Неожиданно изображение на фрагменте, который держал в руках Нортон, изменилось. Теперь это была часть стены подземной транспортной станции. Он посмотрел на остальные кусочки, лежащие в коробке, и увидел на одном из них изображение станционных часов. Минутная стрелка показывала такое же время, как и на часах Нортона. Это был не просто фрагмент игры – часы шли точно.
– Здесь находятся все сцены, – сказала Орлин. – Надо только выбрать какую‑нибудь по желанию или поменять ее в середине игры. Существует еще одна кнопка, с помощью которой можно изменять очертания фрагментов так, чтобы они не казались слишком знакомыми. Это очень увлекательное занятие, в особенности когда законченная головоломка достаточно большая, чтобы через нее мог шагнуть и войти в сцену живой человек.
– Наука и магия сливаются быстрее, чем я думал! – воскликнул пораженный Нортон.
– Да, они всегда в значительной степени были одним и тем же, – заметила Орлин. – Когда‑то Теория Поля объединила пять основных сил, включая магию…
– Похоже, я потратил слишком много времени в девственной природе!
– Девственная природа тоже хороша, – сказала Орлин. – Мы не должны жертвовать старыми ценностями ради новых.
Нортон по‑новому взглянул на нее.
– Вам нравится девственная природа? – Он вспомнил замечание Гавейна по поводу ее влечения к животным.
– О да! В поместье есть парк; я часто хожу туда. Почему‑то там мне менее одиноко, чем в городе.
Какое она вызывала восхищение!.. Но Нортон все еще не был уверен. Он не обладал способностью судить о людях по магическому свечению.
– Давайте составим эту головоломку, – предложил Нортон. – Картинку парка.
– Давайте! – улыбнувшись, с радостью согласилась Орлин.
Это звучало обнадеживающе. Она хотела, чтобы он остался. В противном случае она не согласилась бы на подобное предложение – игра может занять не один день. А он хотел остаться. Не обязательно для того, чтобы выполнить просьбу призрака, а для того, чтобы выяснить возможность этого. Идея Гавейна в известной степени уже не казалась ему такой безрассудной.
Они кропотливо трудились над головоломкой, сначала сортируя фрагменты парка по цвету, затем выстраивая кусочки в ряд, чтобы получить края картинки. Нортон не был новичком в этом деле, правда, ранее ему приходилось сталкиваться лишь со старыми картинками‑загадками. Эта была новая разновидность магической картинки, но основной принцип подбора фрагментов остался прежним. Картинка была похожа на рассказ с правилами построения, которые зависели от развития сюжета.
Оказалось, что Орлин хорошо определяет цвет и очертания фрагментов и способна помещать их в нужное место. Она сказала, что ей помогает магия; нужные фрагменты начинали светиться. Нортон ничего этого не видел, но точность, с которой Орлин выбирала отдельные детали из огромной груды, заставляла поверить в это. Им хорошо работалось вместе.
Нортон взглянул на часы и обнаружил, что пролетело уже три часа. Они закончили кайму и большую часть лесной тропинки и сейчас трудились над двумя деревьями, но впереди предстояла еще долгая работа. Легкость, с которой они заполнили края и проложили тропинку, была обманчива; плотная одноцветная масса остального пространства картинки заполнялась гораздо медленнее.
– Наверное, лучше сделать перерыв, – сказал Нортон.
– Да. Позвольте предложить вам пижаму. – Они оба поняли, что он остается здесь на неопределенное время. Это безмолвное соглашение было достигнуто, когда головоломка начала приобретать контуры. Детали соглашения, как и сама головоломка, остались в самом зачаточном состоянии.
Нортон обычно не пользовался пижамой, но он не стал спорить.
Нортон обычно не пользовался пижамой, но он не стал спорить. Он был гостем этого поместья, и здесь нельзя было завалиться спать в своей одежде.
– Пижаму? У вас есть здесь мужская одежда?
– Это пижама Гавейна, – мягко сказала Орлин. – У вас почти тот же размер, и я уверена, он бы не возражал, чтобы вы ею воспользовались.
Несомненно так. Нортон подавил дурные предчувствия и взял пижаму.
Орлин показала ему хорошо обставленную комнату, отделенную от ее собственной; их взаимоотношения не развились до критического периода. Нортон с первого взгляда определил, что она не относится к женщинам на одну ночь. Он вдруг перестал быть лихим соблазнителем. Как бы там ни было, он пройдет весь путь.
Нортон почувствовал, что устал; день действительно оказался очень длинным. Он разделся, шагнул в ультразвуковой душ, вышел оттуда сухим и чистым. Затем облачился в пижаму Гавейна. Нортону стало неприятно при мысли о некоем символизме этого действия. Пижама сидела на нем мешковато.
Он лег в постель и осознал, что попал не в обычную ночлежку, к которой привык. Это было ложе из маслянистой губки. Под воздействием его веса масло выдавливалось, но не тотчас, а постепенно; это скорее походило на погружение в жирную грязь. Воистину грязь была превосходным материалом, как это инстинктивно чувствуют дети, несмотря на сильное давление со стороны матерей. Она достаточно плотная, чтобы не дать утонуть, и в то же время достаточно податливая, чтобы обеспечить свободу действия. Не говоря уж о том, что в ней можно упоительно барахтаться, комком грязи славно залепить в приятеля, и вообще это замечательная краска для разрисовки всего тела. Конечно, эта постель не была грязью, ею нельзя было брызгаться, но ощущение было похожим. Нортон с удовольствием погрузился в ложе, ощущая, как оно обволакивает его.
– Ну, как успехи? – услышал он голос.
Нортон раздраженно открыл глаза. Около кровати ожидающе стоял призрак Гавейна.
– Я почти забыл о вас, – сказал Нортон.
– А я, конечно, о вас не забыл! – ответил призрак. – Прошло три часа – вы произвели моего отпрыска?
– Какого дьявола вы здесь делаете? – спросил Нортон. – Я думал, вы не можете войти в это жилище.
– Вы неправильно поняли. Я не могу зайти в комнату, где находится моя жена, и она не может напрямую воспринимать меня, где бы мы ни находились. Но я могу в ее отсутствие войти в свой дом. Я часто это делаю.
– Она отсутствует? Я думал, что она в своей спальне.
– Да, так оно и есть. Она отсутствует в этой комнате, – внес ясность Гавейн. – Если она войдет, я вынужден буду исчезнуть. Я просто шагну сквозь стену.
Нортон подумал еще кое о чем.
– Я слышал, что увидеть призрака – к смерти. Вот почему люди не любят встречаться с ними! Из этого следует, что я умру?
– Да, можно так сказать, – рассмеялся Гавейн. – Конечно, вы умрете – наверное, лет через пятьдесят. Каждый человек умирает. Но то, что вы увидели меня, ни на йоту не приблизит вашу кончину, если, конечно, вы не умрете от страха. – Он прикоснулся к уголкам губ и растянул их в гротескной гримасе. Так как он был бестелесным, то мог растянуть рот шире лица. – Я не тот тип призрака. Вот Молли Мэлоун из Кильваро – она и в самом деле прекрасный призрак! Не будь я женат…
– Ладно, теперь о том, что касается вашего вопроса, – отрывисто сказал Нортон. – У меня не было никаких интимных отношений с Орлин. Она необычная женщина, как и вы – необычный призрак. И я не могу гарантировать ни то, что у меня будут с ней отношения этого рода, ни того, когда это произойдет.
– Ну вот что, парень! – негодующе сказал Гавейн.