Помнится, по приговору тебя вначале должны были кастрировать, а потом отрубить голову?
– Не напоминай мне о безумии тех неразумных. Для них оскопить меня еще не значило лишить главного стимула жизни, поэтому они решили отнять у меня способность мыслить. – Малик притворно тяжело вздохнул. – Но такова уж участь всех одаренных Всевышним. Всякому, обладающему, подобно мне, столь блестящим умом и жаждой знаний, не избежать подстерегающих врагов.
– Сдается мне, чуть не постигшее тебя оскопление связано с твоими низменными страстями, а отрубленная голова – всего лишь скандинавская сага. Я так и не взял в толк, почему тебе понадобилось соблазнить жену начальника королевской гвардии?
– Я был нужен ей, – простодушно ответил Малик. – Эта скотина, ее муж, жестоко обращался с ней.
Гейдж покачал головой. Его не удивили слова Малика.
Женщине вовсе не обязательно быть молодой или привлекательной, чтобы оказаться в постели Малика. Он любил их всех и, похоже, наслаждался каждой с той же необузданной страстью, как наверняка и они с ним.
– Я беспокоюсь, все ли с ней в порядке сейчас, – заволновался Малик. – Может, стоит нам вернуться в Карзну и…
– Нет! – решительно отрезал Гейдж.
Тогда им едва удалось выбраться из Византии живыми и невредимыми и спасти вдобавок женщину. По настоянию Малика они взяли ее с собой и спрятали в надежном месте, в ее деревне.
– С ней все в порядке. Я дал ей достаточно золота, она безбедно устроит свою жизнь. Ты ей не нужен.
Гейдж говорил об известном им обоим, но Малику важно было еще раз услышать о благополучном завершении этой рискованной истории.
– Возможно, ты и прав. Я должен был помочь ей найти другого подходящего мужчину. – Он широким жестом указал на комету. – Подобно светящейся комете, я затмеваю все вокруг.
Гейдж ухмыльнулся.
– Насколько легче мне было бы жить, если бы ты сиял не так ярко и не так часто.
Лучистая широкая улыбка под густой бородой озарила прекрасное лицо Малика.
– Но ты не признаешь легкую жизнь. Благодаря мне ты развлекаешься и рискуешь. Поэтому ты и взял меня в друзья.
– Зачем я вообще ввязался в эту историю?
– Ты тоже не слишком-то застенчив и скромен. Так идем мы в эту Англию?
– Вильгельм поставил условие: если я соглашусь, то должен буду оставить тебя в Бельриве. Он боится, что твоя сарацинская душа навлечет гнев небес и погубит все дело.
– Ты разъяснил ему, что в бою мне нет равных и я могу завоевать этих саксов без его армии? – Малик гордо выпятил грудь. – Мой карающий меч заставит их удирать, как овец. У них от страха отнимутся ноги, когда я натяну тетиву лука и пущу стрелу. Их затрясет от ужаса и боли под копытами моего мощного коня…
– Я сказал ему, – перебил друга Гейдж, – что у них задрожат колени и застучат зубы от твоих хвастливых речей.
Малик печально покачал головой.
– Стрелы твоих ядовитых слов ранили меня в сердце. После стольких лет дружбы ты так и не оценил моих подлинных достоинств.
– Ты изо дня в день ежеминутно расхваливаешь себя. Как же я могу сомневаться в твоем мужестве?
– Я совершенствуюсь и хочу, чтобы ты знал об этом. – Малик отвел взгляд и тихо сказал:
– Если для тебя будет лучше, то я останусь в Бельриве.
– Ты позволишь Вильгельму указывать, с кем мне быть, кого брать в друзья и сражения?
– Он правитель Нормандии.
– Он нуждается во мне, а не я в нем. Если решу идти, ты пойдешь со мной. – Поморщившись, Гейдж досказал:
– Я уж не говорю о том, какой разгул ты устроишь здесь, оставь я тебя в замке.
– А ты затоскуешь без меня, и ничто тебе не поможет.
Помрачнев, Малик снова взглянул на небо.
– Возможно, мне придется остаться здесь, – пробормотал он. – У меня тяжелое предчувствие: там, за морем, меня ждет беда.
– Так начертано на небе, – едко заметил Гейдж.
– Господь милостивый, ты тоже лишился разума при виде этой дьявольской кометы.
– То, что не дано понять уму, чувствует сердце.
– Или придумывает. Может, тебе следует трижды прокрутиться на пятке вокруг себя, чтобы отогнать дьявола и спасти душу?
– Какой ты циничный, – передернул плечами Малик, – ни во что не веришь.
– На этой земле – нет. Впрочем, я верю в нас – в себя и тебя, в то, что можно видеть, услышать и потрогать. – Он взглянул на комету. – А ты, сдается мне, вроде Вильгельма, замечаешь только то, что тебе надо. Не хочешь сопровождать меня в походе, так и скажи. Не обижусь.
– Я пойду, – прервал недолгое молчание Малик. – Пусть будет что будет. – Говорил он спокойно, но обреченно. Внезапная улыбка озарила его лицо. – Обещай мне, что не дашь погибнуть от рук этих варваров. Столь печальный конец не годится для такой блестяще начатой карьеры.
– Обещаю. – Гейдж признательно взглянул на друга.
– Хорошо. – Малик поспешил к двери, ведущей из зала. – Раз уж мы решили броситься в эту кровавую бойню, то следует не теряя времени предаться прелестям жизни. Вот уже три часа меня в спальне ждет прелестная дама.
– Наверняка она уже ушла. Дамы не любят ждать.
– Эта останется… Из любопытства. Она хочет проверить, правда ли, как говорят, что сарацин прекрасен телом так же, как и душой. – На мгновение остановившись у порога, он сообщил:
– Ее имя леди Женевьева. Ты не против? Она ведь была твоей дамой.
Гейдж пожал плечами и равнодушно заметил:
– Не стоит и спрашивать. Мы и прежде делили женщин. Ты прав, она из любопытства никуда не уйдет. Дама обворожительна и…
Ему с Маликом приходилось много раз обладать знатными дамами, здесь и в Византии, которые скуки ради искали тайных развлечений. Женевьева оказалась забавнее других, но Гейдж не обольщался на ее счет: как и она к нему, так и он не чувствовал к ней привязанности.
– …очень изобретательна. Ты получишь удовольствие.
– Если тебе нужна женщина, то она намекнула, что не прочь, если мы оба окажемся с ней в постели.
– В другой раз.
Малик в нерешительности потоптался, вглядываясь в лицо Гейджа.
– Тебя мучают сомнения? Хочешь поговорить? Я останусь.
– И заставишь ее опять ждать?
– Ей придется ждать меня вечно, если я нужен тебе. Награда за дружбу дороже телесных утех.
– Но получаешь ее не сразу. – Он нежно улыбнулся Малику. – Иди. Увидимся утром.
Малик кивнул и вышел из зала.
Гейдж обратил взгляд к комете, и сердце бешено заколотилось от нахлынувших вожделенных мечтаний.
Англия. В памяти ожили рассказы о ней короля Хардраады в полумраке его замка, о лакомстве со сладким названием «Англия». Его отцу всегда хотелось заполучить эти земли. Гейджу, его незаконнорожденному сыну, бастарду, еще предстоит поквитаться с Норвегией и Хардраадой, когда он вступит в союз с Вильгельмом. И он пойдет до конца, он заставит отца признать его.
Впрочем, вряд ли это удастся. И все-таки долгое время в нем теплилась надежда, но со временем и она истаяла. Что ж, придется понять простую истину и смириться. Во время последнего похода Хардраада с грубой прямотой отрекся от сына.
Раз у него нет отца, то ни о какой преданности не может быть и речи.
Англия открывала для него безграничные возможности. В честолюбивых мечтах Гейдж заносился высоко, и презираемая им знать ловила каждый его жест, наперебой пытаясь услужить. Он мечтал о власти, славе и трепете подданных, о чем Гейдж не мог даже подумать в Нормандии и в Норвегии.
Яростное свечение кометы звало к сражению, вселяло уверенность в победу.
Хотя Гейдж и не верил в приметы, но ему, как будущему барону, а может, и наследнику Хардраады, не обойтись без надежной защиты.