А приехали, земля-то вся под таежным лесом. Сначала надо лес повалить, пни выжечь да выкорчевать, потом уже пшеничку посеять. А у них у всех цинга. Ну, словом, все такие одинаково разнесчастные бедняки! Помогли мы им маненько. Чесноку дали, ягод сухих. Сохатины свежей, каждому поманеньку, сколько могли. Мы, конешно, народ бродячий, то соболевать идем, то по белке, то корень женьшень ищем, то золотишко. Ходили далеко. Эдак года через два пришлось на том месте снова побывать. Смотрим - прижились. Хатенки построили, огороды, посевы завели, рыбы там много. Ну, одним словом, ничего зажили. Потом пригляделся я к ним поближе: неодинаково живут, однако. Богатенькие завелись, рысаков - ты правду сказал насчет рысаков-то - завели. Начинаем догадываться. Тот, который поподлее, начал северных людей обманывать: пушнину за водку скупать, за порох, за всякие финтифлюшки. Глядишь, и разбогател. Пымал ты меня сегодня, за самую глотку схватил, ей-богу. Ведь и сам я им, когда они бедствовали, последний порох отдавал, а потом же у одного такого пришлось нам с Фелянкой целое лето батрачить. Вот тебе и поровну!
Архип удивленно развел руками, словно не понимал сам, как это могло случиться.
- Поработали мы у него, а при расчете подрались. А все золото! Много из-за него еще драки будет. Ты только мне верь. Вот как в следующий раз найду подходящий самородок, так пожертвую его на революцию.
- Откуда же у тебя такие мысли появились? - усмехнувшись, спросил Василий.
- Да как-то мне один человек говорил, что даже буржуи некоторые деньги на революцию жертвуют. А мне что, я ведь буржуем быть не собираюсь, нет! Это только одни мои фантазии. Артельно, так все надо делать артельно. Вот сегодня мы всей артелью на скачки поедем, айда и ты с нами. Там наших много будет. Лошадей люблю, паря, ох как люблю! Вот как только наш хозяин Митька на своих рысаках на прииск приезжает, так мне работать не хочется, во сне даже их вижу. Так бы проехал, аж земля задрожала!
- Ну что ж, Бова-королевич, может быть, когда-нибудь проедешь, задумчиво проговорил Василий.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Из станиц, из хуторов, с приисков и из уездного города за реку Урал потянулись толпы народа посмотреть байгу.
В степи, вдоль длинного и широкого лимана, полукругом раскинулись многочисленные серые юрты. В самом центре стояло шесть больших белых юрт и до десятка малых, разукрашенных цветными кошмами. Эти юрты принадлежали богатым скотоводам, братьям Беркутбаевым, и предназначены были для приема почетных гостей.
Всюду, взбадривая скакунов, гарцевали всадники, сотни подседланных коней стояли у коновязей. Тут же томились на солнце привязанные волосяными арканами жеребята, сотни курдючных баранов ожидали ножа. Против каждой юрты в огромных казанах варилось мясо, квасился кумыс. Кругом раздавалось конское ржание, лай собак и задорный смех черномазых ребятишек.
Смуглый, загорелый пастушонок лет четырнадцати, без рубашки, в рваных, вывернутых шерстью наверх шароварах, в таком же рваном малахае, очевидно с чьей-то головы, пригнал с полсотни баранов. Сдав их резакам, он смотрел большими черными глазенками на диковинное зрелище, сжимая в загорелых исцарапанных руках длинный ременный кнут.
Кругом толпился народ. Всюду пестрела разноцветная одежда, от которой у мальчика рябило в глазах. В одном месте было особенно много народу и сновавших вокруг ребятишек. Над толпой, пробраться через которую было совершенно невозможно, возвышался высокий белый верблюд. Мальчик видел только его длинную тонкую шею с маленькой неуклюжей головой и белую седлистую кочку.
Мальчик знал, что это особая порода белых верблюдов. Такие были у его хозяев, братьев Беркутбаевых.
На этих быстроходных верблюдах, как он слышал от старых пастухов, его хозяева крали и увозили себе красивых жен из чужих племен.
Всю свою жизнь мальчик мечтал иметь верблюда. А за такого он готов был дать отрезать один палец. Так он сказал однажды пастухам, но они только долго над ним потешались.
Мальчик попытался пробраться поближе, но это оказалось невозможным. Он, разумеется, не знал того, что Зинаида Петровна Печенегова, для того чтобы снискать себе популярность, организовала лотерею. За полтинник можно было выиграть самовар, трехкопеечный гребешок, наперсток, цветную ленту и прочие безделушки. Но главной приманкой был молодой верблюд. Его по настоянию этой барыньки пожертвовал один из братьев Беркутбаевых - Мирза. Мирза был в полной ее власти, за одну ее бесовскую улыбку, которую она дарила молодому богачу, бывавшему в ее доме частым гостем, он готов был пригнать ей десять таких верблюдов. Не знал мальчик и того, что лотерея разыгрывается в пользу сирот.
Пастушонка одолевал голод. Он еще на рассвете выпил чашку кузи жидкой кашицы из пшена, забеленной кислым молоком. После этого тридцать верст гнал барашков для гостей его хозяев. Вдруг его кто-то окликнул:
- Ты чего здесь делаешь, Кунта?
Пастушонок повернул голову. Перед ним стоял пастух казачьих табунов Куленшак, друг его покойного отца.
- Я смотрю, Куленшак-бабай, на этого верблюда, - почтительно поклонившись, ответил мальчик.
- Разве твои глаза никогда не видели верблюда? Разве мало их у твоего хозяина?
- Мне очень нравится этот верблюд, - упрямо проговорил Кунта. - Он всем нравится. На него все смотрят, кричат и смеются, значит, это самый лучший в степи верблюд. Я так думаю, Куленшак-бабай, что на этом верблюде вчера ночью мой хозяин Мирза Беркутбаев примчал себе четвертую жену. Поэтому и показывают его всем.
- Говори тише, если не хочешь, чтобы тебя услышали слуги Мирзы. Иначе у тебя вырвут язык и бросят собакам. Кто тебе, глупому мальчишке, сказал такой вздор. Правду говори.
- Сегодня ночью пастухи рассказывали, когда я спал под кошмой.
- Может быть, тебе это приснилось?
- Я тебя никогда не обманывал, Куленшак-бабай, - обиженно ответил мальчик и насупился. - Хабар летит по степи, как птица, так говорят аксакалы. А еще они говорили, что идет погоня - много джигитов. Они будут резать род Беркутбаевых и жечь степь.
- Хватит болтать, Кунта. Ты ничего не слышал, ты ничего не знаешь, понял? - сказал Куленшак и, строго посмотрев на мальчика, погрозил ему пальцем. - А сейчас пойдем отсюда. Здесь обманывают бедный народ. Показывают верблюда за деньги, а ты можешь на него смотреть задаром в табунах твоего хозяина. Ты и твой брат, вы оба глупые, как два молодых барашка. Вчера твой брат Мурат нашел деньги и был богатый. А сегодня он такой же бедный, только красная рубашка осталась. Ступай разыщи его и приходи в мою юрту. Мне нужно поговорить с ним. Ищи его, он здесь.
Куленшак удалился. Кунта обошел все больше растущую вокруг белого верблюда толпу. Брата своего он разыскал на той стороне, где людей было меньше. Молодые парни - русские и киргизы - поворачивали и дергали хохотавшего Мурата, как куклу, а он, сдвинув на затылок старенькую казачью фуражку с голубым околышем, которую выменял здесь же за лисий малахай, добродушно улыбался и, чтобы поразить аульных сверстников своим богатством, вызывающе бренчал в кармане звонкими монетами. В этом наряде Кунта едва узнал брата. Это был он и не он. Кунта понял, что над Муратом все смеются, и ему стало обидно за брата. Пусть кто-нибудь посмеет посмеяться над тем, что у Кунты овчинные штаны, что он бережет, не надевает свою единственную рубашку. Зато какие сильные эти прокопченные на солнце плечи. Зато как он может стегнуть степного волка своим тяжелым сыромятным кнутом.