И я не уверена, как мне действовать дальше. Как вы считаете, мистер… э-э, Сомик не станет возражать, если я приглашу его на сеанс вместе с вами?
— Это может быть круто. Он вашу фишку не переваривает.
— Мою фишку?
— Не вашу личную фишку — фишку психиатров вообще. Он провалялся какое-то время в дурдоме в Миссиссипи после того, как чудовище схряпало его друга. И фишка тамошнего персонала ему совсем не покатила. — Эстелль сообразила, что ее словарный запас и даже образ мыслей за последние несколько дней претерпел значительные изменения. Результат погружения в блюзовый мир Сомика.
Врач снова устало терла виски.
— Эстелль, давайте назначим следующий прием на завтра или на послезавтра. Скажите Хлое, чтобы записала вас на вечер, если днем все занято. И попробуйте привести своего кавалера. А тем временем постарайтесь убедить его, что моя практика… свободна от фишек. Будьте так добры?
Эстелль встала:
— А девчушка ваша сможет писать в варежках?
— Постарается.
— Так что же мне делать? Я не хочу, чтобы он уезжал. И в то же время чувствую, будто часть себя потеряла, влюбившись. Я счастлива, но не знаю, кто я теперь такая. Мне не по себе. — Эстелль сообразила, что начинает ныть, и от стыда уставилась на свои туфли.
— Всему свое время, Эстелль. Давайте оставим это на следующий сеанс?
— Хорошо. А констеблю о морском чудище рассказать?
— Давайте пока не станем. Такие вещи, как правило, сами утрясаются.
— Спасибо, доктор Вэл. До завтра.
— До свидания, Эстелль.
Эстелль вышла из кабинета и остановилась у стола Хлои. Девушки за ним не было, но из туалета в коридорчике доносились животные звуки. Может, зацепилась варежкой за колечко в носу? Бедняжка. Эстелль подошла к туалету и легонько постучала в дверь.
— С вами все в порядке, дорогуша? Вам помощь не нужна?
В ответ раздался высокочастотный стон:
— Я… прекрасно. Правда… прекра… снооо. Спасиб… О боже мой!
— Вы уверены?
— Да-а, все в порядке.
— Мне назначили прием на завтра или послезавтра. Доктор сказала записать меня на вечер, если днем не получится. — Из туалета доносился какой-то топот и грохот. Похоже, на пол вываливали все содержимое аптечки.
— Оу вау! А-ау! Оу аххх!
График приема, должно быть, действительно очень плотный.
— Извините. Больше не буду вас беспокоить. Вы мне позвоните, ладно, дорогуша?
Эстелль покинула дом Вэлери Риордан в беспокойстве еще более сильном, чем до приема. Уже давно, думала она, по крайней мере — целых полдня у нее под одеялом не было ее тощенького блюзмена.
Доктор Вэл
Между сеансами у Вэл выдался перерыв — время поразмышлять о ее подозрении: ссадив все население Хвойной Бухты с антидепрессантов, не превратила ли она город в сплошной крольчатник. Эстелль Бойет всегда была с придурью, в художниках такое от природы, но Вэл никогда не считала богемный сдвиг чем-то нездоровым. Напротив, представление о себе как об эксцентричной художнице помогло Эстелль пережить потерю мужа. Однако сейчас женщина бредит морскими чудовищами, а еще хуже — вляпалась в такие отношения, которые иначе как саморазрушительными не назовешь.
Неужели люди — рационально мыслящие, взрослые люди — до сих пор могут влюбляться столь безоглядно? Неужели они способны на такие чувства? Вэл и самой хотелось бы ощутить нечто подобное. Впервые со времени развода, подумала она, ей на самом деле хочется снова связаться с мужчиной. Нет, не просто связаться — влюбиться. Она вытащила из ящика «ролодекс» и пробежала по карточкам пальцами, пока не отыскала номер своего психиатра в Сан-Хуниперо.
Ее анализировали всю учебу в институте и ординатуру — это неотъемлемая часть подготовки любого психиатра, — но терапевта своего она не видела уже больше пяти лет. Наверное, пора. Что за цинизмом ее укусило, если она интерпретирует желание влюбиться как болезнь, требующую лечения? Может быть, все дело в ее цинизме? Конечно, рассказать ему о том, что она делает со своими пациентами, она не сможет, но все-таки…
На экранчике телефона замигал красный огонек и побежала строчка номера — Хлоя, похоже, решила немного передохнуть от самоистязаний. Констебль Кроу, линия один. К вопросу о кроликах.
Вэл сняла трубку:
— Доктор Риордан.
— Здрасьте, доктор Риордан, это Тео Кроу. Я просто звоню сказать вам, что вы были правы.
— Спасибо, что позвонили, констебль. Всего хорошего.
— Вы были правы насчет того, что Бесс Линдер не принимала антидепрессанты. Я только что просматривал токсикологическое заключение. В ее организме «золофта» не нашли.
У Вэл оборвалось дыхание.
— Доктор, вы тут?
Все ее треволнения по поводу медикаментов, весь ее извращенный план, все лишние сеансы, нескончаемые рабочие дни, чувство вины, этой трижды треханой вины — и Бесс Линдер вообще не принимала лекарств. Вэл затошнило.
— Доктор? — повторял Тео.
Вэл заставила себя глубоко вдохнуть.
— Почему? То есть — когда? Уже больше месяца прошло. Когда вы это обнаружили?
— Сегодня. Мне не давали доступа к результатам вскрытия. Никому не давали. Простите, что так долго.
— Ну, спасибо, что сообщили, констебль. Я ценю вашу помощь. — Она собралась положить трубку.
— Доктор Риордан, а вам разве не нужно заводить на своих пациентов историю болезни, прежде чем вы им что-нибудь пропишете?
— Нужно. А что?
— Вы не знаете, не было ли у Бесс Линдер проблем с сердцем?
— Нет, физически она была очень здоровой женщиной, насколько мне известно. А в чем дело?
— Ни в чем, — ответил Тео. — Ох, да — я так и не выяснил, что вы думаете насчет того, о чем я вам сказал за завтраком. О Джозефе Линдере. Я по-прежнему надеюсь, что у вас появились какие-то мысли.
Весь мир опрокинулся. До этого мгновения Вэл отгораживалась от Бесс Линдер каменной стеной, поскольку предполагала, что смерть Бесс как-то связана с ее собственной халатностью. Но сейчас… Она в самом деле знала о Бесс очень мало.
— Чего именно вы хотите от меня, констебль?
— Мне просто нужно знать, подозревала Бесс мужа в том, что у него роман на стороне, или нет. И не давала ли она вам понять, что боится его?
— Вы хотите сказать то, что мне кажется, вы хотите сказать? Что Бесс Линдер не совершала самоубийства?
— Я этого не говорю. Я просто спрашиваю.
Вэл порылась в памяти. Что же именно Бесс Линдер говорила ей о муже?
— Я помню, она говорила, что чувствует, как он безразличен к их семейной жизни, и что она поставила ему условие.
— Поставила условие? В каком смысле?
— Она сказала ему, что раз он отказывается опускать за собой сиденье унитаза, ему отныне придется садиться самому для того, чтобы помочиться.
— И все?
— Больше я ничего не припоминаю. Джозеф Линдер — коммивояжер. Часто бывал в разъездах. Мне кажется, Бесс ощущала его помехой в своей жизни и жизни девочек. У них были не очень здоровые отношения. — Как будто бывают иные, подумала Вэл. — А вы подозреваете Джозефа Линдера?
— Я бы предпочел этого не сообщать, — ответил Тео. — А что — следует?
— Вы же полицейский, мистер Кроу, не я.