-- Ну, конечно, -- отозвалась она. -- Это не так уж много.
-- Давай, -- подхватил я, --не будь таким жмотом. К тому же свою половину я
отдам тебе через день-друтой.
-- Ты всегда так говоришь, -- проворчал Карл.
-- Это не так уж много.
-- Давай, -- подхватил я, --не будь таким жмотом. К тому же свою половину я
отдам тебе через день-друтой.
-- Ты всегда так говоришь, -- проворчал Карл. -- Кончай ломать комедию, --
сказал я ему по-анг-
357
лийски. -- Выписывай чеки и пусть убираются к чертям собачьим.
-- Пусть убираются? Что? Ты хочешь, чтобы я выписал им чеки, а потом показал на
дверь? Ну нет, сэр, за свои денежки я намерен получить то, что мне причитается,
даже если эти чеки ни к черту не годны. Ведь они-то этого не знают. И если мы
просто так, за здорово живешь их отпустим, заподозрят что-то неладное.
-- Эй, вы! -- повысил он голос, помахивая чековой книжкой перед носом у девиц.
-- Маленькая деталь: а я что с этого буду иметь? Мне нужен сервис по
экстраклассу, не банальное сунуть-вынуть.
Он приступил к действу раздачи чеков. Было в нем нечто пародийно-комическое.
Вероятно, обладай чеки реальной ценностью, и то подобная церемония вряд ли
смогла бы придать им необходимый кредит доверия. Возможно, оттого, что и
раздающий, и получательницы их стояли в чем мать родила. Аналогичное ощущение --
ощущение участия в некой фиктивной сделке, -- похоже, передалось и девицам.
Кроме, разумеется, свято веровавшей в нас Адриенны.
Про себя я молился, чтобы они ограничились показухой, а не заставляли нас
проходить через все стадии стопроцентного траха. Я был весь измочален. Вымотан
как бездомная собака. Потребуются сверхъестественные усилия, чтобы вызвать у
меня хотя бы отдаленное подобие эрекции. Что до Карла, то он вел себя так, будто
в самом деле только что раздал направо-налево три сотни франков. За них он
намеревался получить свой фунт мяса, и этот фунт должен был быть обильно сдобрен
пряностями.
Пока они обсуждали между собой частности, я забрался в постель. Внутренне я
столь дистанцировался от творившегося под самым носом, что немедленно задремал и
мне привиделся рассказ, который я начал писать несколько дней назад и к которому
предполагал вернуться сразу же, как проснусь. Это был рассказ об убийстве
топором. Быть может, стоит свести описание к минимуму, всецело сосредоточившись
на фигуре алкоголика-убийцы, которого я оставил у обезглавленного тела нелюбимой
жены? Врезать в зачин газетную заметку о преступлении, а затем, оттолкнувшись от
нее, развернуть собственную версию убийства -- с момента, когда голова
скатывается со стола? Это
358
как нельзя лучше ляжет в ряд, размышлял я, с линией безрукого, безногого
инвалида, по вечерам раскатывающего по улицам на низенькой платформе на
колесиках -- так, что голова его оказывается вровень с коленями идущих. На этом
фабульном витке мне как воздух требовалось что-то пугающее, ибо я загодя
припрятал в рукаве бесподобный фарсовый ход, каковой, по моему разумению, должен
был стать превосходной завязкой ко всей истории.
Нескольких секунд, подаренных мне забытьем, оказалось достаточно, чтобы ко мне
вернулось настроение, напрочь утраченное в день, когда к нам снизошла наша
сомнамбула -- наша своенравная принцесса Покахонтас.
Из полусна меня вывел легкий толчок Адриенны, тем временем облюбовавшей себе
место рядом со мной в постели. Она что-то нашептывала мне на ухо. Что-то опять о
деньгах. Я рассеянно попросил ее повторить и, стремясь не упустить только что
пришедшую в голову мысль, вновь и вновь повторял про себя: "Голова скатывалась
со стола... скатывалась со стола... пигмей на колесиках... колесики... ноги...
миллионы ног..."
-- Они спрашивали, не наберется ли у вас мелочи им на проезд. Они далеко живут.
-- Далеко? -- переспросил я, глядя на нее отсутствующим взглядом. -- Как далеко?
(Не забыть бы: колесики; ноги; голова скатывалась со стола.