Кунта раздвинул своим голым плечом каких-то мальчишек, подскочил к брату и, схватив его за рукав красной рубашки, сильно дернул к себе и, не говоря ни слова, потащил из толпы.
Мурат, увидев брата и зная его строптивый характер и такой же злой язык, чтобы не быть посмешищем товарищей и не желая ради праздника вступать в драку, покорно последовал за ним, выслушивая следующие сердитые слова:
- Ты, наверное, не сын нашей доброй матери, а сын коровы, которая обожралась травы и наложила ошметку зеленого дерьма, а ты вместо малахая надел его себе на глупую башку и не замечаешь, что над тобой все смеются.
- Ты сам, Кунта, дурак и забыл, что я охраняю деньги и на моей голове должна быть фуражка казаков. Пусти старшего брата и не тащи его, как собаку за ухо. Ты не знаешь, кто такой твой старший брат?
- Я знаю, что мой старший брат глупее старой овцы, которая даже отнимает корм у своих ягнят. Я все знаю. Ты вчера нашел много золотых денег. Куда ты их дел?
- Ты сначала научись вежливости, потом говори со старшим братом о серьезных делах. Лучше сядем под эту арбу, а то мне жарко.
- От тебя водкой пахнет? - свирепо и в то же время с некоторой завистью спросил Кунта. - Ты пил водку?
- Почему богатому брату не пить водку? - присаживаясь в тень под наполненную свежим сеном арбу, с достоинством проговорил Мурат.
- Ты что, на самом деле стал богатым человеком? - несколько успокоившись, спросил Кунта.
Мурат с прежним ухарством гордо посмотрел на брата, тряхнул карманом и вытащил оттуда целую горсть новеньких монет. Они заманчиво звенели и волшебно блестели на солнце, словно настоящее золото. Да, брат его был настоящим богачом. "Куленшак-бабай от зависти сказал неправду. Пусть аллах простит ему и не тревожит его старость. Он все-таки добрый человек и друг отца. Когда деньги есть, и соврать можно", - подумал Кунта.
Мурат рассказал ему, как он был в приисковой лавке и брал все, что он считал нужным брать.
- Ты молодой и глупый, мой младший брат, - солидно и нравоучительно продолжал Мурат. - Я уже был дома и подарил нашей доброй матери фунт чаю, два фунта сахару, материи на платье и шальвары. Тебе я тоже привез рубашку и ножик. У тебя рубашка цвета воды, а у меня, видишь, цвета вишни. Я имею должность и не могу ходить с тобой в одинаковых рубашках.
Кунта слушал его рассказ не дыша и думал, что его старший брат действительно великий и мудрый человек, а он, Кунта, глупый, не разобравшись, обругал его сыном старой коровы и наговорил всяких других нехороших слов, даже вспомнить стыдно.
"Пожалуй, можно сказать брату, пусть он шлепнет меня три раза по спине и забудет оскорбление. За это можно стерпеть. Мало ли мне, маленькому пастушонку, приходилось переносить всяких побоев?!" Но Мурат не дал ему высказать этой мысли, а продолжал говорить:
- Вот сегодня я хочу выиграть и подарить матери самовар, но пока не выиграл. Ты мне помешал.
- Как это можно выиграть самовар? - чувствуя свое невежество, робко спросил Кунта.
- Когда все время будешь держаться в степи за курдюк овцы, то, конечно, ничего не узнаешь и ничему не научишься. За пятьдесят копеек, это значит за десять пятаков, можно выиграть не только самовар, но и того белого верблюда.
Кунта от удивления разжал пальцы и уронил на землю свой кнут. За десять маленьких денег можно выиграть белого верблюда, это было неслыханно. В деньгах он уже понимал толк, не раз имел копейки и пятаки.
- Ты это правду говоришь, Мурат? Прошу тебя, не шути! - прикладывая руки к сердцу, проговорил Кунта. Он видел свою мечту во сне, он носил ее в сердце и украдкой любовался, когда сосед их, знаменитый джигит и наездник Кодар, проезжал на своем высоком наре, которого даже не догоняла ни одна самая быстрая степная лошадь. Говорили, что он угонял на этом верблюде байские косяки.
И сейчас баи еще косо смотрят на этого джигита. Но он больше знается с русскими.
Мурат ясно и просто объяснил ему устройство лотереи и этим вселил в душу мальчика фантастическую уверенность в том, что он выиграет верблюда, и разубедить его в этом было невозможно.
- Я поставил и проиграл уже сто пятаков и не мог выиграть самовар, а ты хочешь выиграть верблюда. Да и зачем нам верблюд? Лучше иметь в доме самовар, - убеждал его Мурат, не знавший того, что на деньги, которые он проиграл, можно было купить такой самовар в приисковой лавке.
- Ты дай мне десять пятаков, и я выиграю верблюда, - упрямо твердил Кунта.
- Я могу тебе дать один пятак, и ты можешь купить на него сладких петухов целых пять штук, или кишмишу, или орехов, или халвы.
- Мне не надо халвы и петушков, мне нужно выиграть верблюда.
- Я, твой старший брат, говорю тебе, что киргизы и русские проиграли мешок денег и никто не выиграл верблюда. А самовары уже два раза выигрывали. Я тебе дам два пятака, ты можешь купить все, что тебе нравится, и отнести матери.
Кунта, глубоко вздохнув, зажал два подаренных братом пятака в кулаке и, волоча по земле кнут, склонив голову, медленно пошел к юрте Куленшака. Сначала Кунте хотелось еще раз взглянуть на белого верблюда, но он решил в душе, что именно сегодня он будет, как вихрь, носиться верхом на этом красавце наре, потом приедет в свою юрту, попросит мать испечь лепешку, круто посолит ее и положит за щеку своему любимцу. А когда будет кочевать, матери не придется завьючивать их последнюю корову и четырех барашков. Все повезет на себе Белый Ястреб, как он мысленно уже назвал своего невыигранного нара. Он посадит свою мать на самую верхушку вьюка, а сам поведет его на длинном чумбуре. Потом он возьмет у Куленшака старую деревянную соху, вспашет поле, посеет просо, у него будет собственная кузя и просяные лепешки. Мечтая так, Кунта подошел к юрте Куленшака.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В юрте Куленшака на кошмах сидели Василий Кондрашов, Тарас Маркелович Суханов и Петр Николаевич Лигостаев. Пили кумыс. Петр Николаевич работал на прииске по доставке леса, сначала - возчиком, а потом Тарас Маркелович, заметив честного расторопного казака, назначил его заведующим лесным складом. Дома в хозяйстве управлялись мать и сноха. Сын Гаврюшка готовился на действительную службу. На складе Петру Николаевичу помогала грамотная и смекалистая Маринка. Она могла выписать накладную, отпустить лес, подсчитать прибывающие грузы. Всему этому ее научил Василий.
- Никто мне о самородке не докладывал, - поставив на скатерть деревянную чашку с кумысом, сказал Суханов.
- Я тоже узнал случайно, под большим секретом, - продолжал Василий. У нас столько этих секретов... А известно вам, Тарас Маркелович, что бывший войсковой старшина Печенегов секретно выменивает золото на спирт, а помогает ему Мартьянов?
- Это я знаю... Только поймать надо с поличным, - мрачно ответил Суханов.
- Я уже докладывал вам, Тарас Маркелович, что скоро наступают сроки платежей за оборудование золотопромывательной фабрики на Родниковской даче. Суммы огромные, а в царстве господина Шпака пока темно, ничего не блестит.
- Там и никогда не заблестит... Сам не пойму, как случилось, что при повторной проверке намыли тогда богатую пробу. Сейчас все изрыли, а толку мало. Самая бедная дача.
- Значит, закрывать... а как же убытки? - спросил Петр Николаевич. Он уже порядочно освоился на прииске и был в курсе многих дел.
- То-то и оно, что убытки, - подтвердил Суханов. - Я тогда говорил братцам. Да разве им втолкуешь! С Иваном сладу нет. Пьет. Если правду сказать, так нами не хозяева управляют, а госпожа Печенегова. Хоть бы Авдей скорее приехал. Он хоть подлец, да умен.
В приоткрытой двери юрты показалась Маринка.