Я осторожно расспросила его о прошлом. Он единственный сын военного. Отец держал его в строгости, мать необузданно баловала. Родители оба - погибли в автомобильной катастрофе. Виталий тогда учился на третьем курсе факультета вычислительной математики и кибернетики. Но после смерти отца, который заставлял его заниматься, мальчика отчислили за неуспеваемость.
Врач вздохнула.
- Как я понимаю, решающим обстоятельством послужило то, что инфантильный, слабовольный юноша оказался хозяином отдельной квартиры. Он поменял родительские четыре комнаты на однокомнатную (видимо, с доплатой). Все, кому не лень, шли к нему с бутылкой. Собирались компаниями. Ни на одной работе он дольше испытательного срока не удерживался. Жил на то, что продавал отцовы вещи, мебель, книги... Кончилось плачевно: видимо, его выселили из Москвы. Не узнала, был ли он выслан или сам забрался в наши края. И что именно он здесь пережил? Молчит об этом, только трясется. О погибших товарищах без ужаса не может вспоминать. Он их боялся, но не хватало воли уйти. Как я понимаю, вы его случайные попутчики?.. В больнице он чувствует себя хорошо. При одной мысли о выписке у него поднимается давление. Трудный больной. Даже не знаю, как его спасать... Вы помягче с ним... Кстати, у него сегодня день рождения. Всего доброго.
Врач ушла, а мы, надев белые халаты, стали искать Виталика.
Он лежал довольный, успокоенный (пока не выписывают, а докторша жалеет по-матерински) и читал. Нам не очень-то обрадовался, скорее, испугался. Смотрел настороженно. Мы передали ему яблоки, конфеты, банку меда (взяли по пути в магазине) и присели возле кровати на табуретки.
- Как себя чувствуешь? - спросил Женя. Виталий страдальчески скривился.
- Плохо. Не знаю, что буду делать, когда выйду из больницы. Пропал я!.. Из милиции приходили... Спасибо докторше... пока не пустила ко мне.
Я поздравил его с днем рождения.
- Есть с чем поздравлять,- остановил он меня.- И почему я не погиб вместе с родителями!
- Ну, зачем же так! - укоризненно попенял ему Алеша.
- Жить не хочется,- уныло пояснил Виталий.- Отвращение к жизни у меня. Тэдиум витэ по-латыни.
- Может, работать не хочется? - добродушно предположил Женя.
- Да нет, отчего же... смотря какая работа.
- Профессия у тебя есть?
- Нет никакой профессии.
- Но что-то умеешь делать?
- Ничего не умею.
- У отца была машина?
- Была, конечно.
- И не научился ее водить?
- Это я умею. У меня даже водительские права есть.
- Вот чудак человек, так поступай на автобазу. Шофера знаешь как нужны.
На лице Виталия выразился неподдельный ужас.
- Да ты что, друг! Зимой трасса проходит прямо по Байкалу - по льду.
- Ну и что?
- А то, приберет меня Байкал, раз уж нацелился.
- Ну, это, брат,- мистика!- усмехнулся Женя.
- То говоришь - жить не хочется, а то боишься утонуть,- удивился я.
- Жить не хочется, но тонуть в ледяной воде тоже что-то не поманывает...
- А где бы ты хотел работать? - сочувственно спросил Алеша.
- Сам не знаю. Все равно, какая работа, никуда от нее не денешься... В тепле чтоб, и народа поменьше. Не надо об этом говорить. Успею еще... когда выпишут из больницы. Чего заранее расстраиваться. Вы сами-то где устроились?
Мы рассказали. У несчастного парня вдруг заблестели потускневшие глаза. Он с завистью уставился на Алешу.
- Вот бы мне в пекарню. Тихий уголок. Хлебом пахнет. Помощник тебе не нужен?
Алеша внимательно посмотрел на него.
- Нужен. Как раз мне нужен помощник. Но... работа не легкая. Тяжелая, прямо скажу, работа. Если ты будешь отлынивать, одному мне не справиться. Никак.
- А жить где?
- При пекарне две комнатки. Там и будем жить. Вот и Женя с нами.
Виталик аж задохнулся от волнения.
- Ребята! Возьмите меня к себе! - взмолился он.
- Честное слово, не буду отлынивать!
Очень ему захотелось работать в теплой пекарне. Да и мы все, видно, не внушали ему больше страха. Он прямо-таки уцепился за эту мысль.
- Придется тебе тогда завтра выписываться из больницы,- строго сказал Женя.- Один Алеша не справится. Я бы помог, но еду на станцию за машиной. А как получу, меня сразу пошлют на ней куда-нибудь.
- Выпишусь, что же делать. Завтра попрошу меня выписать,- заверил нас разволновавшийся Виталий.
Алеша пробовал его разубедить, все же парню не мешало хоть недельку полечиться после всех его испытаний, но Виталий только мотал головой. Он действительно панически боялся жизни, а пекарня представлялась ему, видимо, кельей, где он укроется от жестоких людей, Байкала, непогоды, напастей и страха. Он чуть не заплакал, умоляя Алешу укрыть его в пекарне.
И мне вдруг стало жалко этого несуразного парня. С детства мне было присуще одно свойство: я почему-то легко ставил себя на место другого человека, даже совсем не похожего на меня, проникаясь его настроением и ощущениями.
- Вот что мы сделаем,- предложил я.-Ты, Алеша, оформляй его с завтрашнего дня на работу, а я за него неделю поработаю, пусть он лежит в больнице. Я пока свободен, занятия на курсах начнутся недели через две-три.
Виталий сначала даже не поверил, а когда понял, что я это всерьез, умилился до слез. На этом мы распрощались - куда теплее, чем встретились.
На высоком крыльце пекарни нас ждала с вещами Христина. Она была в восторге, что мы опять все вместе. Мы внесли в мансарду ее тяжелые чемоданы и отправились за моими вещами. Отец вроде бы даже огорчился, пытался уговорить меня остаться, но я решительно ушел: чувствовал, что мешаю ему, да и Алешу не мог оставить. Затем Алеша послал меня в больницу за документами Виталия.
Посоветовался и с лечащим врачом, она не возражала...
Через неделю Виталий был уже в пекарне. Устроились мы отлично. В меньшей угловой комнате - Алеша и я, в большой проходной - Женя и Виталий. Очень даже уютно!
Для Алеши начались страдные дни. От волнения он даже похудел, будто перенес тяжелую болезнь. Никогда не думал, что выпечка хлеба -такое канительное дело.
Опару Алеша готовил сам, будто священнодействовал (на 100 килограммов муки - 80 литров воды, нагретой до 42 градусов Цельсия, 1,25 килограмма дрожжей).
Когда смесь была готова, Алеша включал электромотор, и "руки" деловито месили опару ровно восемь минут. Расстойка - три часа десять минут, потом тесту бродить еще целых два часа. Потом перебивка и так далее - утро, день, вечер... Семь часов на сон. По существу, работали две смены подряд - это, конечно, черт знает что!
Я не успел выразить возмущение, как Алеша заранее попросил меня не жаловаться отцу.
- Все придет в свое время,- пояснил он,- мы несколько расширили ассортимент изделий, а навыков еще не приобрели. И просить подмоги с первых дней неловко. Понял?
Я понял и дал слово пока помалкивать. Но я отвлекся. При всем этом надо было следить, чтоб не было непромеса (комочки муки), закала (прослойки сплошной массы без пор). Забота о накоплении в хлебе ароматических веществ и еще множество всяких важных "мелочей". Например, если хлеб сразу подвергается действию слишком высокой температуры, стремительно расширяющиеся газы могут разорвать корку или испортить мякиш, образуя в нем толстостенные пещеры, а то и совсем оторвать корку от мякиша.
На московском хлебозаводе, где Алеша работал бригадиром смены (мастер-пекарь), он отвечал лишь за свой участок; за работу тридцати человек, за каждый килограмм хлеба из сорока тонн, выпекаемых за смену, и все же это был лишь один участок. Здесь он отвечал за все.
Виталий просто очумел от работы, но командовать он мог лишь своими руками и ногами. Полы он мыл по-матросски: выливал несколько ведер воды и тер шваброй.