Он взял девушку за руку и нежно произнес:
– Если ты станешь моей женой, чиа, я постараюсь сделать тебя счастливой.
– Я знаю, – ответила та, возвращая ему легкое пожатие.
– Эрминия, у тебя есть лучший выбор, – вмешался Ренато, изо всех сил пытаясь вновь обрести спокойствие. – Ты действительно хочешь выйти замуж за этого старика? Он старше, чем был бы сейчас твой отец, он старше меня. Неужели тебе это нужно? Подумай, девочка! – почти выкрикнул он. – Тебе дана такая свобода, о которой редкая девушка может даже мечтать! Никто не требует, чтобы ты вышла замуж обязательно здесь, в Хамерфеле.
Эрминия взяла герцога под руку.
– Дядя Ренато, это тоже моя семья и мой дом, – сказала она. – Я выросла здесь и не хочу покидать это место, чтобы вернуться к родственникам, которые сейчас для меня – чужие люди.
– Ты глупа, Эрминия, – возразил Ренато. – Ты хочешь, чтобы твои дети тоже погибли в этой безумной междоусобице?
Эти слова, кажется, несколько отрезвили ее.
– Сказать по правде, я бы лучше жила в мире, да и кто из нас предпочел бы иное, будь у него выбор?
И тогда герцог, на какое‑то мгновение объятый более сильным, чем даже его собственная гордость, чувством, произнес:
– Я предложу мир лорду Сторну.
Эрминия, нахмурясь, потупила взор и сказала:
– Да, я жажду мира. Но ведь это лорд Сторн отказался вернуть хотя бы тело вашего сына; я не хочу видеть ни того, как вы будете унижаться перед ним, мой будущий муж, ни того, как вы подпишете унизительный мир на его условиях.
– Тогда – выберем среднее, – произнес Раскард. – Я пошлю к нему посольство с просьбой вернуть тело моего сына, чтобы достойно его похоронить, и, если он это сделает, мы заключим мир, если же он откажется, тогда между нами – война навек.
– Навек? – переспросила Эрминия, как бы очнувшись, но потом вздохнула и добавила: – Да будет так. Мы достойно примем любой его ответ.
Ренато взвыл:
– Теперь я вижу, что передо мной два безнадежных глупца. Если бы вы действительно хотели мира, вы бы как‑нибудь перешагнули через свою дурацкую спесь, из‑за которой пропадут в конце концов и Сторн, и Хамерфел, а в их развалинах будут кричать лишь вороны да прятаться бандиты!
У Раскарда по спине пробежали мурашки, ибо слова Ренато звучали как пророчество, и на какой‑то момент, пока он рассеянно смотрел в потолок, ему действительно привиделись заброшенные руины, некогда бывшие твердыней Хамерфелов.
Ренато не унимался:
– Неужели вы действительно не можете побороть эту чертову гордость?
Тогда Эрминия выступила вперед и с плохо скрытым раздражением произнесла:
– Почему унять гордость должен именно мой муж? – В ее голосе явственно слышались гневные нотки. – Почему не Сторн, раз уж он празднует сейчас победу, полностью истребив клан моего мужа? Разве не привилегия победителя – проявить великодушие?
– Возможно, ты и права, – ответил Ренато, – но правотой не положишь конец междоусобице. Один из вас должен поступиться гордостью.
– Возможно, – согласился Раскард, – но почему именно я?
Ренато лишь пожал плечами и отошел к окну. Махнув рукой и как бы отстраняясь от всего этого, он сказал:
– Эрминия, ты выбрала свою участь, и самое ценное, что у тебя есть, это мое разрешение на этот брак. Бери ее, родич, вы стоите один другого, и это, возможно, принесет вам счастье.
Сухо улыбнувшись, Раскард произнес:
– Можно считать это благословением?
– Хоть благословением, хоть проклятьем, хоть чертом лысым – как вам угодно, – огрызнулся Ренато и бесцеремонно вышел из комнаты.
Бери ее, родич, вы стоите один другого, и это, возможно, принесет вам счастье.
Сухо улыбнувшись, Раскард произнес:
– Можно считать это благословением?
– Хоть благословением, хоть проклятьем, хоть чертом лысым – как вам угодно, – огрызнулся Ренато и бесцеремонно вышел из комнаты.
Раскард обнял Эрминию и расхохотался.
– Он так разозлился, что забыл о брачном выкупе. Боюсь, что теперь, когда мы поженимся, ты станешь чужой своей родне, Эрминия.
Она улыбнулась в ответ и произнесла:
– Такую родню лучше иметь чужой, чем ближней, по крайней мере, это избавит нас от неприятных семейных визитов.
– Поэтому он пробудет у нас до свадьбы, а потом пусть убирается куда хочет, хоть к черту, если только Зандру его к себе пустит. Пусть дьяволу будет с ним интересней, чем нам.
3
В середине лета состоялась свадьба герцога Раскарда и Эрминии. По меркам дворян‑горцев прошла она в высшей степени скромно, поскольку родня невесты приехать отказалась, за исключением дюжины приятелей Ренато, которые своим присутствием показали, что Эрминия выдается в Хамерфел с согласия своего ближайшего родственника. Будь народу еще меньше, это попахивало бы скандалом, но Раскард вознамерился вытерпеть эту церемонию, невзирая на скудость свадебных подарков от родни новоиспеченной герцогини Хамерфел. Как будто в отместку за бедность празднества престарелый герцог одарил молодую жену сказочными драгоценностями из своей сокровищницы. Несколько дальних родственников Хамерфелов, присутствовавших на свадьбе, сидели с мрачными лицами, поскольку до этого питали надежду, что в отсутствие наследника и близких родственников кто‑то из них мог унаследовать титул и земли герцога, а женитьба на молодой женщине вполне обещала принести новых детей и положить конец всем их чаяньям.
– Выпьем, – предложил один из родичей герцога другому. – Вся эта женитьба – ерунда. Раскард стар, и брак может оказаться бездетным.
– На это не надейся, – цинично отозвался его сосед. – Раскард выглядит старше своих лет после смерти сына, но он полон сил, как и положено в сорок пять. А если нет, то ты не хуже меня знаешь старую поговорку: «Сорокалетний муж может не стать отцом, а пятидесятилетний станет точно». – Он хохотнул и добавил: – Жаль эту девочку, она молоденькая, хорошенькая и заслуживает муженька получше. Попробую найти здесь место, чтобы ублажать ее длинными зимними ночами.
– Вот здесь тебе вряд ли светит, – заметил первый. – Она, похоже, честная и действительно любит старикана.
– Как отца – не сомневаюсь, – ответил второй. – А как мужа?
Примерно такие же разговоры велись повсеместно. Эрминия, которая хоть и была сильным телепатом, но не привыкла отгораживаться защитным барьером от стольких людей сразу, и ей приходилось выслушивать все это, не подавая виду. Когда настало время женщинам вести ее в спальню, то при ней оказались по большей части ее служанки, поскольку никто из тетушек и дядюшек не удосужился проделать столь длинное путешествие. И она не проронила ни слезинки, когда ее вели туда.
Несмотря на середину лета, в спальне было холодно и неуютно. По крайней мере, так чувствовала себя Эрминия, когда ее раздели, оставив, согласно обряду, в прозрачной ночной рубашке. Это делалось по старинной традиции, чтобы невесту можно было осмотреть на наличие скрытых уродств и прочих дефектов. Она дрожала и ждала, едва сдерживая слезы: ей не хотелось, чтобы Раскард подумал, будто она выходит за него против воли. Несмотря на суровую внешность, у него в характере были и мягкие черты – она это знала, внутренне чувствовала, что, несмотря на доводы ее ближайшего родственника, это замужество для нее – большое благо.