Не поверите, господин начальник, но я сам убедился: невидимая охрана бывает сильнее самой видимой...
Внутренне содрогаюсь от негодования. (Я и сейчас удивляюсь, как удержался и не выпустил всю обойму моего маузера в его крутой лоб. Наверное, сдержала мысль, что из этого мерзавца можно выудить еще не одно подобное признание.)
- Так, говорите, насчет раздачи хлеба населению вас наш комендант надоумил?
Видимо, в моем голосе прозвучали нотки недоверия. Фещенко оскорбился.
- Не извольте сомневаться, господин хороший. Мы с комендантом совет держали. Это правда. Но идея моя. А вообще... Я здесь не для того в поте лица своего трудился, двадцать лет при советской власти под страхом смерти пребывал - верой и правдой служил великой Германии, чтобы сейчас меня недоверием казнили... Мы уже подходили к зданию старостата, когда Фещенко огорошил меня еще одной новостью: оказывается, до войны он работал на пенькозаводе в городе Новгород-Северске, был коммунистом.
- Это ведь тоже уметь надо! - довольная улыбка кривит пухлые губы.
Я потрясен. Но продолжаю наступать:
- Слушайте, Фещенко. Вы начинаете меня смешить. Значит, немецкое командование доверило вам, бывшему коммунисту, пост старосты? Знаете, дорогой, я не привык играть в прятки. Ей-богу, вот иду и думаю: слушать ли дальше ваши бредни или расстрелять вас на месте?
Он резко поворачивается ко мне, я даже чувствую его жаркое дыхание. Невольно тянусь рукой к пистолету.
Фещенко, высокомерно улыбнувшись, ступает на крыльцо и широким жестом приглашает меня в дом. Дальнейшая наша беседа протекает уже за столом старостате, и она стоит того, чтобы о ней читатель узнал подробнее. - Вот вы сказали, меня расстрелять надо... А ведь даже вас за это, господин начальник, по головке не погладят. Фещенко большие заслуги перед господами немцами имеет. - Если не секрет, эти заслуги вами заработаны на партийном поприще? - съязвил я. - Да будет вам известно, что это самое широкое поле для такой деятельности, какой я занимался. Да знаете ли вы, что я, да, именно я, один Фещенко, посадил в тюрьму не одного партийного активиста... - Как же это вам удалось? - Фещенко не сидел без дела. И все время в движении пребывал. Сядет, бывало, на поезд, совершит маршрутик и на каждой станции по анонимочке в ящик опустит... Больше семисот анонимочек насочинял да отправил. И все начальство, а потом эти начальнички выкручивались. Да не всем удавалось, кое-кто и в тюрьме оказывался. Вскакиваю, грохаю кулаком по столу.
- Вы что, долго будете, Фещенко, мне голову глупостями забивать? Неужели вы думаете, я поверю, что какими-то анонимками можно упечь человека в тюрьму?!
На лице старосты блуждает ироническая улыбка. - Простите, господин начальник, но вы, видать, долго в Европе задержались, потому не знаете здешней жизни. А тут было принято: дыма без огня не бывает. И если поступил сигнал, пусть анонимный, будьте покойны, без внимания его не оставят. Между прочим, анонимочки и сейчас должны сослужить нам добрую службу. - И Фещенко доверительно сообщает мне, что ему удалось забросить письма подпольщикам Трубчевска и предупредить, что среди партизан действуют провокаторы Волчков и Кенина. - Это кто такие? - как можно равнодушнее спрашиваю я.
- Большевистские выкормыши, вот кто это. Но вы увидите, как партизаны сами их укокошат. И пикнуть в свое оправдание ничего не успеют... - Может быть... Хотя, честно говоря, даже поверить в такое трудно... Неужели так бывало? Бывало и будет. Пока действует пословица: "Дыма без огня не бывает"... Ох, как у меня зачесались руки! Хорошо, что в этот момент появился Захар Богатырь. Он быстро включился в разговор:
- Боюсь, господин начальник, что Фещенко вам, как говорят русские, арапа заправляет.
Ну пусть назовет хоть одну фамилию арестованного по его анонимкам партийного активиста, а мы потом проверим, так ли это? Фещенко снисходительно улыбнулся. И назвал с десяток фамилий и среди них - Таратуто, который тогда был директором пенькозавода.
Фещенко, довольный произведенным впечатлением, спокойно отвечает на вопросы Богатыря. Оказывается, в селе скрываются два коммуниста. Им до поры до времени комендант Пальм разрешил сохранить жизнь. - Пусть еще поживут немного, - закуривая, говорит Фещенко, - комендант правильно рассудил: где есть хоть один коммунист, там обязательно будет и организация.
- Да какая тут может быть организация, - подключаюсь я к разговору, - если здешнее украинское население полностью поддерживает немецкие порядки? - Я вижу, господа, вы сюда недавно прибыли. Что русские, что украинцы - одно... Фещенко зло выругался. Извинившись, добавляет: - Живу как на вулкане, каждый день могу получить пулю в спину. Не ценят заслуг Фещенко, не ценят... Просил коменданта прислать гарнизон солдат. Обещал, да все тянет с этим. Так и обещанной награды не успеешь получить... - Мы вам поможем в этом, Фещенко. Ускорим приход гарнизона. Сегодня же поговорим с Пальмом.
Наше обещание действует ободряюще. - Что вы думаете делать с этими коммунистами? - Что прикажете, господин начальник.
- Я думаю, пора с ними кончать. Сейчас же арестуйте их. Соберите всю полицию и приведите сюда ко мне.
Фещенко вскакивает и с видимым удовольствием бросается выполнять приказание. Мы с Богатырем быстро договариваемся, что он с нашими людьми займет соседний домик, куда я буду поочередно направлять полицейских на "инструктаж". Вскоре Фещенко и старший полицейский, подталкивая прикладом, ввели в комнату пожилого человека. Я тут же старшего полицейского направляю в распоряжение моего заместителя. Стукнув каблуками, он в последний раз откозырял начальству. В соседнем доме его ожидали наши хлопцы во главе с Богатырем.
Задаю вопрос арестованному:
- Фамилия?
- Синицкий.
-- Коммунист?
На меня устремлен ненавидящий взгляд:
- А вы что, не знаете?
- Знаю. Но могу и усомниться. Это от вас зависит.
- Можете не сомневаться. Член партии большевиков с девятьсот пятого года.
- Где ваш партбилет?
=- А ты мне его давал, сволочь? А еще русский человек...
Всматриваюсь в его горящие презрением глаза и понимаю, что это не подставное лицо. Закуриваю и предлагаю закурить Синицкому.
- Вот за это спасибо, - коротко благодарит Синицкий. - Если позволите стакан воды, вторично скажу спасибо. А дальше делайте что хотите, только не мучайте и не тяните со смертью. Будьте хоть в этом человеком.
Синицкий не успел закурить и сильно закашлялся. Нетрудно догадаться, что у этого худощавого пожилого человека с легкими дело обстоит неблагополучно.
Заглядываю в окно. Во дворе два полицейских вводят второго арестованного. Фещенко поспешил им навстречу.
Осмотревшись, замечаю, что угол комнаты отгорожен какой-то старомодной ширмой. Беру Синицкого под руку и шепчу:
- Идите за ширму. И сидите молчком. Никаких признаков жизни. Слышите, никаких признаков!..
Ширма еще не перестала дышать от прикосновения Синицкого, как верзила Фещенко и двое полицаев втолкнули второго арестованного, который назвался Кобяковским.
- Видите, какого молодого большевика я вам доставил, - со слащавой улыбкой на лице говорит Фещенко и добавляет: - Остальные полицейские прибыли в распоряжение вашего заместителя.
- Хорошо, господин староста, - одобряю я. - Люблю оперативность, коллега. Этих двух тоже направьте туда же.
Фещенко незамедлительно выполняет мой приказ и, вернувшись, удобно усаживается за стол.
- Коммунист? - спрашиваю Кобяковского.
Кобяковский стоит бледный. Руки сжаты в кулаки.