Сторм невольно улыбнулась при мысли о трех мужчинах семейства Брэг — папе, Нике и Рейзе, стоящих плечом к плечу, глядящих свысока, наводя ужас на одинокого, испуганного Бретта, Это была восхитительная фантазия.
В дверь коротко постучали, и Сторм поняла, кто это.
— Я в ванне, — крикнула она, но дверь уже распахнулась, и на пороге стоял рассвирепевший Бретт. Бетси, явно боявшаяся его, выронила мыло и губку.
— Я просил вас принести письмо в кабинет, — сказал Бретт.
Он больше не смотрел ей в лицо: его взгляд блуждал по воде в надежде различить ее очертания, но Сторм по самый подбородок погрузилась в мыльную пену. Зато подбородок был вздернут и рот бунтарски сжат. Внезапно Бретт улыбнулся.
— Уходи, — сказал он Бетси, не глядя на нее.
Глаза Сторм округлились.
— Нет! — в панике воскликнула она. — Бретт, я купаюсь! Он улыбнулся еще шире:
— Это я вижу. — Он махнул рукой Бетси: — Убирайся.
Бетси быстро выскочила. Она была в таком ужасе, что забыла закрыть дверь. Не сводя со Сторм глаз, с улыбкой, напомнившей ей волчий оскал, Бретт закрыл дверь, потом подошел к ванне. Сторм погрузилась глубже, точнее, пыталась погрузиться. Его глаза ярко сверкали, слишком ярко. Она поняла, что он забыл о письме.
Бретт как ни в чем не бывало, взял губку и мыло и опустился на колени рядом с ее плечом. Взгляды их встретились. Она увидела, как он намыливает губку, и ее заворожил вид его больших, сильных, смуглых рук.
— Что это вы делаете? — пискнула она. Его улыбка стала еще шире.
— Помогаю своей жене вымыться.
Губка прошлась по ее плечу. Сторм извернулась и схватила кисть руки, державшей губку.
— Я вам не настоящая жена. Вы что, забыли об аннулировании?
Улыбка исчезла. Он выпрямился и швырнул губку в панну:
— Как я мог забыть?
Он попытался проникнуть взглядом под защитный слой воды и мыльной пены, и Сторм инстинктивно прикрыла грудь руками. Он натянуто улыбнулся и небрежно потянулся за полотенцем:
— Вылезайте. Она колебалась:
— Не могли бы вы…
— Вылезайте, и сейчас же.
Сторм сглотнула и встала. Вода ручьями стекала с ее длинного, гибкого, великолепного тела. Выходя из ванны, она остро ощущала на себе взгляд Бретта, жадно блуждающий по ее телу.
Она была так совершенна, так великолепна, что на мгновение Бретт потерял всякую способность думать. Он мог только смотреть на нее, ощущая способную свести с ума сладостную боль в чреслах. Он никогда не видел женщины с такой сильной, мускулистой фигурой. Но это тело было абсолютно женственным. Исключительно чувственным, гибким, несмотря на всю его силу. У нее были широкие плечи, длинный торс, узкая талия. Полная, но при этом высокая и крепкая грудь. Великолепно округлые бедра, длинные, стройные ноги, в которых под внешней мягкостью чуть заметно играли мышцы. И она была золотистой везде, кроме сосков, темных, кораллово-розовых.
Он накинул ей на плечи пушистое полотенце, пытаясь совладать с охватившей его дрожью.
Она отпрянула, плотно закутываясь в ткань. Глаза ее полыхали синим пламенем. Бретт глубоко вздохнул. На мгновение ему захотелось сдернуть полотенце, поднять ее и швырнуть на кровать, и к черту аннулирование.
— Одевайтесь и принесите мне письмо. Или вы хотите, чтобы я снова пришел за ним сюда? — Он вышел, с трудом сдерживая себя.
Он расхаживал по кабинету до тех нор, пока не успокоился достаточно, чтобы заняться текущими делами. Он не станет думать о ней и о том, как она выводит его из себя всякий раз, когда он приближается к ней. Он будет думать только об аннулировании. Завтра он отправит эти письма. Прежде чем Брэг прибудет, пройдет, вероятно, пять-шесть недель. Есть еще один вариант — отвезти ее домой самому. Правда, это дьявольски неудобно, у него так много дел. Возможно, Брэгу тоже не с руки бросить все дела и ехать за ней.
Что если отец не сможет приехать, пока не пройдут все шесть месяцев, на которые он рассчитывал с самого начала?
Он покривился, не в силах представить, как этот фарс сможет продолжаться так долго. Вряд ли у него достанет силы воли сдерживаться, когда под его собственной крышей изо дня в день, из ночи в ночь будет находиться такой лакомый кусочек… Он налил себе рюмку, потом зажег сигару. Он не допустит, чтобы его мысли снова потекли в этом направлении.
Через десять минут она появилась в дверях, одетая в тяжелый стеганый зимний халат. С заплетенными в косу волосами и в халате, скрывающем тело, ее почти можно было принять за ребенка. Если бы не лицо — оно было совсем не детским. Слишком необычное, слишком ошеломляющее…
— Заходите.
Она вошла с озабоченным видом. В руке был конверт, Бретт обошел письменный стол и ее, чтобы закрыть дверь, потом указал на стул перед столом, Сторм села.
— Позволите? — Он потянулся к письму.
— Оно запечатано.
— Я намереваюсь прочесть его.
— Это личное, — раздраженно воскликнула она. Он внимательно посмотрел на нее;
— Я хочу знать, не написали ли вы обо мне дурного. Я хочу знать, не примчится ли по мою душу разъяренный отец.
— Не написала, — промямлила она.
— Тогда позвольте мне прочесть письмо.
Он сразу понял всю нелогичность своих доводов, но она этого не уловила. Она казалась такой трогательной и такой несчастной, и на мгновение он разозлился на самого себя. Но любопытство пересилило, он взял протянутый ему конверт, вскрыл его и стал читать.
Дорогие мама и папа!
Мне очень жаль, что приходится писать это письмо, и я надеюсь, что вы не рассердитесь. В первом письме я солгала вам, потому что намеревалась скрыть правду. Я хотела, чтобы вы оба гордились мной. Мне очень жаль.
С самого первого дня здесь все у меня выходило неладно. Я ненавижу Сан-Франциско. Меня запихивают в корсет, надевают туфли, которые ужасно жмут, одевают и накрашивают, словно куклу, а потом таскают с одной скучнейшей вечеринки на другую. Я вела себя очень глупо. Я не могу ходить в туфлях, я потеряла сознание, потому что корсет был затянут слишком туго. Я не нашла ничего лучшего, как пойти в сад с мужчиной, и неожиданно женщины стали говорить гадости о том, чем мы занимались в саду. А мы ничего не делали.
О Бретте д'Арченде я тоже солгала. Мы вовсе не влюблены. Мы даже не нравимся друг другу. Но нас с Бреттом увидели, когда мы целовались. Я до сих пор не понимаю, как это случилось. Пол убедил меня, что лучше выйти замуж за Бретта, которого здесь считают хорошей партией, чем с позором уехать домой. В нашу первую брачную ночь мы поняли, что нам бессмысленно состоять в браке, поэтому не осуществили его и намерены аннулировать. Если вы согласны, то Пол не станет разорять Бретта, ведь именно поэтому Бретт женился на мне. Мне очень жаль.
Папа, я думаю, тебе следует знать, что в этом поцелуе наполовину виновата я. Пожалуйста, не вздумай преследовать Бретта.
Пожалуйста, простите меня.
Сторм.
Нахмурившись, Бретт поднял голову. Он и сам не знал почему, но письмо его очень расстроило. Ему не понравилось место, где она сожалела о неоправданных надеждах родителей, и ему ненавистна была ее мысль о том, что она «вела себя глупо». Она даже пыталась его защитить, в то время как вполне могла возложить всю вину на него. Невинность этого письма напомнила ему, что она еще не женщина, а лишь на грани женственности. Всего семнадцать лет.
— Вы их любите или боитесь? — тихо спросил он. Она сидела отвернувшись, а когда взглянула на него, он заметил ее смущение.
— Я люблю их. Я скучаю без них, очень скучаю. — Ее лицо прелестно вспыхнуло. — Им пикона не понять, почему я так вела себя. И я тоже не понимаю. — Она отвернулась. Нечто опасное шевельнулось в его душе, и вот он уже стоит возле нее на коленях, повернув к себе за подбородок се лицо.