Как два профиля на одной греческой монете.
Корри немедленно повернулась и подскочила к окну.
– Это Джеймс, тетя Мейбелла. И вправду, прислонился клипе и смотрит по сторонам!
– Почему он не вошел в дом, Дуглас?
Дуглас страдальчески поморщился.
– Какой то идиот вчера ранил меня в руку, и сыновья поклялись день и ночь не спускать с меня глаз.
– Такие хорошие мальчики! – восхитилась Мейбелла. – Клянусь, Корри сделает то же самое для Саймона, если кто нибудь вздумает в него
стрелять. Пригласите его, Дуглас, тем более что коричного хлеба не осталось. Однако кухарка всегда прячет еду на случай землетрясения
или наводнения, так что Бакстед обязательно найдет что нибудь для Джеймса.
– Я заметила, что молодые люди обожают есть всякую всячину, – сказала Корри и постучала в стекло.
Джеймс поднял глаза, и она знаком велела ему войти.
Джеймс кивнул. Минуту спустя он уже раскланивался с лордом и леди Монтегю.
– Значит, вы защищаете отца, – улыбнулась Мейбелла стоявшему перед ней молодому Адонису, с волосами, взъерошенными ветром,
белоснежными зубами и мускулистой грудью, видневшейся в открытом вороте батистовой сорочки. – Прелестно, восхитительно. Сегодня утром
ваш отец выглядит на редкость хорошо, не находите, Джеймс?
Джеймс, знавший лорда и леди Монтегю почти всю жизнь, кивнул и улыбнулся. Но неприкрытое восхищение во взгляде леди Монтегю мгновенно
стерло улыбку с лица молодого человека. По его мнению, отец выглядел неплохо. Просто отец есть отец. И вид, как полагается отцу:
настоящий аристократ, высокий и стройный, с серебряными нитями в черных волосах.
– Принесите ему немного еды, Бакстед, – велела Корри.
Джеймс обернулся, оглядел ее с головы до ног и спросил:
– А где же Корри? Я мог бы поклясться, что слышал ее голос. Но не вижу никого, кроме какой то девчонки в слишком коротком и узком
платье, ворот которого доходит почти до подбородка. Кроме того, этот цвет ее бледнит.
– Сегодня утром я посмотрела на свои ресницы и заметила, что они довольно длинные. Пожалуй, длиннее твоих.
Дуглас осторожно кашлянул.
– Садись, Джеймс. Я как раз собирался сказать Корри, что ты согласен научить ее вальсировать.
Лорд Монтегю выпрямился.
– Знаешь, Корри, – сухо объявил он, – Джеймс, лорд Хаммерсмит, – прекрасный человек. И такой способный! Будущий великий ученый. В
Оксфорде он быстро стал специалистом по небесным телам и их движению.
Кроме того, он досконально знаком со всеми тремя законами Кеплера, в особенности с третьим, довольно просто сформулированным… правда,
точно не помню, но Галилей считал, что поверхность Луны вовсе не гладкая и блестящая, как утверждал Аристотель.
– Должно быть, у него на редкость зоркий глаз, – заметила леди Мейбелла.
– Нет, дорогая, – поправил Саймон. – Галилей воспользовался телескопом, только что изобретенным голландским шлифовщиком линз. В каком
это было году, мальчик мой?
Джеймс уже хотел сказать, что понятия не имеет, но вовремя заметил издевательскую ухмылку Корри.
– В начале семнадцатого века – буркнул он.
– Смелая попытка, – съязвила Корри. – Хотя скорее всего ты и не слышал о голландских шлифовщиках линз. Поэтому ляпнул наобум, только
чтобы тебя не сочли за невежду.
– Джеймсу вовсе не обязательно знать о звездах и телескопах, Корри, – наставительно заявила Мейбелла. – Ему достаточно стоять на
месте и позволять любоваться собой.
Издевательская ухмылка стала почти непереносимо широкой. Честно говоря, она хорошо знала, что Джеймс изучал небо еще с тех пор, когда
был мальчишкой, и даже собрал собственный телескоп.
Издевательская ухмылка стала почти непереносимо широкой. Честно говоря, она хорошо знала, что Джеймс изучал небо еще с тех пор, когда
был мальчишкой, и даже собрал собственный телескоп. Но уж очень был велик соблазн в очередной раз подразнить его.
Дуглас понял, что Джеймс сейчас выбежит из комнаты, но в этот момент снова заговорил Саймон:
– Видишь ли, Корри, Джеймс не так уж и хорош собой. Человек, разбирающийся в законах Кеплера, не обязательно должен быть красавцем,
хотя лично я не могу припомнить третий закон. Кроме того, Джеймс унаследовал подбородок отца, самый упрямый во всей Англии. Да и эта
крошечная ямочка на подбородке тоже отцовская.
«Верно, – втайне обрадовался Дуглас, – К счастью, мы не все унаследовали от Мелисанды!»
Саймон нагнулся и, порывшись в груде журналов, лежавших у его ног, выудил один, заложенный на странице со статьей «Движение черного
воздуха во время солнечного затмения».
– Корри, – вмешался Дуглас, поднимаясь, – я точно знаю, какие фасоны и цвета пойдут тебе. Мисс Джейн Плак, дочь миссис Энн Плак, –
превосходная портниха. Она сошьет тебе несколько платьев. А потом, как только ты устроишься в Лондоне, я отвезу тебя к мадам Журден.
– Но горничная Корри тоже неплохо шьет, – возразила Мейбелла. – Все мои наряды и тот, что сейчас на Корри, – ее произведения. Она,
разумеется…
– Ты только сейчас съела два последних кусочка коричного хлеба, дорогая, – перебил раздосадованный Саймон, – а теперь желаешь
доверить горничной дорогую ткань.
Не забудь, Корри должна одеться, как подобает молодой богатой леди. Где мне раздобыть материи, Дуглас?
– Не волнуйтесь, Саймон, я попрошу мисс Плак доставить ткани и различные выкройки, после чего сам выберу лучшие. Согласна, Корри?
Ей отчаянно хотелось спросить, каким термином мужчины заменяют слово «бюст».
– Благодарю, милорд.
– Вот и хорошо, – кивнул Дуглас, – Так и знал, что ты далеко не дурочка.
– Невежественна, как придорожный столб, – согласился Джеймс, – но совсем не дуреха.
Корри открыла было рот, чтобы осыпать его проклятиями, но Дуглас оказался проворнее:
– Джеймс, не считаешь, что нам пора?
– Сейчас велю привести лошадей, сэр.
Попрощавшись с хозяевами и окинув Корри тем же снисходительным взглядом, который обычно приберегал для бабкиного мопса, Джеймс вышел
во двор, где принялся осматривать каждый куст и даже сунул голову в бочку для дождевой воды.
– Он беспокоится, – пояснил Дуглас и, приблизившись к Корри, приподнял ее подбородок и стал внимательно изучать лицо. – Сойдет, –
улыбнулся он девушке.
Глава 7
В браке безопаснее всего начинать с некоторой взаимной антипатии.
Ричард Бринсли Шеридан
– Корри – ошибка природы, оборванка и позор своего рода, – объявила вдовствующая графиня Нортклифф. – Холлис, где мое блюдо с
черносливом?
– Я часто замечал, миледи, – почтительно ответил Холлис, – что даже колоколам церкви в Нью Ромни, чей звон так прекрасен, требуется
немного ухода и полировки.
– Корри Тайборн Барретт не какой нибудь старый колокол, а новый, но уже успевший покрыться ржавчиной, что для меня неприемлемо. Я не
потерплю в своем доме ничего ржавого. Да что это с вами, Холлис? Вы совершенно не уделяете внимания таким важным деталям, как мое
блюдо с черносливом!
Холлис молча улыбнулся и отошел к буфету за вышеупомянутым блюдом. Мало того, наливая Дугласу чай, он что то мурлыкал себе под нос.