– Подними ногу, тетушка Гестер, – посоветовал шериф, – иначе я обвиню тебя в потворничестве и подстрекательстве, не говоря уже о сопротивлении властям.
Она убрала ногу. Шериф открыл решетку. Старушка Пег вошла в камеру и обняла бросившегося к ней Артура Стюарта. Элвин молча смотрел, как Поли Умник закрыл и запер решетку. Затем Элвин отправился домой.
Элвин разбил форму и счистил глину, прилипшую к поверхности плуга. Железо было гладким и твердым – плуг получился на диво хорошим, подобного ему Элвин ни разу в жизни не видел. Он проник внутрь железа и не нашел там ни единой трещинки, из‑за которой плуг может сломаться. Он шлифовал и точил, точил и шлифовал, пока железо не засияло, а лезвие не стало острым, как острие ножа, словно плугом этим будет пользоваться мясник для разделки туш, а не обыкновенный фермер в поле. В конце концов Элвин положил плуг рядом с собой, после чего выпрямился и уставился вдаль, глядя на восходящее солнце и просыпающийся мир.
В положенное время из дома пришел Миротворец и оглядел плуг. Но Элвин не видел его, потому что заснул. Миротворец растолкал юношу и отправил в дом отсыпаться.
– Бедняжка, – пожалела его Герти. – Могу поспорить, за последнюю ночь он ни разочка не сомкнул глаз. Всю ночь он работал над дурацким плугом.
– Плуг вышел вроде ничего.
– Плуг – само совершенство. Зная Элвина, могу за это поручиться.
– Да что ты понимаешь в кузнечном деле? – скорчил гримасу Миротворец.
– Зато я знаю Элвина и знаю тебя.
– Странный паренек. Впрочем, ты права. Хотя он не спал всю прошлую ночь, плуг получился на славу.
В голосе Миротворца даже проскользнули добрые нотки, но Элвин к тому времени уже спал в своей постели, а поэтому ничего не слышал.
– Элвин был очень дружен с этим мальчиком‑полукровкой, – сказала Герти. – Неудивительно, что он не мог заснуть.
– Сейчас он спит, – возразил Миротворец.
– Только представь себе, малыша Артура Стюарта отдадут в рабство…
– Закон есть закон, – философски заметил Миротворец. – Не могу сказать, что этот закон мне по душе, но человек должен подчиняться существующему порядку, иначе что будет твориться?
– Ты и закон… – фыркнула Герти. – Я рада, что мы не живем на другом берегу Гайо, не то, могу поклясться, вместо учеников ты брал бы себе рабов – если, конечно, ты понимаешь разницу между ними.
Это было недвусмысленное объявление войны, так открыто Герти не выступала ни разу, поэтому вот‑вот должна была разразиться одна из обычных волосодральных, тарелкоразбивальных ссор, но Герти и Миротворец вовремя вспомнили, что на чердаке спит Элвин, поэтому смерили друг друга разъяренными взглядами и разошлись. Поскольку все их ссоры заканчивались одним и тем же, одни и те же злые слова говорились, одни и те же побои наносились, можно было представить, что кузнец и его жена, устав от семейных скандалов, сказали друг другу: «Притворись, что мы обменялись кучей „любезностей» и покончим с этим».
Сон Элвина не был долгим и, если уж на то пошло, крепким. Его душу терзали страх, гнев и желание что‑то сделать, поэтому он постоянно ворочался с боку на бок, не говоря о всяких дурных снах, которые ему снились. Он пробудился в ужасе, когда ему приснилось, что черный плуг превратился вдруг в золотой. Он проснулся, увидев во сне, как Артура Стюарта избивают плетьми. Еще раз его разбудил сон, в котором Элвин направлял на одного из ловчих ружье и нажимал на курок. В четвертый раз ему приснилось, будто он прицеливается в ловчего, но на курок не нажимает, а смотрит, как двое мужчин утаскивают маленького Артура, который кричит: «Где ты, Элвин! Элвин, не позволяй им увести меня».
– Ты либо просыпайся, либо заткнись! – заорала Герти. – Всех детей мне перепугал!
Элвин открыл глаза и, свесив голову, выглянул в люк чердака.
– Так детей же нет в доме.
– Ну, меня перепугал. Не знаю, паренек, что тебе снилось, но надеюсь, такие сны не придут даже моему самому заклятому врагу, которым сегодня утром, сказать по правде, является мой муж.
Упоминание о Миротворце сразу разбудило Элвина. Он быстренько натянул штаны, гадая, когда и каким образом очутился на чердаке и кто снял с него штаны и башмаки. За это время Герти каким‑то чудом удалось собрать на стол – откуда ни возьмись появились кукурузный хлеб, сыр и кусок патоки.
– У меня нет времени на еду, мэм, – сказал Элвин. – Извините, но мне надо…
– Времени у тебя предостаточно.
– Нет, мэм, вы уж простите…
– Хоть хлеб возьми, дурачина. Хочешь работать весь день на пустой желудок? Поспав часок‑другой? Еще ведь и полудня нет.
Жуя хлеб, он торопливо спустился к кузнице. На повороте вновь стояла коляска доктора Лекаринга и паслись лошади ловчих. На мгновение Элвин подумал, что они заявились сюда, потому что Артуру Стюарту каким‑то образом удалось ускользнуть, а ловчие потеряли его след и…
Но нет. Артура Стюарта они привезли с собой.
– Доброе утро, Элвин, – поприветствовал его Миротворец и снова повернулся к остальным. – Я, наверное, самый добрый мастер на свете, раз позволяю мальчишке‑ученику спать до самого полудня.
Элвин не заметил язвительного замечания Миротворца и того, что кузнец назвал его «мальчишкой‑учеником», тогда как работа Элвина, свидетельствующая о его мастерстве, стояла на скамье у кузницы. Элвин опустился на корточки перед Артуром Стюартом и заглянул мальчику в глаза.
– Отойди‑ка от него, – сказал светловолосый ловчий.
Элвин ничего не слышал. Он и Артура Стюарта не замечал – сейчас он вглядывался в стоящего перед ним мальчика другим, внутренним оком. Он отыскивал на его теле следы побоев. Но ничего не нашел. Пока малыша не били. Лишь страх поселился в его теле.
– Ты так и не ответил, – обратился к кузнецу Поли Умник. – Ты исполнишь наш заказ или нет?
Миротворец кашлянул.
– Джентльмены, как‑то раз я выковал пару кандальных цепей, еще в Новой Англии. Для человека, обвиненного в предательстве, которого отправляли обратно в Англию в цепях. Надеюсь, мне никогда не придется ковать кандалы для семилетнего мальчика, который не причинил вреда ни единой живой душе, для мальчика, который играл рядом с моей кузницей и…
– Миротворец, – перебил Поли Умник, – я сказал ловчим, что, если ты выкуешь кандалы, им не придется использовать вот это.
Умник поднял тяжеленную доску из дерева и железа, в которой были проделаны три дыры – для головы и для рук.
– Это закон, – промолвил светловолосый ловчий. – Мы возвращаем беглых рабов в этой доске, чтобы показать остальным чернокожим, что ждет их в случае побега. Но он всего лишь маленький мальчик, и поскольку от владельца убежала его мама, а не он сам, мы согласились на кандалы. Хотя мне никакой разницы нет. Нам так или иначе заплатят.
– Вы и ваш проклятый Договор! – взвизгнул Миротворец. – При помощи этого закона вы и нас хотите сделать работорговцами.
– Я выкую то, что вы просите, – неожиданно заявил Элвин.
Миротворец в ужасе оглянулся на юношу:
– Ты?!
– Кандалы всяко лучше этой доски, – объяснил Элвин. Чего он не сказал вслух, так это того, что он вовсе не собирается допустить, чтобы Артур Стюарт носил эти кандалы дольше чем один день.