Что вам угодно? Он был вежлив, но явно озадачен.
— Ничего, я… я думала, что оставила здесь книгу, — с трудом выговорила она.
Питер сдвинул брови, он явно ей не поверил.
— Я верну ее в вашу комнату, если найду, — словно отпуская ее, сказал он.
Сторм не двинулась с места и была обескуражена, когда он начал собирать вчерашнюю одежду Бретта, Он выпрямился и неодобрительно посмотрел на нее.
Сторм прикусила губу, почти готовая отступить. Потом она увидела на полу, под стулом, белый рукав. Питер отошел от стула, и Сторм двинулась к нему. Она схватила предмет — это была рубашка Бретта.
Питер остановился и взглянул на нее.
— Вы забыли это, — проговорила Сторм с забившимся сердцем и бегло окинула взглядом рубашку, которую сжимала в руках. Следов губной помады не было. Она быстро подняла рубашку к лицу и вдохнула. Она смогла уловить только запах Бретта, но понюхала еще раз, и ей показалось, что она различила какой-то другой, странно пряный запах. Уверенности у нее не было.
— Мадам? — Тон Питера был нейтральным, но он смотрел на нее как на сумасшедшую.
Ей хотелось не спеша обследовать проклятую рубашку. Вместо этого она вернула ее, старательно улыбаясь, и поспешила обратно в свою спальню. Села, пытаясь определить, не был ли пряный запах смешан с цветочным. Одно она знала наверняка: от Бретта пряностями не пахло. От него пахло кожей, мужским потом, сигарами, бренди и, пожалуй, лошадьми. Но не пряностями. Не слегка сладковатыми пряностями. Но этот запах был таким слабым. Может, она все это придумала?
Сторм надела скромную белую блузку и простую синило саржевую юбку. На ней была всего одна нижняя юбка, поэтому верхняя юбка облегала тело. Нет смысла надевать сотню нижних юбок, раз она не собирается выходить, с горечью подумала Сторм. Набравшись смелости и дерзости, она пошла вниз, в столовую, надеясь не застать там Бретта. В животе у нее начало бурчать.
Он, однако, не ушел. Подняв глаза от газеты, которую читал, он окинул ее взглядом, явно задержавшись на бедрах. Он сидел во главе стола из розового дерева, на которым с легкостью могло разместиться двенадцать человек, и заканчивал завтрак, допивая кофе. Он отложил газету:
— Доброе утро. Входите.
Сторм подошла к столу, смущенная тем, что ее застигли стоящей на пороге словно испуганная школьница. Приблизившись, она увидела, что справа от Бретта накрыто еще одно место. Он встал и отодвинул для нее стул. Она села и остро ощутила его близость, его отчетливый запах. В нем не было ничего пряного. На него она не взглянула.
— Мадам! Не хотите ли только что снесенных яиц? Сторм взглянула на дворецкого:
— Да, что угодно.
Он кивнул и вышел. Бретт предложил:
— Кофе?
— Да, пожалуйста.
Он налил кофе из серебряного кофейника и протянул ей чашку. Полагалось бы наоборот. Сторм с благодарностью принялась пить. Почему он все время так на нее смотрит?
— Вы хорошо спали? — наконец спросил он равнодушным тоном.
Сторм взглянула на него:
— Замечательно.
Он изогнул бровь, легкая улыбка приподняла уголки губ:
— Вы ходите во сне? Она застыла:
— Нет, конечно нет.
Ему не удалось скрыть улыбку.
— Я мог бы поклясться, что видел вас у окна этой ночью. Она сжала зубы:
— Когда возвращались домой? Он спокойно смотрел на нее
— Да.
— Вы ошиблись, — как можно спокойнее произнесла она.
— Тогда я рад, что вы хорошо спали.
— А как вы провели ночь?
Он постарался сохранить бесстрастность:
— Как и любую другую.
— Вот и прекрасно, — съязвила она.
— Вы сердитесь?
— Конечно нет. Он улыбнулся:
— По-моему, я достаточно хорошо знаю женщин, чтобы понять, когда они сердятся. Вы сердитесь. И вы не спали ночью — я видел вас.
Вы ждали меня? Вам меня не хватало? Вы передумали?
Сторм развернулась на стуле и окинула его испепеляющим взглядом:
— Вы самодовольный грубиян! Я не ждала вас, я услышала что-то и проснулась, подошла к окну, чтобы узнать, в чем дело, и увидела нас. Вот. Теперь удовлетворены? — Ее трясло от злости.
— Здесь не в чем быть удовлетворенным. Но вы все еще сердитесь. — Темные глаза спокойно смотрели на нее.
— Я огорчена, — согласилась Сторм, разумно выбирая другой, лучший, более безопасный путь. Его взгляд прояснился, голос стал мягче:
— Почему?
Она сглотнула и посмотрела на него:
— Я должна послать еще одно письмо родителям, чтобы сообщить, что в первом письме все сплошная ложь.
Они молча смотрели друг на друга. Бретт первый нарушил молчание. Его лицо снова стало замкнутым, взгляд — сдержанным.
— Насколько я понимаю, в первом письме вы сообщали о нашем браке.
Она уставилась на него:
— Да.
— А в этом письме вы попросите отца приехать за вами и дать разрешение на аннулирование брака?
— Да.
Бретт отшвырнул салфетку и резко встал:
— Напишите сегодня же. Я пошлю свое письмо тоже. — Потом он ушел широкими, напряженными шагами.
Сторм сквозь слезы следила за его могучей фигурой, с широкими плечами и узкими бедрами, такой мужественной в тесных бриджах для верховой езды, свободной рубашке и блестящих черных сапогах. Двери столовой были открыты, он вышел, и она его уже не видела. Но через минуту она услышала, как громко хлопнула парадная дверь. Почему он так рассердился? Она ничего такого не сделала, совсем ничего.
— Мадам? Ваш завтрак.
— Спасибо, — едва выговорила Сторм.
Ужин прошел в напряженном молчании. Все утро Бретт отсутствовал, а день провел уединившись в кабинете. Сторм это вполне устраивало. Пока они ели, он не сделал ни единой попытки завести разговор, а Сторм, настроенная враждебно и чувствовавшая себя совершенно несчастной, и пробовать не желала. В конце концов, их брак действительно фарс. Скоро с ним будет покончено. И чем скорее, тем лучше.
— Вы написали письмо? — вставая, спросил Бретт. С утра это были первые слова, обращенные к ней.
— Да. — Мысль о письме довела ее почти до слез.
— Принесите его в мой кабинет, — приказал он, выходя.
Сторм встала, вскипая от злости. Может ли он хоть когда-нибудь кого-нибудь о чем-нибудь попросить вежливо? Он совершенно не умеет себя вести. И зачем ему понадобилось письмо? Она упрямо решила, что не станет выполнять каждую его прихоть. Она сказала лакею, Томасу, что хочет принять ванну, и отправилась в свою комнату.
Принесли воду для ванны, и Бетси, служанка, помогла ей раздеться. Сторм позволила ей это, потому что слишком задумалась — над тем, какой ужасной стала ее жизнь, — чтобы протестовать. Она позволила девушке подколоть себе волосы наверх и скользнула в ванну. Бетси собралась уходить.
— Нет, не уходите! — воскликнула Сторм. Она боялась оказаться в одиночестве, если Бретт станет искать ее. Но может быть, он уже забыл о письме?
Бетси пожала плечами и принялась наводить порядок в туалетном столике.
— Помочь вам вымыться, мэм? — спросила она немного спустя.
Сторм вышла из забытья. Она закрыла глаза, позволив горячей воде смыть ее напряжение, думая о доме, о братьях, по которым ужасно скучала. Ники. Молчаливый, сильный, он неизменно защищал ее, с ним всегда можно было поделиться своими заботами. Он бы захотел убить Бретта, думала она, кивнув Бетси. И буйный, озорной Рейз, невозможный дразнилка. Даже Рейз, которому только что исполнилось четырнадцать лет, пожелал бы посчитаться с Бреттом. Он стреляет ничуть не хуже их, и, возможно, он даже храбрее их, если безрассудство можно назвать храбростью.