Ничего этого профессор Ивановский не сделал, к Рахленкамне
зашел, не представился, не познакомился, не обмолвилсянисловом.Ясно:
счел все мальчишеской блажью и поторопился увезти сына в Базель,согласие
матери - не более как уловка.
К такому заключению пришла улица, а от такого заключенияодиншагдо
насмешек: какая, мол, незадачливая невеста!
Но уже тогда, в шестнадцать лет, моя мать небылачеловеком,который
можетстатьобъектомнасмешек...Вскореаккуратно...Чтозначит
"аккуратно"? Каждый день сталиприходитьписьмаизШвейцарии.Каждый,
понимаете, день, в один и тот же час в дом ксапожникуРахленкоявлялся
почтальон, который до этого и дороги сюда не знал,ивручалконвертиз
Базеля. Скептики быливынужденызамолчать.Вдушескептики,наверно,
считали, что письма абсолютно ничего не значат; мало личтокорябаетна
бумаге влюбленный мальчишка! Но факт оставался фактом:письмаприходили,
Рахиль на них отвечала, ходила на почту и опускала в ящик конверт. Значит,
что-то делается, дело движется, куда, в какую сторону,-неизвестно,но
движется. И люди решили: подождем, увидим, время покажет.
Письма не сохранились. Но, как я узнал потом от бабушки, именнотогда,
в этот год, когда шла, так сказать, переписка между Россией иШвейцарией,
мать иполучилакое-какоеобразование,расширила,таксказать,свой
кругозор,выучиласькакследуетрусскомуидажечуточкунемецкому.
Конечно, ей помогали. На нашей улице были образованные барышни, яужене
говорю об образованных молодых людях, были игимназисты,иреалисты,и
студенты на каникулах. И кто откажет в помощи такой красавице,котораяк
тому же должна покорить Швейцарию!
Теперь перенесемсямысленновШвейцарию,вгородБазель.Главным
действующим лицом в Базеле была моя бабушка Эльфрида, и бабушка Эльфрида -
ни в какую, ни за что, ни в коем случае! Чтобы ее Якоб, такой Якоб,вдруг
женился, да еще на дочери сапожника, об этом не может быть и речи.Ничего
плохого о моей матери, она, конечно, отцу не говорила, небылооснований
говорить,людиинтеллигентные,воспитанные,нонадосначалакончить
университет, в девятнадцать лет не женятся, этомоясмерть,конецмоей
жизни, я этого не переживу, и так далее,итомуподобное,чтоговорят
матери, когда не хотят, чтобы их сыновья женились. Как я понимаю, было там
много шума и гама, конечно, шума и гама на европейский манер, так сказать,
по-базельски, как это положено в добропорядочных немецких семьях, нотак,
что ясно: жизнь или смерть.
Но и для Якоба вопрос тоже стоялименнотак:жизньилисмерть.Он
настаивал на своем, потом замолчал. Молчание это было хуже любого шума. Он
замолчал и стал чахнуть на глазах. И всевидят-окакомуниверситете
может идти речь, когда человек тает как свеча: не ест, не пьет, не выходит
из комнаты, никого не желает видеть, не читает, ничем не занимается, сидит
целыми днями в своейкомнатеивдобавокковсемукуритпапиросуза
папиросой?!
Каково матери? Совсем недавно она гуляла со своим Якобом познаменитым
базельским бульварам, все им любовались; радовались и спрашивали, чейэто
такой красивый беленький мальчик, атеперьэтотмальчиклежитодинв
комнате, в дыму, курят папиросу за папиросой, не ест, не пьет, ни с кем не
разговаривает,похудел,пожелтел,тогоиглядизаболеетчахоткойи
протянет ноги.
Так прошел год, и стало ясно: надо что-то делать. Есливыбиратьмежду
жизнью и смертью, то лучше жизнь. И вот ровно черезгодвтомжеиюле
месяце в наш город направляется делегация: профессорИвановскийсженой
Эльфридой,сыномЯкобомиэкономкой,женщиной,котораяприслуживала
бабушке Эльфриде, доверенное лицо, ей предстояловсевыяснить,выявить,
так сказать, подноготную, потому что такой даме, как бабушка, непристало
самой разузнавать и расспрашивать, а ехалаонанезатем,чтобыженить
Якоба, а чтобы расстроить свадьбу.
Однако тем временемдругаясторонатожеподготовилась.Поддругой
стороной я вовсе не имею в виду семьюРахили.Долженвамсказать,что
дедушка мой Рахленко, отец Рахили, хотя и был сапожник,нобылодиниз
самых уважаемых горожан, а может быть, и самый уважаемый. И если в городе,
где есть состоятельные люди, богатые торговцы, даже купцы второйгильдии,
есть паровозные машинисты и люди интеллигентного труда, если, повторяю,в
таком городе самый видный человек - простой сапожник, то это,несомненно,
выдающаясяличность.Такойвыдающейсяличностьюибылмойдедушка
Рахленко, я уже об этом упоминал, и главная речь о нем впереди. Пока скажу
только, что он был человек прямой и решительный, не признавал хитростейи
интриганства: хочешь женить своего сына на моей дочери - жени, бери такой,
какая она есть, а какая она есть - сам видишь; не хочешь - не жени, другой
она не будет, и я сам и мой дом тоже другими не будут.Такчтородители
РахилиспокойнодожидалисьприездаИвановских.Готовилисьнеони,
готовилась улица, готовилсягород,готовилисьстуденты,приехавшиена
каникулы, гимназисты и реалисты, учителяидантисты,-вся,вобщем,
интеллигенция, и простые людисапожногоцеха,исоседи.Всебылина
стороне Рахили и Якоба, все хотели им счастья и благополучия. Вы спросите,
почему? Я вам отвечу: Рахиль и Якоб любили друг друга, алюбовьпокоряет
мир.
И хотянисамаРахиль,ниееродителинесобиралисьустраивать
потемкинские деревни, не хотели _показухи_, как теперь говорят,ногород
был взбудоражен,икактолькосталоизвестно,чтолетомИвановские
приедут, то само собой на Рахили появились модные туфли лодочки на высоком
каблуке; понятно: отецсапожник;появилосьновоеплатье,появиласьи
шляпка от лучшей модистки, как полагалось в те времена,автевремена
модисткой называлась мастерица, которая изготовляла именно шляпки.
Итак, все горячо и бескорыстно готовились к предстоящим событиям.Злые
языки,вихчисле,самособой,ХаимЯгудин,утверждали,что
благотворительность эта далеко не бескорыстна. Если Рахиль выйдет замуж за
сына Ивановского, профессора, владельца лучшейвмиреклиники,товсе
расходы и благодеяния окупятся с лихвой. Но злые языки найдутсявсегдаи
всюду. Что касается Хаима Ягудина, то всем было ясно:обиженнастарика
Ивановского за то, что тот не захотел воспользоваться егопарфюмерией.