Разве это не честь быть герцогиней Хамерфел? Все равно, рано или поздно, ей предстояло выйти замуж, и лучше уж за мужчину в возрасте, которого она знала и который относился к ней по‑доброму, чем за совершенно незнакомого человека, как бы молод и хорош собой он ни был. Очень часто невеста доставалась мужчине, которого она до этого в глаза не видела, и теперь Эрминия была чрезвычайно рада, что избегла этой участи.
Семейные драгоценности Хамерфелов оттягивали шею. Очень хотелось их снять, но служанка, раздевавшая ее, не дала освободиться от тяжелых камней.
– Герцог может подумать, что вам не нравятся его подарки. Поносите их хотя бы сегодняшнюю ночь.
Девушке ничего не оставалось, как терпеть тяжесть и холод украшений, врезавшихся в кожу, и желать, чтобы все это поскорее кончилось. Ей предложили выпить вина, и она с удовольствием приняла бокал. Выстояв свадебную церемонию, она очень устала, да и расстроилась, понаслушавшись всего, что говорили вокруг. На свадебном пиру Эрминия тоже почти ничего не ела. Вино быстро ее согрело, она почувствовала, как на щеках засиял румянец. Поэтому, когда в спальню ввели герцога, облаченного в отороченную мехом ночную рубашку (тут Эрминия подумала, почему это традиция не предусматривает демонстрацию жениха на наличие скрытых уродств и дефектов для успокоения невесты?), он застал ее сидящей в кровати под балдахином, с розовыми щечками, в прозрачной ночной рубашке, почти не скрывавшей ее девических форм, и с распущенными рыжими волосами. До этого ему ни разу не доводилось видеть ее волосы неубранными, обычно они были заплетены в тугие косы. Но сейчас невеста выглядела так молодо и невинно, что его сердце часто забилось.
Когда прислуга покидала спальню, сопровождая уход множеством непристойных жестов, он остановил одного из лакеев.
– Сходи в мою гардеробную, Руйвен, и принеси оттуда корзину.
Человек пошел исполнять приказ, и, когда он вернулся с огромной корзиной в руках, герцог приказал:
– Оставь ее здесь. Да, возле кровати. Теперь – уходи.
– Спокойной ночи, господин и госпожа. И многого вам счастья, – произнес, расплывшись в широкой улыбке, слуга, после чего быстро удалился.
Эрминия с любопытством посмотрела на корзину, прикрытую полотенцем.
– Это мой настоящий свадебный подарок тебе, – мягко сказал герцог. – Я знаю: драгоценности для тебя – ничто, поэтому лично постарался подыскать для тебя то, что, надеюсь, понравится тебе чуть больше.
Эрминия почувствовала, как щеки ее опять залились краской.
– Мой господин, пожалуйста, не подумайте, что я неблагодарная, просто я не привыкла носить драгоценности, а они такие тяжелые… я ни за что не хотела вас обидеть…
– О чем ты говоришь? Обидеть – меня? – произнес он, нежно обнимая ее за плечи. – Неужели ты думаешь, что я хочу твоей любви в обмен на дорогие побрякушки, которые подарил тебе, девочка? Да, я очень польщен, что для тебя муж большее сокровище, чем все свадебные подарки. Сними же их наконец.
Со смехом он расстегнул тяжелое золотое колье с изумрудами и помог снять его, услышав при этом, как облегченно вздохнула Эрминия. Вслед за колье на столик легли массивные браслеты. После этого Раскард спросил:
– Теперь ты посмотришь мой второй подарок?
Девушка села на кровати и с любопытством подтянула к себе корзину. Сдернув полотенце, она удивленно и радостно вскрикнула, опустила руки в корзину и вытащила большого лохматого щенка.
– Какой он милый, – воскликнула она, прижимая его к груди. – Спасибо, дорогой!
– Я рад, что он тебе понравился, радость моя, – улыбаясь, произнес Раскард, а она обняла его и восторженно поцеловала.
– Его уже как‑нибудь назвали, господин мой?
– Нет, я подумал, что ты сама захочешь дать ему имя, – ответил Раскард, – но у меня‑то имя уже есть, и ты называть меня соответственно должна, дорогая.
– Его уже как‑нибудь назвали, господин мой?
– Нет, я подумал, что ты сама захочешь дать ему имя, – ответил Раскард, – но у меня‑то имя уже есть, и ты называть меня соответственно должна, дорогая.
– Тогда, Раскард, большое тебе спасибо, – смущенно произнесла она. – Можно мне назвать его Ювел, потому что он мне дороже любых ювелирных украшений?
– Ее, – поправил Раскард. – Я подарил тебе девочку, они добрее и более уравновешенные, поэтому их можно держать в доме. Я подумал, тебе понравится собака, которая все время сидит рядом, а кобель – тот будет убегать и рыскать по окрестностям.
– Она просто прелесть, и имя Ювел девочке подходит даже больше, чем мальчику, – сказала Эрминия, нежно обнимая сонного щенка, шелковистая шерсть которого была почти в тон ее волосам. – Это самая ценная из всех моих драгоценностей, и я буду нянчить ее как ребенка, пока у меня не появится свой.
Она качала щенка, что‑то тихо напевая ему, а Раскард умиленно на нее смотрел, думая:
«Да, она будет хорошей матерью моим детям, она добрая и любит малышей».
Он положил щенка в корзину, и Эрминия с готовностью упала в его объятия.
Лето пролетело быстро, и вот окрестности Хамерфела вновь покрылись снегом. Ювел выросла из неуклюжего щенка с толстыми лапами и висячими ушами в гладкую собаку благородной осанки и постоянно сопровождала юную герцогиню во всех ее прогулках по замку. А у герцогини тем временем крепла уверенность, что она справится с обязанностями, накладываемыми на нее новым положением, а также, что брак ее – счастливый, и от этого она становилась еще прекрасней. Теперь Эрминия если и вспоминала с тоской своего товарища по детским играм, то делала это тайком, но с полной уверенностью, что ее муж скорбит об Аларике не меньше.
Однажды утром, когда они, как всегда, вместе сели завтракать в комнате на верхнем этаже замка, откуда открывался вид на долину, Раскард посмотрел вниз и сказал:
– Дорогая, у тебя глаза получше, чем мои. Глянь‑ка, что это там?
Она подошла к окну и взглянула на промерзлые, обледенелые скалы, среди которых с большим трудом преодолевал путь наверх маленький отряд.
– Там всадники, семь или восемь человек, и у них знамя – черное с белым, но герба я разглядеть не могу.
Невысказанным осталось моментально охватившее ее предчувствие надвигающейся беды, и как бы в продолжение ее слов муж тревожно добавил:
– Со времени нашей свадьбы мы почти ничего не слышали о Сторне, любовь моя.
– Уж не думаешь ли ты, что он направляется к нам с подарками к свадьбе?
– Нет, не думаю. Вряд ли он пришлет серебряную тарелочку ко дню рождения нашего сына, – произнес Раскард. – Уж больно мирно пролетели эти дни. Интересно, что он задумал?
Посмотрев на просторное платье, которое теперь носила жена, герцог о чем‑то задумался. Эрминия же при упоминании о сыне отрешенно улыбнулась.
– К следующему новолунию наш сыночек будет уже с нами, – сказала она, глядя на лиловый диск луны, висящий в дневном небе. – Захват Аларика был последней акцией Сторна, может быть, он ждет твоего шага в этой игре или же и сам устал от вражды.
– Если он жаждет мира, ему достаточно вернуть тело Аларика, – произнес Раскард. – Глумиться над мертвым из мести – бесчестное занятие, и лорд Сторн знает это не хуже меня. А что касается его усталости от войны, то я поверю в это, когда на льдах Стены Мира начнет расти клубника.
Эрминия, хоть и разделяла взгляды мужа, недовольно отвернулась. Как бы он ни был с ней ласков, но каждый раз, когда гневался, ее охватывал испуг.
– Не пора ли позвать в замок повивальную бабку, чтобы она была рядом? – спросил ее герцог.